Дорогами СССР. Часть вторая

• Часть 1

УЗБЕКИСТАН

31 июля, в пустыне, сразу за узбекским постом, 5370 км

Ровный, монотонный, хлопающий звук, как от винта вертолета, выводил из состояния сна. Звук был нозящий и очень бесил, но открывать глаза и тем самым вынырнуть окончательно из забытья не хотелось еще больше. Несмотря на открытую и продуваемую палатку, поднимался зной и становилось душно. Я открыл глаза, окончательно выведенный из анабиоза возней АВ, который уже встал и демонстративно шумно вел себя в опасной близости от нас с Малютиным. Прям над головой о нашу с Малютиным палатку, болтаясь на ветру, хлопал, давече, кое-как закрепленный, край тента. Проклиная поднявшийся ветер и жару, Я встал. Голова гудела, то ли от неправильного времени сна, то ли от этого вертолета.

Пришло время разобраться с подвеской Форда. Что-то начало жестко греметь в передней подвеске перед казахско-узбекской границей.

Внешний беглый осмотр (это когда тупо под машину заглядываешь) показал, что скоба, крепящая сайлентблок стабилизатора, лопнула. Снимаем ее… Выдвигаемся на Нукус… Подвеска продолжает греметь, особенно на торможение происходит жесткий металлический «бряк!».

Немного проехали, нам преграждает путь пост, где проходим регистрацию. Эцилоп указывает на то, что тонировка запрещена (у нас на задних стеклах присутствует тонировка), АВ брыкается, что он тут проездом. В общем, долго не препираемся, решаем, если будут вопросы, просто окна опускаем и вся недолга.

Пока АВ выяснял тонкости узбекских дорожных правил (ремни, включенный свет при движении...), ко мне подошел парень славянской наружности и попросил подвезти. Парня этого и девушку мы уже видели при пересечении казахской границы. Эксцентричная пара из Киева с рюкзаками пешком и автостопом двигалась от самого Киева через Россию, Грузию, Казахстан, Узбекистан, на Памир. Братьев славян Евгения и Оксану беремся подвезти до Нукуса. Как выяснилось, наши попутчики двигались без конкретного плана, имея бюджет, с их слов, 100 баксов… Скорее всего, врут, ибо всякие люди в пути могут попасться, вот и прибедняются.

Пейзаж уныл и безжизнен, взгляду зацепиться не за что. Кругом скудная жесткая колючка (типа растительность) и песок. Едем с открытыми окнами, пылим.

У дороги посреди пустыни видим чайхану, айван у чайханы в зелени, как оазис посреди пустыни, под которым распыляется водный пар… Еда, вода, тень, отдых, не сговариваясь сворачиваем к чайхане. На топчанах ковры, чисто, блюда в среднем 9000 сум. Разложились на топчане, вокруг люди тоже на топчанах. Кто чаевничает, кто питается, кто просто дрыхнет. Те местные, кто бодрствовал, проявили к нам интерес: кто, откуда, куда, приглашали в гости… Ели мы с аппетитом, жадно чавкая едой, шваркая чаем. Мы притащили свой арбуз, нам его помыли, порезали, а хозяин заведения, лично, принес большой поднос с нарезанной дыней — подарок от заведения. Дыня была отменная, в первый раз такую ел... сочная и сладкая, мякоть аж прозрачная, сок стекал чуть ли не по локтям.

Такой сорт дыни не довезти до наших северных краев, потому что кожура тонкая, поэтому реализуется только на местных рынках. Позабыв про арбуз, дыню смяли в считанные минуты, потом уже добивали арбуз с лепешкой и чаем… Выходить из благодатной ленивой тени из лежачего положения пузом кверху в пыль и зной никто не горел желанием. Но на то мы и дикие северные люди… Сползли с топчана, поблагодарили гостеприимного хозяина, похвалили дыню и полезли в адское нутро раскаленных на солнце машин.

Несмотря на пекло и громыхание в подвеске, настроение резко улучшилось, сложная граница позади, приятная тяжесть в желудках. Узбекистан начинал нравиться.

Из беседы с нашими славянскими братьями Евгением и Оксаной, стало понятно... Основная мысль, культивируемая СМИ на Украине, что СССР больше нет и нет смысла больше оглядываться на Россию, нужно жить и двигаться дальше своим путем. Национальная идея украинцев — получить безвизовый режим с Европой. И половина страны уже сидит на чемоданах и ждет, когда же им откроют границу, чтобы они могли свалить из страны в погоне за лучшим будущим. СМИ настолько запугали украинский народ зверствами русских по отношению к украинцам, что путь они видят только в одну сторону — на запад, в Европу.

АВ снова шиномонтажится...

На колесе стоит секретка и никаким уговорам не поддается. Метнулись в какой-то рабочий поселок, узнали, где ближайшая шиномонтажка, накачали колесо, как могли, и дотянули до автосервиса уже на полуспущенном.

Пока АВ с Андреем боролись с секреткой, мы с Малютиным разжились бутилированной водой из холодильника в местном предприятии общественного питания.

Секретка была без жалости, и даже с некоторым злорадством, спилена болгаркой с кличем: «и не такие дела заваливали...». Колесо, не без труда, было побеждено местными шиномотажниками, вместо секретки ввернули обыкновенную гайку.

Наконец-то Амударья… Саму реку мы еще не видим, но уже въезжаем из раскаленного сухого пустынного климата в зеленый оазис. Вокруг арыки, огороды, зелень. Воздух жаркий, влажный и резко пахнет непроточной, озерной водой. Амударью, о которой только читали в учебниках истории, мы пересекли перед въездом в Нукус. Видно было невооруженным глазом, что знавала река и более полноводные времена… Две великие реки Амударья и Сырдарья, впадающие в Аральское Море, — кровь пустыни, основа жизни для местных тюркских народов. Вода из этих рек, берущих свое начало в памирских ледниках, давно уже не достигает Арала. Тюркские народы пожертвовали морем, чтобы превратить безжизненную пустыню в цветущий оазис.

В Нукус въезжаем по ночи, в дело вступает Малютин со своими служебными контактами. Встречает нас по-азиатски со всем радушием Юнус (сослуживец коллеги Малютина) со своим товарищем Баходыром. Баходыр на своей Дэу Нексия ведет нас к гостинице кривыми ходами да кругами, дабы не привлечь любопытство местных эцилоппов.

Братьев хохлов передаем Юнусу, хотя те и просили их бросить где-нибудь за городом.

Юнус сам в гостях, поэтому заботу о малороссах берет на себя товарищ Юнуса Баходыр. Восточное гостеприимство не позволяет Баходыру вывести гостей за город, и, несмотря на всю силу пропаганды пророссийского СМИ в Узбекистане, берет братьев славян на ночь к себе. «Столько лет были братскими народами, а теперь враги… Чем вам там мозги забили?» — вопрошает Баходыр, обращаясь к Евгениею с Оксаной. В ответ политкорректное молчание... Лично Я против взваливать ответственность на двух молодых людей за политическую и информационную ситуацию на Украине, потому от таких формулировок в дискуссиях уклонялся.

В гостинице с нас пытаются содрать по 50 баксов с человека. И не сказать, что гостиница прям люкс, и не видно, что она прям забита посетителями. Хоть и ночь, но на парковке нет машин, пустая гостиница-то… Специалист по связям с общественностью публично возмущен таким вопиющим меркантильным отношением к русским туристам: «Мы что... иностранцы какие? Мы же русские, какие баксы?» После длительных и трудных дебатов торги закрылись на сумме 600 000 сум, это около 24$ с каждого.

Подняв вещи в номера, Я и Малютин делаем вылазку за пивом в ночной Нусус. Находим какую-то забегаловку, видимо, по запаху, потому как опознавательных знаков никаких не видно. Снаружи под навесом стоят топчаны, закрытые от глаз тканью, где угадывается синюшный движняк. За драпировкой горит свет, и вокруг вьются ночные летающие насекомые. Внутри пустое обшарпанное помещение, пропитанное кислым запахом разлитого пива. Никаких украшений или приукрас, все в грязных и серых тонах, еще бы бамбуком тут все отделать, что дополнило бы антураж вьетнамской грязной забегаловки с женщиной на розливе, тараторящей на родном, только ей понятном языке.

Увидев два крана для розлива пива, мы с Малютиным воспряли духом, наши телодвижения обрели осмысленность. С первых же фраз стало понятно, придется брать то, что есть, тыкая пальцем в кран, откуда должно появляться пиво. Ибо женщин, единственный обитатель помещения с грязными столами, где есть два крана с живой водой, не понимала нас ни по-русски, ни по-английски. Показал ей жестом два пальца, а потом на кран с пивом, она налила нам по кружке пива. Отхебнули с Малютиным, дело пошло, мозг начал разогреваться… Достали две пластиковые бутылки со стеллажа, сунули ей и показали на кран, женщин понял правильно, начала наливать. Вопрос: «Вопрос есть чё к пиву?», остался риторическим… По-хозяйски огляделись с Малютиным, увидели коробку со всякой гадостью (орешки, сухарики, чипсы). Начали там деловито рыться, как свиньи в апельсинах, определившись с набором «к пиву», спросили: «Сколько сум?». Услышав название местной валюты, женщин понял нас без дополнительных жестов, взяла калькулятор и показала на нем сумму. Оставался последний штрих, куда все это сложить, нужен был пакет… Женщин не хотел нивкакую понимать, что мы от нее хотели, спас ее незнакомый парень, зашедший в эту Аллахом забытую забегаловку. Услышав русскую речь, поздоровался за руку, спросил чисто без акцента: «Русские? На Газпроме тут работать приехали?» «Русские… — отвечаем, — нет не Газпром… Туристы... Скажи женщине, чтобы пакет дала», — переходим сразу к делу. Пару слов и наш товар был упакован в надлежащем виде. Еще чуток перетерли с местным товарищем, носителем двух языков, и пошли до гостиницы. Кружка пива играет внутри, а руку приятно оттягивает пакет в предвкушении. Наконец-то, цивилизация...

01 августа, г. Нукус, гостиница, 5795 км

Спали долго, до тех пор, пока сон перестал влазить. Пока сделали регистрацию в гостинице, потырились в местный телек, тот, что в холле гостиницы на первом этаже, подъехали Баходыр с Юнусом. Двинули на рынок решать текущие вопросы.

Во-первых, меняем деньги по курсу 1$ = 6200 сум, пять бумажных стобаксовых американских купюр на картонную коробку денег (3,1 миллиона сум).

Юнус сделал звонок, женщина на матизе привезла коробку… Мы богаты. На рынке берем две симки местного билайна, по симке на машину.

Моем машины, меняем масло, варим крепление стабилизатора на Форде (скрученного сразу после казахско-узбекской границы), меняем масла (замена масла на Форд 150 000 сум, фильтр масляный 30 000 сум). АВ балансирует-таки свое колесо.

Теперь заправка дизельных машин...

Узбекистан — страна дэу-шеви-нексиа-матизов и дамасов, которые ездят в этой стране на газе. Тут все ездят на газе буквально, даже камаз видели на газе... Два вида заправки всегда соседствующих друг с другом — метан и пропан. Найти дизель на заправке нереально. Дизель в этой стране покупается с рук. Делается это так… Видишь дизельный автомобиль, останавливаешь его и пытаешь, где он берет топливо... «Едешь по главной, сворачиваешь на третью улицу, там вся улица торгует дизелем», — объясняет камазист. Едем, сворачиваем, ломимся в ближайшие понравившиеся ворота частного дома, где удобно парковаться. Дизель выносят нам алюминиевыми винтажного вида канистрами разного достоинства 5-10-20 л. Цвет «саляры» так себе… буквально, дерьмовый, это больше никак не назовешь. Надежда только на то, что простые дизеля без электроники едят любую солярку. Отдаем серьезную часть денег за топливо из нашей коробки. На наши деньги, 40 рублей за литр ДТ вышло.

Дела поделаны, обедаем перед дорогой. АВ у Юнуса расспрашивает о достопримечательностях Бухары, Самарканда, Хивы, а также узнает цены за фрукты, шашлык и прочие полезности. Баходыр в дорогу снабдил нас узбекской водкой.

Контрольное фото с Юнусом и Баходыром, братаемся и двигаем на Ургенч, где нас уже ждет предупрежденный и подготовленный Юнусом его товарищ.

В Ургенче нас встречает Отомурот, сослуживец Юнуса, и с ним молодой парень. Братаемся, как положено, знакомимся. «Вай, что за иностранец, это точно русский?» — шутит Отомурот, жестикулируя в сторону Андрея. «Да, русский-русский, — утверждает АВ, — Москва его так потрепала».

Отомурот со своим товарищем провожают нас до гостиницы в Хивах. Вокруг зелень, поля, хлопок, рис, азиатские тенистые дворики, укрытые за стенами, пристроенные друг к другу, обязательные резные ворота во двор.

Особенности архитектуры таковы, что каждый клочок земли вдоль арыка ценен, земля ценится только с водой, без воды это пустыня. Поэтому дома с тенистыми садами, огороженное высокой стеной, жмутся друг к другу вдоль системы арыков, питающихся от Амударьи.

Цены в Узбекистане адекватные, но в них нужно ориентироваться, для этого нужен или проводник или как-то местного языка запытать. Если ты не говоришь на местном, не выглядишь как местный, то цену тебе ломят, как богачу. Во-первых, нужно показать, что вы тут ваще свой и очень даже ориентируетесь чё-по-чём, а во-вторых, нужно торговаться, даже если согласны с озвученной ценой, для порядка, да хоть разговор поддержать, узнать очередную легенду про товар... Азия не любит спешки. Про Азию нужно понять одно, если ты не местный, то путешествовать дорого, если не торговаться.

Благодаря Отомуроту, который договорился с хозяином трехзвездочной гостиницы, за два номера с нас взяли 200 000 сум за четверых (это 32$ на всех). Иначе с нас взяли бы по 50$ с каждого. Так что местные связи очень облегчают жизнь путешественникам. Большой и просторный гостиничный вестибюль отделан с восточной роскошью. Под высоким потолком звонко разносится птичий щебет. Внутри гостиничного вестибюля семейная пара ласточек устроила себе гнездо, которая без устали носилась через весь зал, ныряя в распахнутые двери, чтобы притащить птичий корм из внешнего мира для своих вечно голодных тамагочи.

С балкона гостиничного номера открывается вид прямо на старый город-крепость Хива. Кондиционер в каждом номере — обязательный атрибут и занимает центровое место для комфортного сна. Отомурот удостоверился, что номера нас устраивают и, убедившись, что мы ни в чем не нуждаемся, откланялся до утра.

Туристический сезон в этот период из-за сильной жары еще не начался, поэтому отдыхающих и приезжих не видно, гостиница пуста.

Узбекистан на фоне Казахстана начинает играть дружелюбием, фруктами, колоритом. Страна бедная, но гостеприимная, народ приветливый и очень трудолюбивый.

Вечером самые комфортные условия для прогулок, когда спадает жара, начинается народное оживление на улицах города. Так как Узбекистан гораздо ближе к экватору, чем наши родные просторы, то и сезонные колебания длительности дня и ночи ближе к равноденствию. Для нас, привычных к летним, по-сибирски длинным световым дням, вечер наступал неожиданно. В восемь часов солнце уже завершает свой рабочий день, заставляя тебя удивленно смотреть на часы. Город накрывает блаженная прохлада, от арыков тянет влажностью, идем ужинать.

Пройти мимо колеса обозрения мы не смогли, голод в нас был побежден детской любознательностью, когда лезешь на дерево повыше из любопытства разного рода и древней зависти к птицам. Поторговавшись с привратником этого совдеповского аттракциона за какие-то копейки, лезем в люльки, чтобы взглянуть на крепость Хивы сверху, в свете уже догорающего дня. Древний город-музей, жемчужина Хорезмского оазиса, как на ладони... Лабиринты улочек одноэтажных кварталов, некогда мастеровых, нарядные пики минаретов и порталы медресе, все это обнесено мощной крепостной стеной.

Удовлетворив любопытство и спустившись на твердую землю, все-таки поскрипывающий аттракцион вызывал беспокойство, наши намерения твердо были целеустремленны на местный шашлык. И мы упорно двигались на запах жареного мяса в сторону парка на флуоресцирующий свет декораций и звук антропогенного шума толпы. Определить место, где вкусно и недорого, очень просто, там всегда много народу. Устроились за столиком на свежем вечернем воздухе, остывающем после дневного зноя, развалились и вытянули ноги. АВ как главный специалист по национальным кухням и, вообще, по еде, пошел в разведку изучать качество и стоимость предлагаемого мяса.

Вернулся АВ удовлетворенный экскурсией, проведенной ему владельцем ресторанчика, и уже сделавший заказ на говяжий и бараний шашлык. Мы с Малютиным пропускаем еще и по кружке местного пива. Местные семейные пары дефилируют по кое-как освещенным аллеям парка. Вырядив своих чад в парадные одежды, они неспешно проводят свой светский вечерний досуг, юзая детские аттракционы и балуясь всяческими вредными парковыми вкусняшками. Познакомившись с вечерней Хивой, сыто ковыряя шашлык в зубах, двигаем свои утомленные за день тела в гостиницу…

02 августа, г. Хива, гостиница, 5884 км

Утро начинается с завтрака, который входит в стоимость проживания. Парень на ресепшене объяснил, куда идти, и мы пошли. Столовую не нашли… Нашли нечто, больше напоминающее ресторан, лепнина на сводчатом куполообразном потолке, красные узорчатые ковры, резные стулья. Зашли, там никого, вышли, может, и не здесь столовая, других помещений, подходящих на звание столовая, не нашли. Опять зашли, ломанулись на кухню, ага, там есть жизнь, нам завтрак готовят, указали на наш столик, мы расселись и успокоились. На завтрак принесли яичницу, орехи, виноград, знаменитые здоровенные узбекские лепешки и чай.

АВ всю ночь не спал и чувствовал себя плохо. Вчера перегрелся, наглотался холодной воды, и, как следствие, схватил ангину. АВ с Отомуротом пошел в больницу, лекарства добывать, а мы с Андреем и Малютиным, во главе нашего второго проводника намылились осматривать старый город-музей Хивы.

Хива — царство глиняного кирпича, резного карагача, лазуритовой керамики, Медресе и Минаретов.

Взяли общий билет во все 15 музеев на 112 000 сум. Как потом в дальнейшем оказалось, на обзорные площадки и минареты цена отдельная — 5 000 сум с человека. В городе есть гостиницы, есть жилой квартал. Люди там живут и работают. Чтобы превратить старый город в один большой музейный комплекс, было проделано колоссальное количество реконструкционных, строительных и отделочных работ. Даже пришлось откопать улицы Хивы на полтора-два метра, чтобы добраться до фундаментов зданий. Обычное дело, когда основания зданий, фундаменты гораздо древнее останков построек. Возраст Хивы более двух с половиной тысяч лет, это один из важных центров на Великом Шелковом пути.

Стоял обычный солнечный узбекский летний день, пустынный сухой зной плавил нас, как пластилин, находитсья долго на солнце нельзя. Подсмотрев, как ведут себя местные, мы тоже начали двигаться только вдоль тенистой стороны улицы. Перемещались перебежками от тени к тени, отдыхать усаживались только в тень. На каждом углу организованы сувенирные лавки и обязательно холодильник с бутилированной водой. Воду мы поглощали аккуратно, по паре глотков, иначе ее избыток начинает выпариваться прямо через одежду.

Медресе, караван сараи — все это приспособлено под тематические музейные комплексы: наука, литература, медицина, быт, ремесло, убранство знати. В каждом музее есть комната с кондиционером, в которой мы не спешили все разглядывать, а тупо аккумулировали благословенную прохладу чуда цивилизации, вяло прохаживаясь кругами вдоль выставочных экспонатов, медленно остывая и пощелкивая фотокамерами. Поэтому неудивительно, что первый хивинский сувенир, приобретенный мной, была тюбетейка. Еще нам приглянулась хивинская резьба по дереву, купили резные шкатулки.

С Андреем увидели, как мастер режет по дереву декоративные разделочные доски, вытащили буквально у него из-под резца, еще даже не отшлифованные и попросили автограф с обратной стороны доски. Основной и, наверное, единственный материал, с которым работают хивинские резчики по дереву — это карагач, с тюркского дословно — черное дерево, вяз мелколистный, встречающийся в Средней Азии. Это дерево с очень прочной и плотной древесиной, отличающейся темным буро-красным цветом, за что и ценят его резчики по дереву. Несмотря на свою прочность, легко поддается обработке, не трескается и не гниет.

Архитектура у всех медресе однотипная, есть лекционный зал, который соседствует с залом для намаза. Кельи на первом и втором этажах, в центре открытый дворик, где обязательно растут деревца или клумба с цветами и колодец. Хивинская вода в колодцах чуть солоновата. А так же обязательно айван, по нашему — открытая терраса, где можно укрыться от солнца. Основной материал резных колонн, на которых держатся кровли многочисленных айванов — это карагач. В сухом и жарком климате, где осадки что-то особенное, дерево очень хорошо сохраняется. Иной раз колонны для айванов старше самого здания, так как они могут быть привезены с других построек. Поэтому колонны, сплошь покрытые резьбой безымянных резчиков, и могут отличаться друг от друга. Колонны, порталы и своды айванов отделываются с особой красотой и помпезностью. Это является отличительной чертой в архитектуре любого тюркского народа, что говорит об единстве их культуры и происхождения.

Наш проводник терпеливо ожидал нас, сидя в тени стены, около ворот очередного медресе, пока мы пытались проникнуть в особенности хивинской культуры. Отказавшись от услуг гида, мы допустили грубую ошибку. Наш проводник, конечно, подсказывал, что мог, но в силу его молодости и недостатка исторического образования, это была ну очень скудная информация.

Мы просто слонялись по старому городу, испаряя воду в атмосферу древней Хивы, проникаясь местным колоритом и удивляясь древности местных достопримечательностей, всеми правдами и неправдами восстановленными из небытия и забвения. Все-таки советская наука, историки, археологи, на мой взгляд, способствовали самосознанию и самобытности народов Азии, изучению, сохранению и понимаю своей истории. Потому как на старых черно-белых фотографиях конца XVIII и начала XIX веков все эти развалины выглядели, ну очень удручающе.

Мы с Малютиным решаем подняться на минарет, Андрей отказывается геройствовать по такой жаре. Берем с Малютиным бутыль воды прям тут же, из холодильника, и полезли. Проход узкий с крутыми деревянными ступенями, ползешь чуть ли не на карачках, руками опираясь на ступени, что выше, потому как строилось явно не под северных варваров и можно лбом приложиться в балку над головой. Стены и дерево ступеней отполированы такими же туристами, как и мы, ползем, как червяки, по вертикальной лестничной спирали вверх. Навстречу спускаются пара женщин, хоть и темно, но точно женщины, ибо расходился Я с ними в фул контакте. Очень ярко представил себе, как они в полумраке расходились со звероподобным Малютиным и, наверное, шерстяным наощупь, что покрупнее меня будет... И не смог подавить смешок, вспомнив, как женщины чуть не стоптали меня, торопясь покинуть этот очень уж их компрометирующий вертикальный и темный туннель. Только Я разогрелся от крутизны ступеней и приготовился к длительному восхождению, как вдруг появился свет, и Я вырвался через лаз на обзорную площадку минарета, где со скучающим видом уже стоял Малютин, а против него стояла молодая парочка, набрав максимальную дистанцию, насколько это возможно на полутораметровой в диаметре площадке, и молча глазели на него.

Сверху было видно, как граница оазиса за стенами Хивы обрывается, и безо всякого перехода начинаются пески пустыни. Выполнив свою фотомиссию, поглазев еще пару минут на Хиву, оголившуюся глиняными кровлями, не знающими дождей, полезли вниз на радость закурлыкавшей молодой парочке.

Все в этом городе было хивинским... И культура, и люди, и сувениры, даже жаркий воздух был каким-то хивинским. Если серьезно, то узбеки очень гордятся своей культурой, Хива вызывает у них особенную гордость. Как-то на одном КП, когда мы двигались в сторону Ургенча, очень дружелюбный товарищ, что осуществлял паспортный контроль, поинтересовался, куда мы едем и, получив ответ, что в Хивы, почему-то очень обрадовался и воскликнул: «Хивы — это наше все! Я сам хивинец...»

Получив нехилую дозу солнечной радиации, а также хивинского колорита, возвращаемся в гостиницу, где уже нас ожидает АВ, закончивший свою экскурсию по местным медицинским учреждениям. Набрал инжира, какой-то сметаны и целый пакет всяких аптечных премудростей: ампул, шприцев, таблеток, каких-то мазей, брызгалок… «Ты все это один в себя собираешься употребить?» — спрашиваю Я, и мы с Малютиным с уважением уставились на АВ. Чуток разобрались... Инжир для нас, ну и вообще очень питательно и полезно по версии АВ, сметану ему на голову мазать. По рецепту врача, внушительный аптечный сверток, он будет не сразу потреблять в себя, а в течение всего похода. Ставлю ему укол в мягкое место, теперь это моя ежедневная обязанность.

Отомурот ведет нас обедать в чайхану, по его совету мы не спешим двигать в Бухару. Пустыню лучше всего пересекать по ночной прохладе, поэтому выезд планируем ближе к вечеру.

В Ургенче по пути заехали на заправку UZ GASOIL, выклянчили только по двадцать литров солярки на машину, по 4000 сум за литр.

Дороги в Узбекистане относительно хорошие, ввиду благоприятных условий, малочисленных осадков и сухого климата асфальтовое покрытие разрушается только грузовиками.

Один раз попали на узбекских гаишников, собственно, это был стационарный пост, какие стоят при пересечении границы между районами. За рулем красного динозавра, который шел первым, был Андрей, собственно, он и проспал красный знак «Стоп», что следовал сразу после знака ограничения 60 км/ч. Человеку, который едет ночью по незнакомой дороге, остановиться на знак «стоп», который сразу следует после 60 км/ч, нереально. Тут и заторможенность реакции сказывается, все-таки с утра на ногах; и эффект неожиданности, что нужно тормозить после ограничительного знака скорости, а не просто сбросить скорость; и черная непроглядная ночь.

В общем, Андрей пролетает знак «стоп» на радость местным эцилопам. А не остановиться на такой страшный восьмиугольный знак в Азии — харам! Меня тоже за компанию заворачивают, да Я уже и сам парковался рядом с красным крокодилом. В оборот нас взяли уверенно... Сгребли документы, провели в будку, протокол для солидности. Мы галдели, как на базаре: «Да как так, так не делается, а где знаки ограничения 40-20 км/ч?... Да как вообще ночью можно среагировать на ваш знак?… Да, по-моему, они даже не световозвращающие… Да мы же не отрицаем своей вины... Но мы ж не местные, не приученные к таким гоп-стопам… Мы ж гости, будьте снисходительны...» В общем, пикировались долго, разговор перешел в плоскость товарно-денежных отношений. АВ начал светить мелкими, но типа редкими двухдолларовыми купюрами, специально приготовленными для того, чтобы отделаться малой кровью, «Уединился» тет-а-тет с гаишником в остекленной со всех сторон будке... И вдруг старший эцилоп, тот, что грамотный, типа заполнявший протокол, включил заднюю. Вернул документы и попросил быть внимательнее на дороге. АВ скачками выбрался из будки, сунул мне, ошеломленному, мои документы, заговорщицки нашептывая: «Поехали-поееехали...».

Об источнике нашей амнистии остается только догадываться, то ли доллары тут в пустыне бесполезны или делить их на всех неудобно, то ли чувство долга возобладало перед желанием мздоимства, а может, вспомнил, что Аллах велит помогать путникам… Но какие-то скрытые от нашего взора азиатские пружины щелкнули, и путь на Бухару открылся вновь.

Ночь, подъезжаем к Бухаре, начались пригороды. АВ питал какие-то надежды встать у дороги палатками, хотя гаишники не рекомендовали вставать ночью в пустыне. Но там, где не пустыня, это арыки, зелень, обязательно чьи-то огороды. Так мы и доехали до самой Бухары с нерешенным вопросом ночлега.

АВ переклинивает окончательно, что с ним не в первый раз, когда он долго не спит или долго не ест. Первая его попытка была разбить палатку на огражденной асфальтированной территории заправки с видом на воображаемый пруд, который утром должно быть видно за металлической решеткой ограды, если нафигатор Андрея не врет. Вторая его попытка — разбить палатки в каком-то мемориальном парке в центре Бухары, прямо около дороги, с которой мы свернули на парковку. Этого мы с Малютиным понять не могли... Во-первых, очень пострадает «руссо-туристо облико-морале», мы же не бомжи. Во-вторых, как можно будет спать здесь с утра, когда пойдет автомобильный и человеческий трафик? И в-третьих, не хотелось бы, чтобы нами заинтересовалась местная милиция и начала вменять нам нарушение общественного порядка, бомжевание, топтание газонов и еще бог весть какие по их законам шариата прегрешения. Андрей же как представитель команды красного крокодила хранил политкорректное молчаливое несогласие, со своим мнением не влезал, ждал окончательной победы в диспуте более опытных, в общении с АВ, товарищей, которые давно с этим работают.

Кое-как АВ приходит в себя, начинаем поиск гостиницы. Блиц-опрос первых же местных аборигенов определил направление поиска. Добрались до Ляб-и хауз, дословно переводится «У пруда», старая часть города, где АВ смог сторговать номер за 300 000 сум с четверых.

Но на наше счастье рядом с гостиницами неподалеку всегда кормятся администраторы или владельцы небольших хостелов. Товарищ Жабор, владелец хостела в пяти минутах ходьбы от Ляб-и хауза, имел такую возможность предоставить нам номер за 200 000 сум.

Жабор проводил наши машины до парковки. «Вай! Это же настоящий узбек!» — воскликнул Жабор, жестикулируя в мою сторону… Я, конечно, представлял собой то еще зрелище: загорелая, небритая физиономия в тюбетейке, но пока не спешил давать оценку местному юмору. Мы повытаскивали изо всех щелей наших машин личные вещи, упакованные в разные сумко-чемодано-пакеты и, навьючившись, двинули узкой бухарской улочкой, где разве что два нагруженных ишака навстречу разойдутся. Перешагнув порог ничем не примечательной калитки, ничем не примечательных ворот, мы попали из узкой темной серо-глиняной улицы в ярко освещенный внутренний дворик хостела. Свет, зелень, яркие краски ослепили нас, и мы ахнули от неожиданности. Над головой дышало ночное небо священного города. Подобрали челюсти, приняли солидный вид и выдавили: «Даа… круто...». Дворик был отделан в венецианском стиле, пол был устелен цветастой керамической плиткой, зелень укрывала фасады, на второй этаж в номера вела легкая ажурная лестница. Дворик был разделен на две части: открытая часть, где небо мерцало звездами, и обеденная зона, укрытая сверху вторым этажом. В обеденной зоне стояли столики, диваны, больше напоминающие топчаны, и здоровенная плазма висела на стене.

Взобравшись по винтовой лестнице в свой трехкомнатный номер с кондиционером, разобрали койки. Малютин и Андрей улеглись в комнате под кондиционером, Я в комнате поближе к санузлу, АВ в комнате поближе к выходу. Освоившись со спальными местами, спустились чаевничать.

Жабор распорядился накрыть для нас стол: чай, фрукты. Мы притащили дыню, нам ее помыли, порезали. Неспешно знакомимся с Жабором, кто мы, откуда, наши планы. За разговорами разморило нас, зазевали, члены налились томной тяжестью. В предвкушении мягкой койки и сладкого сна, с набитыми брюхами поползли наверх.

03 августа, г. Бухара, хостел, 6435 км

Спускаемся завтракать в освещенный солнцем дворик, Жабор уже организовал нам завтрак.

АВ там уже, конечно же, что-то самозабвенно точит. Прослышав от кого-то, что в Бухаре славится местный каймак, АВ заказал Жабору данный молочный продукт. Кипятится молоко и снимается с него пенка в глиняную чашку, подается с лепешкой. В принципе, в Узбекистане все подается с лепешкой — будь то арбуз или чай. Зная наше с Малютиным отношение к молочной пенке, АВ не смог удержаться, чтобы заказать на всех. Чем поставил в неудобное положение нашего гостеприимного хозяина, когда тот увидел мое выражение лица, когда Я добросовестно зажевывал лепешкой принесенный мне каймак. ««Что, не вкусный каймак?» — вскинулся Жабор. «Жабор, не твоя вина, Я не разбираюсь в каймаках... У товарища Яковлева просто своеобразное чувство юмора... С детства не могу есть молочную пенку», — отпираюсь Я. Жабор тут же забирает у нас Малютиным глиняные чашки: «Три минуты, сейчас яичницу пожарят» — на засуетившего Жабора было неудобно смотреть, ведь человек проявил гостеприимство, думал порадовать нас местным деликатесом, а тут конфуз такой.

АВ опять пытался сэкономить и пробежать по Бухаре без экскурсовода, лично мне хватило таких прогулок по Хиве, поэтому за экскурсовода выдвинулись Я, Малютин и Андрей единым фронтом. Жабор пригласил знакомого экскурсовода, которого звали Сафармурот. Немного поторговавшись, пришли к консенсусу, экскурсию распланировали на два дня, первый день пешком, второй немного поездить планировалось.

Вырядились в туристическую одежду, вооружившись камерами, вышли на узкую бухарскую пыльную улочку и потопали лабиринтом в сторону Ляб-и хауза, дословно «У пруда».

Водоем имел важное значение, служил источником воды для жителей города, в Бухаре было много подобных прудов. Поскольку водоемы были непроточные, не имели системы канализования, то они являлись рассадником всякой заразы, и советская власть осушила практически все водоемы, а те, что оставили, переоборудовали под фонтаны. Данный водоем сохранился, потому что входит в архитектурный ансамбль Медресе Кукельдаш, Ханака Надир-Диван-Беги, Медресе Диван-Беги. Хауз соединяется с арыком Шахруд, которому не меньше двух тысяч лет.

В Ляб-и хаузе жила целая диаспора бухарских евреев. Сейчас их осталось очень мало. В 70-е годы евреи стали массово выезжать из Советского Союза. Бывали случаи, что купившие дом в Ляб-и хаузе счастливцы начинали ремонт, сносили старые стены и находили кувшин с монетами, спрятанный в тайнике. Такая слава, конечно, не идет на пользу сохранения древней бухарской застройки, эти слухи только подогревают золотую лихорадку местных жителей.

Сейчас в старом квартале Бухары из тринадцати синагог остались всего две, одной из которых более 400 лет. Властям Бухары в то время очень приглянулся участок, где проживала еврейская вдова. Надир Диван-беги планировал на месте того участка построить водоем рядом со своей ханокой. Но чиновник никак не мог уговорить вдову продать участок, и отобрать силой он его не имел права, потому как евреи платили налог «джизье» на право сохранения ими своей религии и имели те же права, что и мусульмане, за некоторыми исключениями. Так рассудила коллегия муфтиев, что рассматривали вопрос по просьбе Имама Кули-хана. Пришлось Надиру Диван-беги построить небольшой водоем рядом с домом вдовы. Но хитроумная жена (женщины знают в этом толк) посоветовала Диван-беги провести к водоему небольшой канал вокруг дома вдовы от городского арыка. Еврейская вдова оказалась в безвыходном положении, вода начала подмывать фундамент, и она уступила участок Надиру Диван-беги. Но поскольку наследников у вдовы не было, и деньги ей не нужны были, она поставила условие — взамен выделить ей участок под строительство синагоги. На этом конфликт и был исчерпан. Визирь выделил ей свой участок земли, который располагался неподалеку от ее старого дома. Евреи построили на том месте синагогу, а Диван-Беги расширил свой водоем (хауз).

Ханака Надир-Диван-Беги — гостиница для дервишей, суфийская обитель (Суфисты — ветвь ислама, поклонники правильного пути). Дервиши глубоко религиозные люди, поклонники правильного пути, согласно заповедям корана не признающие разделение мусульман на ветви шиитов и суннитов. Дервиши понимали ислам буквально, чтобы быть праведником: нельзя причинять людям вреда, нельзя испытывать гнева. А чтобы избавиться от мирских страстей и, соответственно, грехов, нужно отрешиться от всех мирских благ, нельзя работать или заводить семью. Социальный статус такой касты вроде святых нищих, почитаемых среди религиозных мусульман. Чтобы получить поддержку Имама и стать Визирем, Надир Диван-Беги должен был снискать одобрение среди мусульман, для этого построил для дервишей ханаку.

Шиит Надир Диван-Беги решил сделать хитрый ход — построить караван-сарай под видом медресе, о чем говорят птицы на фасаде портала, что не характерно для духовных учебных заведений. Птицы — это помощники Аллаха, собирающие нужды и желания мусульман и приносящие их ему. Жена надоумила Надира Диван-беги, что медресе не приносит денег, лучше построить караван- сарай, ведь стройка — это долго. Как говорят в Азии, либо шах сдохнет, либо ишак. Но у хана Имамкули были свои соображения на этот счет и при сдаче объекта он назвал сооружение духовным училищем Медресе Диван-Беги (медресе дословно с арабского «место, где изучают»).

Тут же, у хауза выстроен Медресе Кукельдаш, названный в честь своего основателя Кульбаба кукельташа — подарок министра безопасности (Фсбэшник по нашему), известного мецената правителю Абдулла-хану II. Самый большой медресе Средней Азии — 160 келей.

Учиться сюда отдавали детей с 7 лет. Период обучения в медресе составлял 20 лет. Без обучения в медресе невозможно было занять высокую чиновничью должность, выпускники становились министрами или советниками правителей. Те, кто питал тягу к знаниям, оставались в медресе преподавать и изучать науки.

Арабские надписи на порталах медресе — это имена старших мастеров, даты и имена правителей, сверху строки из корана: «Нет бога кроме Аллаха и Мухаммад пророк его».

Бухара — священный город, опора ислама, где сосредоточено небывалое количество архитектурных памятников. Этому городу 2050 лет, стоит он на перекрестке Шелкового пути. Купцы оставляли скотину и товары в загородных караван-сараях, а сами селились в городском караван-сарае, взяв собой образцы товара, чтобы можно было заключать сделки.

В Бухаре очень трудно вести раскопки, не разрушив верхние культурные слои, фундаменты зданий громоздятся на более древние фундаменты. Например, мечеть Магоки-Аттари настолько древняя, что находится на 4,5 м ниже уровня земли. Ее на два метра пришлось откопать, чтобы вход оказался на уровне земли, но этот вход уже был перестроен в XII в.н.э. К тому времени, когда пришла советская власть, мечеть почти полностью скрыл культурный слой, образовавшийся за тысячу лет, поэтому местные жители считали её подземной мечетью, отсюда и её название — Магоки Аттори (Яма москательников). Москательниками называли торговцев идолами, лекарственными снадобьями и пряностями, которые тут торговали на базаре. Есть предположение, до того как в Бухаре появилась первая синагога, евреи мусульмане молились в этой мечети, по очереди. Лично Я себе это не представляю, как имам совмещал должность раввина... Магоки-Аттари выстроена на фундаменте разрушенного зороастрийского храма. Фасад мечети отделан резным терракотом, на котором можно видеть также и языческие символы четырех стихий, фигуры из двух треугольников, соединенных вершинами. До принятия мусульманства бухарцы были язычниками зороастрийцами. Вообще, в азиатской архитектуре, будь то мозаичный узор или терракот, очень часто можно встретить эти древние языческие символы или даже свастику.

Посмотрели на откопанный фундамент древнего, как дерьмо мамонта, банного комплекса, расположенного недалеко от Магоки-Аттари и Сафармурот повел нас на закрытый базар (Торговый купол), расположенный на пересечении пяти улиц.

Экскурсовод провел нас через лавку народных музыкальных инструментов, которая располагалась прямо под глиняным куполом рынка. Торговец провел нам краткий ликбез по национальным народным инструментам: из чего и как сделаны, демонстрировал их звучание. Древние глиняные стены, купол рынка и удачное расположение инструментальной лавки создавали отличный акустический эффект. Уверен, местные торгаши любят, когда Сафармурот водит сюда туристов. Бухарский мальчонка наверняка не понимал, что нам объясняет музыкальный торговец на русском языке, но замирал и аж открывал рот, когда начинал звучать тот или иной инструмент. Наш папарацци Андрей не упустил свой шанс, щелкнув своей хлопушкой. «Вот этот музыкантом станет», — ткнул он в мальца пальцем.

Тот даже не заметил интереса к своей персоне, был заворожен магом, который извлекал смычком волшебные звуки из нескольких струн, натянутых на тыкву, обтянутую бычьей кожей. Музыка занимает особое место в культуре среднеазиатских народов, неразрывно связана с духовностью, религией и наукой. Прочтение намаза всегда идет нараспев, как и призыв на намаз, особое искусство читать строки Корана нараспев, так, чтобы они находили отклик в сердцах мусульман. Мухаммад ибн Муса аль-Хорезми — один из крупнейших персидских математиков, ученый IX века сказал: «Если ты ничего не понимаешь в музыке, то ты ничего не понимаешь в математике». Андрею приглянулась флейта, после недолгого торга купили флейту и диск с этнической музыкой.

Ковровая лавка, а точнее Торговый купол Тим Абдулла-хан построен в 1577 году при династии Шейбанидов, здесь торговали атласом и шелком. Побывать в Бухаре и не купить ковер — это надо иметь недюжее, сверхъестественное самообладание или не иметь денег на такое недешевое приобретение. На что Я противник пылесборников, но ковер бы купил, если бы не «караван большой, дорога длинный», кто знает, какие еще траты ждут нас впереди. Воспринимали свой поход по Бухаре как разведку. Бродили по лавке, все ковры мяли в руках, дивились их ценам. Вопрос насчет цены, кстати, понятный, ручная и кропотливая работа занимает много времени, чем больше узелков на квадратный сантиметр ковра, тем и ковер делается дольше, именно количеством времени, потраченным на изделие, и объясняется цена.

Видели женщину, которая прямо на улице вязала ковер, никаких схем или рисунков около нее не наблюдалось, она просто, ловко, как автомат, цветные нитки вязала туда-сюда, а узоры очень тонкие. Она что, в голове держит схему или на ходу придумывает? Хотя есть версия, что она первую половину связала по схеме, а вторую просто зеркалит или вязала по образцу готового изделия. Но есть еще какие-то ковры, особо ценные среди людей понимающих, их делают кочевники из верблюжьей шерсти. Цвета, прямо скажем, невзрачные, красители натуральные, видимо. Я понимаю, почему в древние века эти ковры ценились: кочевника в пустыне хрен догонишь, ну кочует человек… может несколько лет кочевать, потому в городе у кочевника ковер отрывали с руками и ногами, но сейчас-то никто уже не кочует, а ковер дорогой, млин…, в у.е.

Лавка оружейного мастера… Зашли, как медведи в малинник. Мастер начал показывать свои изделия — от простых бытовых разделочных ножей до богатых с отделкой серебром да каменьями.

Все это напоминало какую-то оружейную палату. Лично меня интересовал дамаск.

Самый простой дамаск стоит 250$... дорого, но дамаск же… взяли у мастера визитку, двадцать первый век, все-таки. Мастер сказал, что сделает на заказ любое изделие — хоть нож, хоть ножницы. Руки задрожали, зазудели, очень споро засобирались и выскочили оттуда, как ужаленные, пока чего не купили. Ну Азия… Умеет она затронуть в тебе самые скрытые струны, уфф… чуть не купил там нож. Успокаивал себя мыслью: «Вот прилечу в следующий раз самолетом в Бухару на каникулы с семьей, вот тогда и куплю».

Останавливаемся около двухайванного медресе перевести дух от жары, попить воды. Улугбек Медресе — первое из трех построенных Улугбеком (внуком Амира Тимура (Тамерлана)) в 1417 году. Еще два медресе Улугбек построил позже, в Самарканде и Гиждуване. Портал обрамлен змеевидным рельефом, что характерно для самаркандского стиля. На самом портале сияет лазуритовая восьмиконечная звезда Тамерлана — символ Бухары.

Сам Улугбек очень интересовался астрономией. Внутри каждого медресе хорошая вентиляция и акустика. Улугбек распорядился, чтобы образование в этом медресе люди получали бесплатно. Надпись над входом гласит: «Стремление к знанию — обязанность каждого мусульманина и мусульманки». Так продолжалось 35 лет, пока Улугбека в борьбе за власть не убил его сын Абдуллатиф падаркуш (отцеубийца). Падаркуш не пользовался почетом среди горожан, он убивает не только своего отца, но и своего брата Абдулазиза и преданных Улугбеку эмиров. После очередного переворота Абдуллатифа убивают, в городе бухарцы его не стали хоронить. Гробницу падаркуша бросают у арыка вдали от города.

Проходим мимо самого первого торгового купола Токи-Заргарон, когда-то тут располагались 36 ювелирных мастерских-магазинов.

Передохнуть да чай погонять, восполнить потерю жидкости — остановились в чайхане, расположенной на втором этаже под айваном с видом на архитектурный комплекс Пои-Калян, куда входят минарет Калян — символ Бухары, одноименная мечеть Калян и Медресе Мири Араб.

Раньше бухарцы строили первый этаж глиняный, второй деревянный в виде айвана. Поэтому бухарцы легко обезглавливали конного монгола, который выезжал с узкой бухарской улочки уже без головы. Так Темучину воевать не нравилось, за что он и приказал сжечь Бухару, а что не горит — разрушить. Уцелели только Минарет Калян и гробница Исмаила Самани. По одной из легенд ветер сдул шапку с Темучина, когда тот задрал голову, чтобы посмотреть на минарет Калян. Ни перед кем еще грозный завоеватель не снимал шапки, потому минарет приказал не трогать. На самом деле, как Я думаю, товарищ Темучин не зря стал великим полководцем и завоевателем Чингиз ханом, и в минарете видел очень практическую пользу, как хозяйственную, так и военную. Минареты выполняли не только религиозную роль, например, призыва на намаз, но и выполняли функцию маяка в пустыне как для торговых караванов, так и для бесчисленного войска Темучина. Потому и оставил он сей важный элемент коммуникации для своей империи.

Минарет устоял и во время штурма Советской Армии, когда та брала Бухару. Большевики пытались артиллерийским огнем разрушить символ Бухары, тем самым подорвать моральный дух Бухарцев. Но минарет устоял, только цвет терракота отличается цветом в местах, где зияли дыры от артиллерийских снарядов. «Уже тогда... ДВЕ тысячи лет назад таджики и узбеки умели строить!» — шутит Сафармурот, поднимая вверх указательный палец. Минарет Калян является одним из старейших архитектурных памятников города. Глубина фундамента минарета составляет десять метров. По легенде, мастер построивший фундамент, слинял. Через два года объявился, на вопрос почему сбежал, объяснил, что фундаменту нужно было дать время, чтобы он набрал необходимую прочность.

Высота минарета 46,5 метров, с персидского название минарета переводится банально «большой», то есть Минарет Калян, дословно минарет большой. В кладке минарета так же присутствует зороастрийская символика.

Достойно внимания и Медресе Мири Араб. С момента основания в XVI веке и до закрытия в начале 1920-х годов Мири Араб являлось одним из самых престижных образовательных учреждений Средней Азии. В нём преподавали многие известные ученые. В 1945 году муфтий Среднеазиатского духовного управления мусульман Эшон Бабахан добился возобновления работы медресе Мири Араб.

На протяжении многих лет оно являлось единственным исламским образовательным учреждением в СССР, благодаря чему получило широкую известность во всём исламском мире. В советский и постсоветский периоды выпускниками этого медресе были очень видные религиозные и государственные деятели, в том числе и первый президент Чеченской Республики Ахмад Кадыров. И здесь в оформлении порталов можно увидеть присутствие языческих элементов, например, свастики, символизирующей круговорот вселенной жизни и смерти.

Пои-Калян, видимо, популярное место среди молодоженов. Пока мы просвещались историей архитектурного ансамбля Пои-Калян, группа молодых людей в составе невесты, жениха и их свидетелей проводила тут фотосессию. Невеста в атласном красном платье, жених в белоснежной сорочке…

В общем, попали и мы под раздачу, сделали групповое фото с северными варварами.

Не обошли стороной и такое муниципальное исправительное учреждение, как тюрьма, с достаточно внушительной «умиральной» ямой. Долговая яма она называлась. Контингент постояльцев сего каземата — это обычные бедные люди не умеющие воровать, чтобы расплатиться с кредиторами. В яму попадали далеко не все... Яма — это уже приговор, оттуда живьем уже не доставали. В общем, достаточно мрачное заведение.

Еще один из памятников древности, достойный внимания, очень почитаемый бухарцами, это Мавзолей Саманида IX век, усыпальница Исмаила Самани, находится в парке в историческом центре Бухары на месте древнего кладбища. Гробница Исмаила Самани — это шедевр исламской архитектуры X века.

Внутри мавзолея благодатная прохлада, с женщиной-привратницей сторговались быстро, и мы удобно устроились на лавочке под сводом усыпальницы, а Сафармурод увлеченно рассказывал про то как «космические корабли бороздят пространства нашей вселенной...» и тут же все показывал.

Исмаил Самани, основатель государства Саманидов, объединивший азиатские народы со столицей в Бухаре в IX веке. Самани сумел взять трон у арабов. Исмаил Самани почитаем не только в Узбекистане, например, в Таджикистане его именем названа валюта и самый высокий пик на Памире, бывший пик Коммунизма.

Мавзолей построен только из жженого кирпича, никакой мозаики или другой отделки, все изыски и ажурность выполнены мастерами тридцатью семью видами кирпичной кладки. Наблюдается смешение религий зороастризма и мусульманства. Портальные круги — это символ солнца; в углах мавзолея стиль кладки напоминает голову кобры. Мавзолей представляет собой уменьшенную модель мира, которая дает представление о мировоззрении людей того века. Четыре стороны света, четыре направления и куполообразное небо.

Люди верили, что Исмаил как пророк не может умереть, что он ушел к Богу. Жители Бухары оставляли у могилы свои записки с прошениями. Правители собирали прошения людей и по возможности выполняли их. На протяжении тысячи лет правители поддерживали веру людей, что Исмаил Самани жив и решает их проблемы.

Мавзолей уцелел во время завоеваний Темучина. Бухарцы сберегли святыню от разрушения, насыпав сверху курган. Откопали мавзолей в XIV веке. По легенде, когда откопали курган, нашли два деревянных гроба — отец и сын, что противоречит мусульманской религии, мусульмане не хоронят в гробах. Правда, известен еще факт из истории, что Амир Тимур, более известный как Тамерлан, был похоронен в гробу из карагача. И чтобы не сеять панику среди войска, объявили, что похоронили наложницу. Потом гроб был перевезен в Самарканд. Так что, как говорится, неисповедимы пути Господни. Современная могила внутри мавзолея символическая и выполнена по всем мусульманским канонам.

На выходе дочка привратницы лет десяти очень чисто, по-русски, без акцента попрощалась с нами. Чем мы были приятно удивлены, неужели в школе так преподают? Или родители говорят на русском?

Посетили рынок, прошлись по бухарским улочкам, наткнулись на очередное медресе, которое даже не пытались отреставрировать, оно было врыто, как минимум, на метр в культурный слой. Находившись, устроились на лавочке напротив Медресе Чор Минор.

Медресе Чор Минор, что значит «четыре минарета», имеет соответственно 4 башни, отделанных в разных стилях, оно очень небольших габаритов и достаточно молодое, XVIII век. Медресе служило для совершения намаза пять раз в день, только студентами, поэтому минареты, в принципе, не нужны были. Тут же лавка со всякой старьевщиной: монеты, подстаканники, статуэтки, советские значки, чеканная посуда и прочая, так милая советскому человеку, дребедень. Покупать уже ничего не хотелось, торговался уже так, по привычке, женщина называла какие-то невменяемые цифры за это старье, и Я уже ее просто троллил, поддерживая разговор.

На сегодня с культурно-массовой программой было покончено, в результате которой мы чуток потратились на сувениры. С Сафармуротом забили стрелку на завтра, нам предстояло немного поездить по Бухаре. И двинулись на добычу немного местных денег, чтобы спокойно и без нервов приступить к массово-вечерним мероприятиям.

В частности Я и Малютин были категорически настроены на пиво в районе Ляб-и Хауза, дабы полученные культурные впечатления от Бухары были усвоены и переварены правильно, без перекосов, чтобы пыль веков не укрыла от нас современный облик вечернего города. Товарищ Жабор нам настоятельно рекомендовал вечерний Ляб-и Хауз, там весь бомонд.

Вышли мы без АВ, он отстал от нас, сказал, что догонит. На улице уже смеркалось, и вечерние узкие улочки Бухары погрузились в черноту. Хоть до Ляб-и Хауза было и рукой подать, но мы совершенно естественно заблудились. Вариант был один… Нужно брать языка, шансы были очень оптимистичные, вряд ли здесь кому понадобится объяснять, что такое Ляб-и Хауз. Трудность виделась в понимании, куда тебя все-таки послали. Потолкавшись с пару минут на небольшом перекрестке, услышали приближающуюся парочку, судя по голосам совсем молоденькие девчушки. Малютин есно со своей «комплекцией» на рожон не полез, Я тоже в темноте больше на узбека смахивал. В разведку отважно двинулся Андрей, самый адекватного вида турист. Девчушки, видимо, попрощались и разошлись в разные стороны, и Андрей тут же настиг «жертву» и очень деликатно, дабы не спугнуть, пристал с расспросами в какой стороне энтот Хауз. Ответ нас очень удивил... «Вы русские? — очень спокойно и без акцента спросила девочка. — Пойдемте, провожу, я иду туда же». Мы подобрали челюсти и пошли по темным переулкам за отважной девушкой, не убоявшейся бог знает каких туристов с большой дороги. От людей, рожденных и выросших в СССР, вполне логично ожидаешь, что человек поймет тебя, но сейчас требовалось разъяснение, ибо инцидент не первый. Потому всех интересовал вопрос «почему так хорошо по-русски?» и «почему не боится провожать трех здоровых мужиков?»... «Наверное, родители по-русски говорят?» — озвучил Малютин первый вопрос... «В школе русский изучаем, — отвечает девушка. — У меня, правда, сильный акцент…» Андрей принялся уверять, что неправда и она очень хорошо говорит по-русски. Очень быстро вывела нас спасительница из бухарского лабиринта на освещенный электрическим светом Хауз и сделала ручкой в ответ на наши благодарности.

Целомудренный дневной пейзаж, одухотворенный пылью веков, вдруг превратился в парковую зону для массовых гуляний бухарцев. Ляб-и Хауз оказался залит разноцветным неоновым светом, шумом толпы, криками настающихся детей. Вокруг водоема выросли кафе, на которых в дневное время не было даже и намека. В самом водоеме вдруг забили фонтаны с подсветкой, и появилась водоплавающая живность. Присев за ближайший столик, оценив скудность местного меню и бутылочного пива, мы с Малютиным решили двигать в сторону ресторации, которая на наш взгляд могла удовлетворить наши гастрономические потребности. АВ с Андреем наши взгляды не разделяли, вцепились в этот столик и решили чего-то там обсуждать. Мы с Малютиным полезли в самую гущу народа, протискиваясь через столики для народа попроще под навес, увитый зеленью, поближе к краю водоема. Официант нас тут же пристроил за свободный столик. Уже в цивильной обстановке мы с товарищем развалились на стульях, изучая меню и двигая бровями, силясь привыкнуть к местным ценам, переводя их в рубли.

Сверху, под навесом система китайских форсунок с тонкораспыленной водой увлажняла зелень и вечерний воздух расслабляющего и отдыхающего от дневного зноя города. На свободной импровизированной площадке для выступлений шла какая-то подготовительная возня. Цены для такого амбициозного заведения нам показались вполне скромными и демократичными. Официанты в белоснежных сорочках летали между столиков низко, как мухи перед дождем. Поймав одного из них в охапку, принялись пытать, где же все-таки в их меню разливное, желательно местное… Здесь нас ждало разочарование, но отступать было некуда. Заказав шашлык и какой-то закуски, принялись потягивать со стеклотары пиво российского производства. Пиво хоть и бутылочное, но холоодненькое… Потом начался какой-то движняк на концертном пятаке. Девушка европейской внешности танцевала с огненными вращательными жонглерскими штуками. Похоже, это был гвоздь программы, ради которого сюда собрался весь бомонд Ляб-и Хауза. Посидели скромно, на 100 000 сум.

Фонтаны журчат, дичь плавает, культурную программу показывают… Бухарский колорит сегодня развернулся во всех красках.

04 августа, г. Бухара, хостел, 6435 км

На сегодня нам предстояло совершить что-то вроде паломничества, небольшой хадж по суфийским святыням в пригороде Бухары.

Начали с того, что Жабор договорился со своим товарищем, работающим на какой-то автобазе, чтобы нас заправили соляркой.

Солярка якобы газпромовская, ну и, соответственно, вопросов лишних мы не задавали. Затарились дизелем под завязку вместе с канистрами.

Произвели товарно-денежный обмен дизель-деньги, и Сафармурот взял наш досуг снова под свой контроль.

Есть у мусульман такая традиция — перед трудным или очень важным делом совершать хадж по суфийским святыням. Маршрут составили по пути следования через Гиждуван в сторону Самарканда. Начать решили со священного мертвого города Чор-Бакр (четыре святых). Хотя по традиции мусульмане начинают хадж с могилы шейха Абдула Абд Ал-Халика Гиждувани, основателя суфийского ордена Хаджаган (Путь учителей), которая находится в древнем Гиждуване. Но у нас не было плана совершать хадж по всем правилам, да и православныи мы все-таки, и поход начали с посещения действующего православного храма Архангела Михаила. Под здание храма приспособлен бывший железнодорожный вокзал, построенный русскими на рубеже XIX и XX веков. В 1992 году здание передали верующим, его освятили в честь Михаила Архангела и начали реконструировать под церковь.

Взяли по горстке свечей в церковном магазинчике и разбрелись по храму. Наверняка, каждый просил здоровья родным и детям. Лично Я возжег свечу еще и у иконы Святому Николаю чудотворцу, чтобы присмотрел за нами нерадивыми, так и норовящим залезть в очередные «приключения». Помню, как еще бабка моя говорила, что покровительствует Николай чудотворец путешественникам да морякам.

Чор-Бакр находится в восьми километрах к западу от Бухары, в селении Сумитан и представляет собой мемориальный комплекс, в котором есть мавзолей, мечеть и медресе. Здесь находятся могилы прямых потомков пророка Мухаммада, четверо из них имели титул «Бакр», эти правители имели очень большое влияние в Бухарском Эмирате. Зороастрийские символы неистребимы в архитектуре Саманидских мастеров. Потомки пророка Мухаммада и их захоронения вызывают священный трепет у мусульман, память о них очень почитаема.

Люди приходят сюда просить, потому что верят, что святые с именем Бакр, потомки пророка Мухаммада, очень близки к Аллаху и их мольбы будут услышаны. Верующие совершают хадж по всем четырем хазирам (погребальные сооружения, состоящие из двора, окруженного мощными стенами, с одним входом).

Место это популярно и среди женщин. Здесь есть небольшая часовенка, где они могут молиться. Женщины не могут совершать намаз вместе с мужчинами, поэтому делают хадж в Чор-Бакр. Особенно пожилые женщины приходят сюда молиться и просить у Аллаха за своих родных.

Любой мусульманин стремится соблюдать пять столпов, образующих основу ислама:

1. Надо верить в Аллаха, искренне свидетельствовать, произносить шахаду, в которой провозглашается, что Аллах един и Мухаммад признается пророком его.

2. Читать намаз. Каждый совершеннолетний мусульманин обязан совершать молитву 5 раз в день. В некоторых случаях можно объединять полуденную с предвечерней молитвой и вечернюю с ночной молитвой. Запрещено молиться точно в полдень и в моменты восхода и захода солнца.

3. Платить религиозный налог закят. Это что-то вроде милостыни, пожертвования в пользу нуждающихся мусульман. Закят нечто вроде обряда экзорцизма, очищения от греха.

4. Соблюдать обязательный пост во время месяца рамадана. В дневное время мусульмане отказываются от приёма пищи, питья, курения и интимной близости.

5. Совершать Хадж — религиозное паломничество, связанное с посещением Мекки (Масджид аль-Харам) и её окрестностей (гора Арафат, долины Муздалифа и Мина) в определённое время. Согласно учению ислама, хадж должен совершить хотя бы один раз в жизни каждый мусульманин, который в состоянии это сделать. Если человек в силу уважительных причин не может сам совершить паломничество, он имеет право послать вместо себя другого человека, оплатив ему все необходимые расходы. Но таким человеком может быть лишь тот, кто уже ранее совершал хадж.

Сафармурот рассказывает, как у него происходил теологический диспут с одним из уважаемых последователей суфизма. Товарищ суфист в образе по всем законам суната: борода, салам (чалма) на голове. Сунат — это что-то вроде свода законов, все, что любил пророк Мухаммад, например, «семь» — любимое число Мухаммада, салам имеет длину семь метров, бирюза — любимый цвет пророка, а также Мухаммад любил носить бороду. Кстати, салам имеет религиозное значение: если в пути мусульманин умирал, то платка длиною семь метров как раз хватало, чтобы завернуть усопшего. Так вот, товарищ суфист вопрошает у Сафармурота: «Как же ты можешь считать себя мусульманином, если ты не совершаешь намаз пять раз в день?» «Как же Я могу совершать намаз пять раз в день, Я тогда не смогу работать, не смогу кормить семью, неужели это угодно Аллаху?» — отвечает Сафармурот. «Но ведь, чтобы быть мусульманином, нужно следовать пяти столпам ислама», — возражает товарищ в чалме. «Но нигде в Коране не сказано, что нужно пять раз в день посещать мечеть, для намаза важно время и вера», — отвечает Сафармурот. Такие вот противоречия в обществе происходят между светскими и религиозными мусульманами.

Отдыхая в тиши хазира под сенью вязов, разговаривали негромко, отдавая дань уважения усопшим, которых так свято чтят мусульмане даже через такую тьму веков, увековечив память о них в кирпиче и глине с таким размахом.

Следующим местом нашего паломничества был Мавзолей Бахауддина Накшбанди, несмотря на пожелание многоуважаемого Бахауддина: «Пусть приходящие навестить меня вначале навестят могилу моей матери и наставника». Время для нас имело не последнее значение. Бахауддин Мухаммад ибн Бурхануддин Мухаммад аль-Бухари, известный как Бахауддин Накшбанд был великим религиозным деятелем, известным также как суфийский учитель, считается основателем самого значительного суфийского ордена Накшбанди (фактически он является пятым шейхом ордена). Бахауддин не признавал суфийского принципа аскетизма и уединения, которое требовало просить подаяния. Суфий, по его мнению, должен был собственным трудом кормить себя. Поэтому суфий сам проводил много времени в работе, прозвище накшбанд означает чеканщик или резчик по металлу, что-то в этом роде. Все дары, что приносили ему, он подносил бедным, детским домам.

После смерти Накшбанд был признан святым, а также покровителем Бухары, в окрестностях которой провел всю свою жизнь. Мусульмане стремились хоронить своих близких как можно ближе к святым, ибо почиталось, что святые как можно ближе к Аллаху, поэтому вокруг захоронения Накшбанда было нагромождено очень много могил. Могилы городили даже сверху, друг на друга, лишь бы быть поближе к святому. Со временем, конечно, могилы все эти были перенесены и захоронение Бахауддина Накшбанди было облагорожено и приведено в порядок. В период советской власти не только наша родная религия была попрана, осквернению подверглись и мусульманские святыни, в частности медресе и мечети использовались как склады. Все эти мемориальные комплексы строились не за один день, они строились годами, веками. Каждый правитель должен был что-то строить, сохранять о себе память, чтобы его имя произносили вместе с великими именами. Так что глаз радуется, когда видишь, что хватает мудрости правителям не только сохранять, но и приумножать культурное богатство и наследие своего народа.

Вдоль аллей разбиты сады, растут персики, но даже дети туда не суются. «У нас бы ободрали», — вздыхаю Я. «Зачем? Это же красиво!» — возражает Сафармурот. «Народ такой... дети бы точно ободрали». У целебного источника, что выполнен в виде питьевых фонтанчиков с четырех сторон, толпится народ, пьет воду с надеждой на чудесные исцеления. Ну и жажду утолить не последнее дело, хотя вода чуть солоновата…

Все пьют из общественных кружек, не парятся, святой же источник. Многие набирают в пластиковые бутылки, что сделали и мы. На берегу хауза, в котором опять-таки, водоплавающие пернатые чем-то кормятся, лежит заполированная до блеска здоровенная коряга карагача. Есть поверье, что помогает от бесплодия... Место хоть и религиозное, ритуальное, а женщины приходят-таки, трут этот кусок дерева. Язычество в людях неистребимо даже у мусульман. Народу много вокруг, место популярное, но как ни крути, нам нужно сегодня выбраться из Бухары, выдвигаемся в сторону загородной резиденции последнего Эмира, начало XX века.

Дворец Ситораи-Мохи-Хоса «Изысканная звезда Луны». По легенде, выбирая место для резиденции, зарезали 11 баранов и разложили по сторонам от Бухары. Где дольше сохранялось мясо, там и приняли решение строить дворец. Якобы место, где дольше сохраняется мясо, обеспечит Эмиру долгих лет жизни.

Наблюдается откровенное смешение европейского архитектурного стиля с арабскими мотивами.

Усто Ходжа Хафизм — мастер, построивший резиденцию, специально с группой зодчих был отправлен учиться в Санкт-Петербург.

Из Петербурга была привезена идея зеркальных панно, которые оформлялись кружевами резного глиногипса.

Это первый в среднеазиатской архитектуре пример сочетания глиногипса с зеркалами. Особой роскошностью отделки выделяется белый зал в исполнении мастера Ширин Мурадова, очень удачное сочетание европейского стиля, выполненного в азиатской стилистике.

Внутренняя отделка резиденции в свое время, наверняка, поражала богатством и изысканностью, но все это, конечно, потрепалось за столетие.

Две каменных изваяния у одного из входов больше похожи на мифических животных, но в теории это львы. В Питере статуи львов очень популярны и архитектор, как мог, объяснил скульптору, может, даже нарисовал диковинное животное с гривой, которые скульптор никогда не видел. Вот и получился такой гибрид льва, вырезанный из камня по «фотороботу».

Сейчас резиденция превращена в Музей декоративно-прикладного искусства. Есть и экспонаты личных вещей Эмира, очень много подарков от российского Императора.

В главном корпусе дворца находились приемные комнаты и личные покои Эмира. В новом комплексе Ситораи-Мохи-Хоса устраивали прием в основном российским чиновникам, а бухарских сановников и баев принимали в старом дворце. Покои мамы Эмира располагались на втором этаже. На фасаде балкончик, куда выходила мама Эмира благословить сына своего, а он ее приветствовал, сходя с крыльца и отправляясь на прогулку.

Но нас, конечно, захватывала другая картина, как Эмир почивал в тени айвана на своем наблюдательном пункте, выстроенном на уровне второго этажа с видом на хауз, где плескались жены да наложницы Эмира. Женщины знают, что Эмир их разглядывает, потому стараются выглядеть более желанными и поглядывают в сторону своего благодетеля. Ибо когда в твою сторону полетит яблоко, лениво брошенное мужем, нужно, аки кошка, изловчиться и успеть раньше своих соперниц сгробастать его. И еще закрепить результат, удержав несчастный фрукт в личном владении. И тот, кому достанется запретный плод, будет иметь право делить ложе со своим мужем грядущей ночью. Эмирский гарем размещался в двухэтажный доме, изолированном в глубине сада.

У Эмира был даже свой зоопарк, любил он живность. Наверняка, павлины, как и сейчас, бродили бесхозно по всему саду, как сельские индюки, только с перьями.

Следующий пункт нашего назначения — гиждуванская мастерская керамики мастера Абдулло Нарзуллаева.

Шесть поколений мастеров работало в этой мастерской. Встречает нас сын уважаемого мастера, «Абдулло спит», — негромко доводит до нас Сафармурод. Мастерская, она же и жилище, традиционно построена в классической узбекской манере. Большой дом с внутренним двором и садом, левое крыло жилое, правое — мастерские помещения и выставочный зал. Как только мы представились друг другу, нас тут же стали усаживать за стол почаевничать, отдохнуть с дороги. Но мы же торопимся… Азия не любит суеты и суетливых…

Сын Абдулло, тоже ремесленник (поэтому будем называть и его мастером), начал с экскурсии по мастерской. За шесть поколений здесь наработана своя оригинальная технология, в духе традиций гиждуванской керамики.

Глина, красители — все добывается в Гиждуване, все материалы натуральные, природные компоненты. Весь труд ручной, печь для обжига, похожая на здоровенный тандыр. Даже жернов для измельчения красителей ослик по кругу таскает, правда, редко, измельченного красителя надолго хватает. Из достижений цивилизации — только привода для гончарного круга электрические.

Мальчуган, лет двенадцати, сидит и мучает какую-то плошку из глины на гончарном круге. Пиала, или что он там пытается слепить, скособочилась, но мальчуган, не теряя надежды, пытается из нее выжать-таки желаемый сосуд. Во дворе пара мастеров ваяют тандыры, которые, наверное, хорошую копеечку приносят. Керамика керамикой, а кушать хочется всегда.

Далее дело дошло до демонстрации выставочного зала, где были представлены изделия мастерской, выполненные в стилистике разных эпох гиждуванских мастеров. В глиняных изделиях представлена тысячелетняя история гиждуванской керамики. Мужчины в семье Абдулло занимаются глиной, а женщины ткут и вышивают, здесь и платки, и ковры, и покрывала. На стене фотографии Абдулло с известными людьми, посещавшими мастерскую.

Дело дошло до покупки керамических изделий, это отдельный зал, где можно порыться повыбирать... Дело пошло, как на базаре.

Не знаю, как Абдулло, но торговаться с его сыном очень трудно, отбивали у него копейку за копейкой. Чтобы получить скидку на большую посудину, приходилось брать в довесок еще маленькую. Давили и на оптовые продажи, и на братские народы, но достойный сын достойного мастера знал цену изделиям своей мастерской. Да и трудно торговаться с мастером, снижая цену, обесценивая труд и искусность ремесленника, чувствуешь себя неудобно.

Расставшись с парой пачек сум, АВ таки проголодался, всю энергию потратил на торг, и мы коллективно сдались под очередным предложением чая. Невежливо отказывать людям в праве радушного хозяина. Устроившись за столиком в тени айвана с видом на сад, грызли орехи, дули чай, и Я думал: «Отчего мы так не умеем жить? Большой дом, большая семья, сад, любимое ремесло, доставшееся от предков, уважаемая фамилия, возможно, даже ученики… Ничего фантастического, все под рукой, все делается из того, что у тебя под ногами».

Культурную программу по Бухаре мы на сегодня откатали, чай с орехами разжег в нас аппетит. Решили проверить всеобщее утверждение «Гиждуванский шашлык — самый лучший шашлык в Узбекистане». Юнус еще в Нукусе очень хвалил шашлык в Гиждуване. Сафармурот навел нас на чайхану неподалеку, где, по его мнению, должно быть то, что мы ищем. Заказали шашлык из баранины и люля-кебаб, по узбекским меркам, надо сказать, недешево. Я понимаю, что степень вкусности еды возрастает со степенью голода человека, но шашлык действительно был достойный. Но все-таки утвердить гиждуванский шашлык на статус «самый лучший» мы не могли, ибо нужны были еще контрольные закупки, дабы накопить статистику для сравнения. Поэтому, просто приняли это утверждение на слово, тем более что это было правдоподобное заявление, так как шашлык нам понравился. Тепло прощаемся с Сафармуротом, который последние два дня занимался нашим культурным досугом, и выдвигаемся на Самарканд.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО БУХАРЕ.

http://www.capone-online.ru/uzbekistan_guide_bukharahistory.html

Самарканд

Самарканд большой и богатый город. Здесь очень много туристов самых разных мастей. Если хотите отдохнуть с европейским комфортом и азиатским колоритом, то вам сюда. Туристический движняк здесь чувствуется даже в нетуристический сезон. Старая часть города тут называется Регистан, вокруг которой сконцентрированы гостиницы и хостелы, туда мы и направились. Только мы подъехали к гостинице, как местные администраторы хостелов сами нас нашли и взяли в оборону. Товарищ АВ, прошедший огонь, воду и азиатские трубы, знал предел интереса узбекских хостелов, и торг шел уверенно, деловито. Сторговались с 85 000 сум за человека до 50 000 сум. Мы с АВ проехались до хостела, дабы оценить уровень комфорта ночлега за оговоренную сумму денег. И снова «Бинго!»: хостел представлял собой классический образец узбекской архитектуры, знакомой нам по Бухаре, те же узкие улочки старого города, внутренний дворик с самым настоящим садом. Здесь, правда, было еще и преимущество, в сравнении с бухарским хостелом — айван на втором этаже, приспособленный под столовую, где есть и топчаны, и европейские столики со стульями, имел отличную панораму одноэтажного Регистана. Номер, конечно, имел свои недостатки, напоминал скорее казарму, но мы и не просили люкс. Здоровенный санузел с душем имел обзорное окно во сад, в том числе и на номера второго этажа напротив. Но вопрос был решаем при помощи занавески. А также имелось окошко, выполняющее роль вентиляции, которое выходило на противоположную сторону, прямо над одним из топчанов в айване, что являлся столовой. Но, в целом, расклад нас более чем устраивал.

Разобрав спальные места, помывшись, переодевшись, отправились на прогулку по вечернему Регистану. Особое нетерпение вызывала знаменитая площадь трех медресе. Вечерняя подсветка, гуляющие туристы, налет цивилизации, вызывают ощущение старины, ушедшей в историю. Все эти величественные постройки превратились в музейные экспонаты для туристов, финансирующих экономику Самарканда. Внутрь медресе уже не попасть, поэтому двинули к не менее притягательному и величественному архитектурному ансамблю гробнице Тимуридов (Гур Эмир) — могиле Тамерлана (Амира Тимура).

Во внутренний двор мы попали без препятствий. Роскошь архитектурных изысков поражала, даже в свете электрической подсветки: порталы, арки, мозаика, купола. С каким рвением мастера лезли из кожи вон, дабы увековечить почтение к Амиру и память о нем в веках, сам Аллах вдохновлял мастеров и ремесленников, работавших над усыпальницей.

Вокруг стояла тишь, отсутствовали посетители, и только четверо неугомонных и нетерпеливых русских туристов не могли подождать до утра и не беспокоить святые мощи после захода солнца. На входе в усыпальницу дорогу нам преградил охранник: «Закрыто, нельзя, утром приходите...»,— объяснял товарищ охранник, как мог. «Уважаемый, зачем завтра? Завтра через кассу же пойдем, а сегодня через тебя» — возражает АВ. Товарищ охранник, не чуждый восточному гостеприимству, уступает умеющим вести себя прилично русским туристам, озвучивает интерес, с явным поправочным коэффициентом на наш блеск в глазах и на время суток.

Делим эту сумму пополам и начинаем торговаться. Люди, заинтересованные друг в друге, всегда найдут общий язык… «Мы тихо и быстро...», — пообещав местному «Харону», прошли внутрь через портальные ворота. Внутри эхом раскатывался строительный перестук. Войдя в зал, поняли, не только мы тревожим священный прах в такое время: вовсю работают каменщики-реставраторы. Оно и понятно, тишь, ночная прохлада, нет толп посетителей, и каменщики размеренно чего-то там колотят по отделке, до нас им не было абсолютно никакого дела.

Посреди зала Саркофаг Амира Тимура из темного нефрита с высеченными на нем изречениями из корана и саркофаги его наследников, тут же покоится и его внук Мирзо Улугбек.

В присутствии мощей великих Тимуридов переговаривались чуть ли не шепотом, зал блистал великолепием и роскошью отделки, высокий купол кружил голову. Стало покойно, ритм сердца успокоился, накатило умиротворение, захотелось присесть на лавочку, стоящую под стеной, и, отдыхая, впитывать величественную и торжественную красоту усыпальницы. И только перестук местных демиургов возвращал в окружающую реальность. Впечатленные, мы покинули мавзолей.

Перешли в режим поиска салона связи, потому как местная связь у нас показала дно. В результате поиска наткнулись на какой-то кипиш во дворах, напоминающий шумную тусовку футбольных фанатов с применением огневых спецэффектов. Приглядевшись, поняли, что это какой-то свадебный ритуал. Молодые парни гурьбой под бой барабанов тащили длинный шест, который сверху венчало натурально горящее сердце. И выкрикивали они не название любимого клуба, а, по-видимому, имя невесты. «Не спалили бы чего… и... по любому, разрешения на огневые работы нет...» — прокомментировал Я.

Положительный баланс на симке товарищей с красного крокодила восстановил нашу мобильную связь. И мы с Малютиным перешли к следующей немаловажной части культурной программы — изучению ассортимента местного пива. Путешественники мы опытные, поэтому специализированное заведение нашлось довольно быстро. Представляло оно из себя один большой зал, под потолком которого висели многочисленные клетки с птицами, уже закрытые чехлами в виду позднего время суток. Из под чехлов нет-нет да раздается щебет или чириканье.

Зал разделен был на две части. Одна половина отгорожена и отдана во владение павлинам, на которых, по всей видимости, время суток не распространялась. Надутые индюки с перьями безраздельно властвовали на своей половине зала, лазая там по столам да скамейкам. Вторая половина рабочая, где, собственно, мы и разместились. Ассортимент заведения состоял из единственного разливаемого здесь местного самаркандского пива, что нас вполне устраивало. Вопрос «Есть что к пиву?» несколько озадачил местного джина на розливе, взамен нам был предложен курд, несколько шариков упакованных в полиэтиленовую упаковку, которая закончилась, как только мы сделали по паре глотков. «Вы чё сюда, жрать пришли?» — обвинил нас грубый Малютин. «Давайте зашлем самого непьющего в ближайший магаз, пусть купит чего к пиву», — многозначительно мы уставились на АВ. «Никуда ходить не надо, — всполошился джин на розливе. — Щас все будет!» и растворился за дверным проемом в ночной прохладе. Через пять минут у нас на столе появились соленые орешки, какие-то сухарики, и дело пошло веселее. Самаркандское пиво было оценено нами очень положительно, делали большие глотки холодненького и резкого пива, крякали и жмурились от удовольствия. Самаркандским пивоварам зачет. При выходе из птичьей пивной внимание привлек ворон, которому черт знает сколько лет, он сидел на газонном ограждении и спал, возможно, впал в спячку по старости лет. Очень может быть, пивную около него специально выстроили.

05 августа, г. Самарканд, хостел, 6750 км

Утро началось с того, что через приоткрытое в целях вентиляции окно было слышно, как в саду под окнами бухтел АВ с каким-то постояльцем, ярко выраженной еврейской национальности, и не давал спать честным, ярко выраженным туристам. Поскольку завтрак по традиции входит в стоимость проживания, то упускать такую халяву было бы глупо. И я, наслушавшись всякой политической дребедени и окончательно осознав, что время сна закончилось, произвел подъем с водными процедурами. Малютин с Андреем тоже начал подавать признаки жизни. Позавтракали и двинулись на Регистан.

Возглавлял наше шествие товарищ АВ, потому как бегает быстро. Мы же пытались сохранить неспешное течение своего досуга, тем более что беготня по жаре не способствует лучшей вентиляции организма. И, соответственно, вел нас АВ какими-то «кривыми ходами», т. е. по прямой, а не туристическим маршрутом... Хорошо хоть газоны обходил, поэтому зашли к площади трех медресе откуда-то с тыла. Реставратор какую-то мозаику собирает глазурью вниз... Сделали пару фотографий, он на нас даже глазом не повел. В итоге, через какую-то калитку в ограждении чуть выше колена (от европейских туристов, наверное), попали на площадь Регистан. Наличие ограждения прояснилось потом на выходе, когда увидели, как люди попадают на площадь через кассу. «Сколько Я вам денег сэкономил!?» — лучился счастием АВ.

Площадь образована порталами медресе Улугбека, медресе Шердор и медресе Тилля-Кари. Туристами прям кишит как снаружи, так и внутри. Обвешанные камерами и сувенирами они снуют, фотографируют, сэлфятся. Гиды водят как группы, так и пары, жестикулируют руками, слушатели делают сосредоточенные лица. Внутри медресе целые сувенирные базары, бутики, расположенные в худжрах. Стоит только тебе на чем-то задержать глаз, как к тебе тут же обращаются: «Купи… Недорого...!». Тащат смотреть товары.

Отбиваешься: «Да не надо…», тут же соседская лавка активизируется. Балаган. Наткнулся на русскую молодую пару из Питера: «А мы с гидом...». «Почем гид?» — спрашиваю. «20 баксов в час...» — «Однако…»
Я двигаю бровями, переводя на рубли. АВ эту информацию прокомментировал следующим образом: «В википедии все это есть...»

У Малютина есть традиция покупать сувенирные тарелки в местах своего туристического паломничества. Тарелка должна иметь только одному ему понятные: размер, способ оформления и тематическое содержание. Несмотря на всевозможное разнообразие узбекского и китайского хэндмэйда, нужная трэлька Малютину все никак не попадалась.

Предложения торговцев всех мастей с разнообразными вариантами тарелок разбивались о требования к сувениру, непоколебимые и суровые, как сам Малютин. Самарканд для нашего товарища оставался последней надеждой, чтобы купить эту тарелку. В связи с чем мы с Малютины начали хадж по всем сувенирным лавкам, попадающим в поле нашего зрения, пока АВ с Андреем делали набег на продуктовый рынок.

Тарелка нашлась-таки в одном из магазинчиков, оборудованном по-европейски... Пока с Малютиным рылись и копались в этих тарелках, невысокого роста продавщица взглядом сверлила во мне дырку. «Вы же русские?!» — наконец не выдержала она, после очередного моего замечания по поводу любви Малютина к тарелкам.

«Ну, да...» — отвечаю осторожно... «Вай! Где такую тюбетейку взяли?!» — выпалила женщина. «Хивинский сувенир», — отвечаю уклончиво... Странно все это очень, может, Я чего не знаю про тюбетейки? На мой взгляд, очень даже обычная. Жене платок взял, прошлый раз из монгольского кашемира ей очень понравился, будет еще самаркандский.

Бродили еще пару часов по Регистану, нагуливали аппетит, достойная чайхана на глаза не попалась, а обедать в забегаловке как-то отвыкли.

Потеряв надежду вкусно поесть, АВ по прямой скачками двинулся в направлении своего автомобиля, как по компасу. Догонять мы его не стали. Вдруг наш папарацци Андрей встал, как верблюд, почувствовавший воду в другом направлении, и заявил по-мужски, безапелляционно, с твердостью в голосе: «Хочу мороженое. Давайте купим мороженое», взгляд его был устремлен на застекленную витрину кафе-мороженое. Вспомнилась почему-то его беременная жена, которую он оставил на курорте озера Яровое в Славгороде… Ну, бывает такое, правда, у нас Малютиным такой рефлекс на пиво срабатывает. Ну, в общем, мы не увидели причин, почему бы не купить мороженое. В кафешке полно народу, местные преимущественно; за стойкой молодые парни, как в «Макдональдсе». «Хэлоу!» — тут же приветствует улыбчивый товарищ на заказе. «Хай», — не ржавеет за нами. «Хау айскрим ю вонт?» Мы с Андреем начинаем троить: «фри... дабл... айскрим… Вон те», — Я показываю три пальца, Андрей два, а Малютин — на картинку. «Русские?» — неожиданно спрашивает парень. «Ага, русские!» — энергично киваем. «С этого бы и начинал, а то хэлоу-хэлоу…» — ворчит Малютин, испытывающий негатив к американскому приветствию. На русском языке дело пошло быстрее.

Далее по плану найти автосервис и разобраться в причинах бряканья передней подвески Форда. В автосервисе делаем мелкий ремонт, АВ крестовину меняет. Слесаря мне рассказывают и показывают, как у меня разболтались тормозные суппорта, и, скорее всего, они и гремят во время торможения. Люфт суппортов устраняют.

На выезде заправляемся соляркой по 3500 сум за литр. Тут же, на заправке, Малютин показывает пальцем причину стуков в передней подвеске форда — сайлентблоки верхнего рычага развалились... «Привет» от дорог Казахстана настиг нас. Вертаемся к слесарям. Слесаря включают заднюю, говорят, что не найдут таких сайлентблоков. Принимаем решение не пытать счастья с запчастями в стране Дэу-швеши-никсиа матизов дамасов, а греметь подвеской до Таджикистана, тем более что слесаря скомпрометировали себя в некомпетентности. В Худжанде наши шансы вырастают в разы, так как автопарк в Таджикистане значительно разнообразней.

Узбеки с таджиками не в ладах, у них визовый режим друг с другом, что вообще ненормально. Поэтому при многочисленных переходах через границу, перейти можно не везде. Звоним в посольство, узнаем, что переход, устраивающий нас, находится в районе Бекабада. Уже по ночи добираемся до Бекабада, где погранцы отправляют нас севернее на пост Айбек (Ойбек). Переходим по одной машине. Пока АВ на посту, мы с Малютиным тут же перед постом меняем узбекские сумы на таджикские сомони по курсу 1:1000. Преимущество таджикских денег очевидно и неоспоримо: пачки узбекских денег из сумки перекочевывают в гаманец несколькими сотенными купюрами сомони.

Чтоб мы всегда так проходили границу… Халява, границу прошли за полтора часа, очереди никакой. Узбеки с радостью выпускают русских на территорию Таджикистана, без проволочек.

На таджикской границе нас встретил один погранец, который подпирал будку размером не более пары квадратных метров. Может, был и второй, где-нибудь в кустах в засаде, в темноте дальше освещенного круга, ничего не видно. Таджикский погранец выглядел настолько суровым, что у него даже оружия не наблюдалось, разбирается с супостатами голыми руками, наверное. В кузова наших пикапов вообще никто не заглянул. И таджикские таможенники встретили нас радушно, содрали с каждой машины таможенный сбор по 25 баксов… Нет, правда, они нам были действительно рады... «А у нас с вами таможенного союза нет», — комментирует старший таможенник тоном иллюзиониста нашу удивленную реакцию. Выписали квитанции, как положено. АВ сразу же начинает пробивать особенности таджикских ПДД... Разведка показала: фары включать не обязательно, мы имеем полное право и все основания пристегивать ремень безопасности и никто нам этого запретить не может. «Пристегиваться... Не обязательно...» — записал АВ в ежедневник. «А страховка?» — спрашивает АВ дежурно. «Ну съездите в ГАИ, потратьте время и деньги», — предлагает нам товарищ таможенник, с откровенным сарказмом в голосе. В целом, границей мы остались довольны.

После таможенного поста за Бустоном нас остановил первый же гаишник. У каждого человека, когда он видит, как гаишник требует его остановиться, поднимается адреналин в крови мгновенно. Просыпаешься сразу и думаешь, где мог накосячить и какие сказки рассказывать. Но это был не тот случай, работа такая у товарища, что тоже по ночам не спит… Даже если и нет таких инструкций, чтобы ночью тормозить машины на иностранных номерах, то все равно интересно: «Кто такие, откуда и куда?». Общение, как обычно, начинается с приветствия, инспектор протягивает руку не для документов, а для рукопожатия с водителем и пассажиром, широко улыбаемся друг другу. После непродолжительной светской беседы на географические темы, посмотрел документы и пожелал счастливого пути. Первое общение с таджикским гаишником оставило положительные эмоции. В темноте с ночлегом мудрить не стали, переехали за Бустон и свернули в поле. Стояла таджикская теплая и тихая ночь, над нами гнулось бездонное звездное небо, поэтому и палатки мы поставили по экспресс-технологии «развертывание ударом об землю». В освещении светодиодного фонаря отметили переход границы кусочком сала, дезинфицируясь чаркой трофейной узбекской водки.