Эй, Баргузин, пошевеливай…

Характер наших путешествий сильно изменился с их начала. Стартовали мы с поездок от океана до океана. Затем поджались до Европы. Дальше — до Белоруссии. Следом — до центральной России. Потом до Алтая и Монголии. А сейчас ограничились Бурятией. И есть тому объективные и субъективные объяснения. Вдаваться в них не стану, скажу, что просто стал больше ценить, то, что имею. И находить в этом удовольствие. Теперь не десятки городов пролетают за окном автомобиля, да так, что не успеваешь их потом даже вспомнить толком, а происходит неспешная, вдумчивая поездка с частыми остановками и нежданными открытиями.

Итак, наш экипаж в прежнем составе (я за рулем, моя жена Елена рядом), на прежнем автомобиле (3-литровый дизельный Прадо 150) едем по одной из самых красивых территорий России — республике Бурятия в русский исторический город Баргузин.

Баргузин — слово известное. Но для многих непонятное. К тому же имеющее несколько значений. Это и байкальский ветер, и река, и, конечно город, ныне практически выродившийся. Все это мы увидим и прочувствуем.

Итак, наш путь прострочен из Иркутска в Баргузин, ныне райцентр, лежащий, как это ни странно, в стороне от священного моря, но в представлении народном тесно с ним связанном. Обо всем расскажу по порядку.

В последнее время наша дорога на восток всегда проходит через поселок Посольский. И не случайно. Здесь стоит потрясающий монастырь, поставленный на крови. Тут погибли посольские люди, следовавшие в Китай. Подробнее о нем я рассказывал, в том числе и на Дроме.

В этот раз мы шли по этому маршруту в непогоду. Вперед нас мчались какие-то отморозки, которые были таковыми по факту, и по предназначению. Когда мы их таки настигли, то они уже разворачивали доски и паруса для виндсерфинга на берегу штормового Байкала. Правда в зоне, куда волна не добивала.

Здесь есть залив, куда штормовые волны не достают, так как он отрезан от остального Байкала косой. Не случайно это местечко облюбовали виндсерферы и кейтеры: здесь дуют мощные ветра, а водная гладь практически гладкая. Прохладно, конечно, но адреналин согревает ловцов ветра.

Мы посмотрели на их подготовительные работы, но кульминации не дождались. И покатили дальше по побережью. Солнца не было. Был сумрак, но не угнетающий, а такой мрачновато возвышающий.

Мелодии ветров, низкие облака, пески дюн, серые строения окрестных деревень как бы навевали: было трудно, будет трудно: а чего ты хотел? Жизнь — борьба. Так ты и борись.

Я человек не религиозный, но снимать монастыри и церкви люблю. Во-первых, это красиво. Во-вторых, вокруг монастырей есть жизнь, и она осмысленная. 

И вот мы вновь у ворот единственного в Бурятии женского монастыря, который именуется Сретенским. О нем уже рассказывал тут.

Здесь мы уже были, и логика движения вновь нас приводит сюда. В таких остановках всегда хочется найти новый смысл. И он, обычно, лежит на поверхности. Мимо которого ты, просто второпях, в прошлый раз проскочил. Наверное, что-то всегда остается потаенным, открывающимся по некому прошествии времени, которое еще нужно прожить. И в этот раз я нашел на здешнем погосте могилу декабриста и деревеньку, поднятую монашками из руин, впрочем, как и храм.

Странно, конечно, что об истории российского дворянства мы узнаем в основном из источников, связанных с бунтовщиками и неудавшимися цареубийцами, а не с теми, кто строил империю, служил ей и умирал за нее.

Но для Сибири сформировался мощнейший культурный пласт, завязанный на декабристов, значительно повлиявший на местную ментальность.

Кстати, Иван Федорович Шимков, лежащий под этим камнем, был не самым ярким ее представителем. Прапорщик Саратовского пехотного полка прожил короткую жизнь, в которую вместились противоречивые события. Полтавский дворянин прослужил царю всего 4 года, но затем был приговорен к 12 годам каторги за участие в заговоре. Оттрубил не до звонка и был помилован. Жил в бедности. Но занимался литературным трудом, в том числе переводами, которые запрещено было публиковать, так что скорее это было хобби, как бы сейчас сказали. Хотел жениться на Фекле Батуриной, уроженке села Батурино, куда был сослан на поселение. Но не успел. Умер в 33 года. И был похоронен на кладбище в Батурино, под плитой, которую, по слухам, привезла сюда княжна Волконская.

Сретенский монастырь и одна из немногих уцелевших могил незадачливого декабриста являются притягательными целями для туристов, следующих этим маршрутом. И я постоял над ней с непокрытой головой.

А потом прошелся по деревне, в которую потихоньку возвращается жизнь с помощью трудолюбивых монашек. И в этом тоже есть парадокс.

Байкальские дюны и особая зона

От столицы Бурятии города Улан-Удэ до поселка Баргузин более 300 километров пути. Нужно отметить, очень красивой дороги, большая часть которой идет вдоль Байкала. И в отличие от иркутского побережья к озеру можно подъехать практически беспрепятственно. А сделать это хочется постоянно, поскольку красоты открываются потрясающие.

Нам повезло: погода стояла просто отличная. И эти недолгие остановки делали нашу поездку еще более запоминающейся. Особенно впечатлил участок с дюнами. Мы, как завороженные, бродили по нему и никак не могли заставить себя продолжить свой путь.

Кроме естественных красот полюбовались и на рукотворные. На середине нашей дороги у поселка Турка раскинулась особая экономическая зона, на которую бурятские власти возлагают большие надежды, так как связывают с ней большие ожидания на увеличение туристического потока. Здесь мы уже бывали, правда, зимой.

Тогда и погодные условия были другие, и крупное событие, происходящее здесь (всероссийские соревнования по рыбалке со льда), отвлекло наше внимание. Но в этот раз ничто нам не помешало побродить по облагороженной территории. И даже добраться до маяка, поставленного в центре залива. Как изначально предполагал, он оказался бутафорским. Точнее, это было кафе, построенное столь оригинально и, несомненно, пользующееся популярностью. За возможность подняться на верхнюю площадку с посетителей здесь берут деньги.

Мы здесь оказались утром, до его открытия, так что возможность сделать эффектный кадр упустили. Зато наснимал много другого. 

Одно огорчило — неприбранность территории. Туристический народ уже подтягивался на набережную, а следы от вчерашних гуляний никто и не пытался прибрать. Предположу невероятное: дворники тут работают с обеда. Если это так, то расчет на какие-то сверхдоходы от туристов в этой особой зоне явно избыточны.

Баргузин

Отчего-то я планировал легко и непринужденно широкими мазками описать сибирское село Баргузин. Но чем больше вчитывался в его историю, тем яснее понимал, что этот русский городок настоящая вселенная, постепенно превращающаяся в черную дыру.

Изначально название Баргузин исходит от бурятского слова баргажан. Что означает и один из бурятских родов (баргуты), и такое понятие, как глушь, окраина, глухомань. Но русское словцо зажило самостоятельной жизнью и приобрело много значений, о некоторых из них я уже упоминал. При этом оно намертво связано с Байкалом, хотя само поселение отлежит от озера на многие десятки километров. Но это ветер, это река, это зверь, это исторический русский город.

Летом 1648 года енисейский атаман Иван Галкин на входе в Баргузинскую долину поставил острог. Иван человек был ушлый и действовал по уже не раз отработанному плану. Видимо, понимал, что нужна тут крепость. Но чуйка подвела его: никто на острожек не нападал и, когда он почти через сотню лет сгорел, то все перекрестились и нового строить не стали. На месте поселения возник город, который получил в 1783 году получил статус уездного.

А затем царица Екатерина II дала ему герб. Поскольку уезд тогда в ходил в Иркутскую губернию, то в верхнем поле был бабр с соболем в пасти, а в нижнем белка с кедровой шишкой в лапах. И тут возник конфликт интересов, поскольку в сибирской тайге белок и шишек много, а вот баргузинский соболь единственный и уже тогда был царем мехового царства. И им остается доныне, но двух соболей герб бы точно не вывез.

В свое время Баргузин передали в Забайкалье, а точнее в Нерчинское управление (а это, чтоб вы знали, знаменитая каторга), и у города началась новая жизнь.

Плохо это или хорошо, но лифляндские немцы, в лице братьев Кюхельбекеров удобрили эти суровые сибирские земли. Как вам, возможно, известно, это были декабристы, а один из братьев (старший Вильгельм) близкий друг Александра Пушкина. Младший (Михаил) получил 8 лет каторги, считай, ни за что. Он не был членом тайных обществ, но в восстании на Сенатской площади принимал участие. Самостоятельно сдался, причем сразу великому князю, то есть брату царя.

После 5 лет каторжных работ его сослали в Баргузин на поселение. Здесь открыл больницу и при ней аптеку. Обучал местных жителей грамоте безвозмездно. Занимался изучением Забайкальского края, публиковал даже некие труды на эту тему. Стал многодетным отцом (6 детей), женившись на здешней мещанке. Михаил прожил довольно насыщенную жизнь в Баргузине, даже имел лицензию на золотодобычу. Когда его помиловали и вернули дворянство, то возвратиться в родные места он то ли не смог, то ли не захотел. Умер в 1859 году, прожив здесь почти 30 лет. Вот его могила. Кстати, она была утеряна, но ее вновь обнаружили в 1989 году.

Затем к младшему брату присоединился и Вильгельм. Ему насчитали 20 каторги, и было за что: пытался на Сенатской площади застрелить брата императора. Вот от кого ничего такого не ждали, ведь в лицейской среде за недотепистость его дразнили Кюхлей. Но Александр Сергеевич рассмотрел в нем ранимую и мятущуюся душу. На каторгу старший Кюхельбекер не попал, так как был отправлен в арестантские роты, а затем на поселение в Баргузин. Здесь взял в жены дочь почтового чиновника на 20 младше себя. Трудно в это поверить, но, якобы, не умевшей читать. Это, похоже, его счастливым не сделало. Как и брат занимался обучением грамоте местных и литературными трудами.

Жили Кюхельбекеры в одном доме, который, увы, не сохранился. На его месте сейчас стоит памятник.

Совместный быт не был продолжительным: Вильгельм попросил о своем переводе, который и был удовлетворен. Последние дни декабрист доживал в Тобольске, где и умер от чахотки в 1846 году.

Кюхельбекеры, что называется, открыли политическую ссылку в Баргузине. После них здесь отбывали наказание и петрашевцы, и народовольцы. Да и многие другие.

Но городок славен не только этим. Возможно, он единственный в Сибири, где треть населения составляли евреи. Причина простая: в царствие Николая I разрешено было оставлять в Забайкалье на поселении иудеев преступников. Вначале это были только уголовники, а затем и политические. Странно, но в суровых сибирских условиях они отлично прижились. Более того, сюда за свободой и новыми возможностями потянулись их единокровные братья и сестры ни в чем не провинившиеся перед законом. Конечно, это был побег из бесперспективных местечек и черт оседлости. Там, в лучшем случае, им светила профессия сапожника или портного, а здесь они становились купцами и золотопромышленниками. Причем успешными и многое сделавшими как для Баргузина, так и для исторической родины.

Вот, кстати, яркий пример: уроженец этих мест и выходец из семьи политических ссыльных Моисей Новомейский стал одним из основоположников израильской химической промышленности. Он основал компанию, которая до сих пор занимается добычей поташа, брома, магния, хлора, натрия и других ценнейших минеральных солей из Мертвого моря. Тут можно было бы пошутить на тему, как жизнь довела Моисея от священного моря к мертвому, но Новомейский уже этот сюжет обыграл в свое автобиографической книге.

Кстати, на существование еврейской колонии я обратил внимание, когда пришел на могилу Михаила Кюхельбекера. Она находится на старом еврейском кладбище. На самом деле, погост многоконфессиональный, но значительная его часть отведена под еврейские захоронения. Есть тут православная часть, а сам Кюхельбекер вообще был лютеранином.

Кстати, для уездного городка в несколько сотен человек, статский советник, лежащий под этим камнем, был величиной крупной. Его положение в еще петровском статусе рангов находилось где-то между полковником и генерал-майором.

Необычность кладбища не только в этом, но и в самих могилах. Напомню, это таежный край. Зверь здесь ходит по околицам. Вероятно, для того, чтобы медведь не вскрыл свежую могилу, её засыпали крупными камнями или ставили монолитную пирамиду, которую зверю сдвинуть невозможно.

Что не может сделать медведь, то могут люди. В годы перестройки в Баргузин прибыла необычная международная экспедиция. Она искала могилу знаменитого венгерского поэта Шандора Петёфи. Якобы в ближайшем поселении видели крест с надписью, что здесь захоронен Александр Степанович Петрович, венгерский майор и поэт, который умер тут в мае 1856 года. Дело в том, что Александр Петрович — это настоящее имя Шандора Петёфи. Но по официальной версии национальный герой Венгрии погиб в стычке с казаками генерала Паскевича. Но тело так и не было представлено и захоронено. Многим бы хотелось, чтобы поэт еще пожил. Так и родилась версия, что он оказался в ссылке в Сибири. И пока история еще не закончилась. После многих экспертиз часть исследователей пришла к заключению, что извлеченные из сибирской могилы останки вообще принадлежат женщине, но инициаторы поиска считают, что они настоящие, и требуют их торжественного перезахоронения на родине поэта.

Однако, на мой взгляд, для Баргузина достаточно и одного друга русского гения, а венгерский герой и поэт — это уже перебор.

Итак, что мы имеем в остатке. Бывший исторический русский город с очень необычной историей, но переживающий сложные времена. С исчезающей красотой и стадом коров в центре, подъедающим спиленные тополя.

Гулкий и мрачноватый собор, построенный как крепость. Купец, давший на него деньги, похоже, решил сэкономить на архитекторе. Хотя и сам дом этого хорошего человека сейчас выглядит не лучше.

А вот синагога не сохранилась. Зато местный предприниматель (бурят) решил открыть кафе с еврейской кухней. Обещает поставить две юрты, где будут подавать мацу и рыбу фиш. Но кто к нему придет? Остались, говорят, потомки почти полностью уехавшего народа, которых распознают по внешности и повадкам, но заполнят ли они заведение, сделают ли его прибыльным? 

Хотя туристы из Израиля приезжают. Кто по делам, кто на родные могилы.

Кстати, добраться в Баргузин стало сложней. Дорогу перед поселком реконструируют. И вместо асфальта здесь даже не гравийка, а больше 20 километров грунтовки, которая в непогоду легко может превратиться в непроходимое для обычной техники состояние. Вообще, с дорогами в Сибири происходит что-то непонятное: зимой ты передвигаешься по снегу и льду, ибо дорожное полотно от них не чистят, а летом стоишь в реверсе или пробке из-за бесконечного ремонта. И вроде видно, что деньги вкладываются в дороги огромные, а когда же по ним нормально будем ездить?

Село Баргузин интересное, но небольшое. На пять тысяч жителей. За день его можно всё осмотреть и объездить из конца в конец. И не раз. Так что особого смысла задерживаться здесь не было. И мы решили вернуться к Байкалу, а до него, как уже рассказывал, отсюда было пути километров 50. В планах у нас было пожить немного в курортном местечке Максимиха.

Максимиха

Свою популярность она приобрела из-за песчаных пляжей, тянущихся на многие километры вдоль берега. Кстати, местами с черным песком, видимо, это результаты давней вулканической активности.

Особенностью Максимихи является и то, что она находится в заливе, или, как тут говорят, губе. То есть, в закрытом от ветров пространстве. Вдобавок, глубины здесь небольшие и байкальская вода прогревается до такого состояния, что в ней можно купаться. Молодняк вообще часами не вылезал на берег, но это, в основном, были местные ребята и девчата. Так что приезжим из теплых краев нужно делать поправку на это обстоятельство.

Первая линия поселка сейчас почти полностью застроена гостевыми домами и турбазами, рассчитанными на различный кошелек.

И туристическая инфраструктура здесь вполне развита: есть чем развлечься, где вкусно перекусить и преклонить голову.

Природа здесь еще живая. Несмотря на разрушающую человеческую активность. Бурундуки запросто выходят к людям. Правда, ненадолго. Потому, что местные собаки не дают им расслабиться. Вот загнали зверька под бревно: не знают, как достать.

А еще ко всем этим удовольствиям бесплатно прилагаются потрясающие байкальские закаты и восходы. Ради них одних стоит приехать сюда.

Мы покидали Максимиху в хорошем настроении. Поселок оправдал наши ожидания, особенно порадовав закатом. Нам повезло — погода стояла отличная. Но мелочи свидетельствовали о том, что не всегда так хорошо здесь бывает.

Особенно удивила ель на окраине. Байкальские ветра расщепили её макушку на десятки стволов. Более того, на дереве росло еще одно дерево параллельно основному стволу. Такие закавыки местная природа демонстрирует массово. Куда там прибалтийским танцующим деревьям. Здешние шторма оставляют от некоторых деревьев только макушки. Особенно свирепствует ветер Баргузин. Говорят, он зарождается в долине, из которой мы недавно выбрались, и разгоняется там как в аэродинамической трубе, вырываясь к Байкалу на огромной скорости и поднимая волну до 4 метров.

… В планах у нас было уйти на Иркутск через паромную переправу на Селенге, минуя столицу Бурятии город Улан-Удэ. Там был и выигрыш в расстоянии, примерно в сто километров, и пришлось бы идти по ранее не хоженому маршруту, что само по себе интересно. Но прежде мы еще покатались по побережью Байкала, посмотрели на здешние деревеньки, берега.

Что сказать, есть на бурятском побережье пляжи и покруче Максимихи, но, вероятно, воды здесь более глубокие, а берега не закрытые от ветров. То есть, выгадывая в одном, всегда проигрываешь в чем-то другом.

А вот бревенчатые домики везде похожие. Три окна на улицу — таков стандарт. В здешних старообрядческих деревнях везде так.

На подъезде к поселку Татаурово, откуда начинается путь на переправу через Селенгу, решили выяснить, работает ли она. И правильно сделали. Переправа из-за сильных дождей уже несколько дней не работала. Специально заглянули потом в Турунтаево (где она заканчивается), чтобы посмотреть: в чем проблема. Ну, вы сами видите в чем: паром просто невозможно подогнать к берегу из-за высокой воды.

Волей-неволей пришлось на двигаться на Улан-Удэ. И об этом не пришлось потом жалеть. Увидели хорошо знакомый город с необычного ракурса.

Улан-Удэ

В свое время Антон Чехов сделал то, чем сейчас заняты тревел-блогеры. Он описал свое путешествие на Сахалин. И сделал это так, что страна содрогается до сих пор. Во многих городах, через которые проехал великий писатель (сейчас бы его назвали ЛОМом или суперТОПОМ), стоят ему памятники. В основном нейтральные, но есть и удивительные, как, скажем, в Томске. В Улан-Удэ (тогдашнем Верхнеудинске) он тоже есть. Стоит (точнее, сидит) Антон Павлович на главной пешеходной улице города. И каждый желающий может с ним запросто сфотографироваться.

А всего-то Чехов в своем частном письме сказал: «Верхнеудинск — миленький городок». И всё. Миленький! Как вам такое? Ну, может быть миленьким котенок, цветочек, но суровый сибирский город? Местные мужики с недоумением смотрят на памятник Чехову…

Но мы сегодня пройдемся по Улан-Удэ, практически по его центру и оценим всю его милоту.

Маршрут знакомый, но в этот раз приметил мемориальную доску: оказывается, недалеко от Антона Чехова останавливался и цесаревич, в своем не менее знаменитом путешествии по Российской империи. План был хороший: наследник престола осмотрел всю страну и вроде должен был понять, какая она большая и сложная. Но правильных выводов царь Николай II, в отличие от писателя, не сделал. Потому, что Россия может быть не только «миленькой», но и ужасной.

… Гуляя по столице Бурятии, впервые выбрел к конной статуе бывшего министра обороны Польши. Парадокс в том, что человек, сидящий на лошади в центре Улан-Удэ, был и министром обороны СССР. И это Константин Рокоссовский, знаменитый маршал, имя которого гремело и в годы Великой Отечественной воды, и долго после нее.

Удивительно, но судьба полководца довольно тесно связана с Бурятией. Он женился в бывшем Троицкосавске (ныне Кяхта) и прожил с женой долгую и непростую жизнь. Громил отряды барона Унгерна, заходившие из Монголии. Участвовал в создании первых воинских подразделений в советской Бурятии.

На склоне лет маршал посетил места своей боевой юности. Так что памятник Рокоссовскому стоит здесь по делу.

Бабха

Из Улан-Удэ мы возвращались в Иркутск по не раз уже езженому маршруту. И ничего необычного на нем нас не ожидало. Останавливались только в нужных местах. О двух из них расскажу.

Конечно, тормознули на знаменитом рынке клубники сразу за Байкальском. Оказались там за сутки до клубничного фестиваля. Я был на нем пару раз, интересно местами показалось, но эйфории не случилось. Да и большинство собравшихся на рынке в Бабхе продавцов туда не поедут. По простым причинам: нужно пахать на плантации в эти золотые денечки, а не на фестивале прохлаждаться. Да и кто там будет покупать на празднике клубнику ведрами, как перекупщики, собравшиеся в этом месте?

А в этом году уродило как-то по-особенному. Вообще-то, зона сама по себе аномальная, но сейчас такой урожай, что цены даже упали к прошлому году. В среднем за 5-литровое ведерко клубники просили по 2 тысячи рублей. Был и торг. И я пережил блаженные воспоминания давних лет, когда крупную ягоду из ведра можно было есть, пока не надоест. И она была вкусной.

Кстати, под этот фестиваль, похоже, придумали новый салат «Бабха»: клубника, немного зелени и сыр. Слышал, но не пробовал. Ягода и без того заходила на ура.

Ну и последняя остановка почти на старте Кругобайкальской железной дороги. Когда-нибудь и я по ней проеду. А сейчас только посмотрю.

Но с этого места до дома меньше 100 километров. И мы их проходим, хотя дорога сложная в сложную погоду: все-таки перевал, каких еще поискать. Не всякий его преодолевает без проблем. И я тут не шучу, ибо порой бывало страшно. Но не в этот хороший раз.

Вот и всё, мы наконец-то дома. Прошли около 2 тысяч километров, и все было в кайф. Машина нас не подвела.

Июль 2023 года.