|
Краткое предисловие. В ноябре 2003 года в одной из иркутских газет я прочитал объявление о найме рабочих для строительства домов из оцилиндрованного бревна в Южной Корее, с бесплатным проездом до места работы. Не поверил своим глазам, но сходил на собеседование с представителем этого работодателя в лице симпатичной девушки по имени Светлана Функ. Для себя заранее решил, что как только услышу о каких-нибудь предварительных платежах, сразу ухожу, ибо это однозначно будет «кидалово». Но ничего такого я не услышал, так что решился подписать контракт и отдать ей свой загранпаспорт для оформления визы, но до последнего дня не верил, что поездка состоится.
Однако через несколько дней она позвонила и сказала, что визы готовы и билеты куплены, и сказала, в какой день и во сколько мы в составе четырех человек встречаемся в иркутском аэропорту. Сказка! Началось всё хорошо…. но закончилось не так, как хотелось бы.
После возвращения домой я описал поездку в дневнике, задним числом, т.к. в Корее было не до этого. Хотелось бы оправдаться перед теми читателями, которые могут возмутиться: здесь ведь публикуются отчёты об АВТОпутешествиях! А ты пишешь отчёт о путешествии НЕ НА СВОЕЙ МАШИНЕ (не на своём автобусе, не на своём самолёте)! Но я считаю, что любое путешествие, которое НЕ ПЕШКОМ, достойно быть напечатанным на Дроме в рубрике АВТОПУТЕШЕСТВИЯ, не важно, на своей ты машине едешь, на арендованной или тебя кто-то везёт, а ты в это время глядишь вокруг и впитываешь новые для тебя впечатления о новых странах, новых людях и новых для тебя обычаях.
Вот и всё предисловие. Далее страницы из дневника.
Вкратце, без лирики, о шести днях в Корее. В четверг, 21-го ноября 2003 г., собирался весь день в дорогу, дома никого не было, все приехали вечером: Татьяна со своими предками с деревни, потом съездил на вокзал, встретил мать с Усолья. Не люблю проводы, лучше без них. Сумку ещё не собрал, все ходят вокруг спрашивают: «может, помочь?». Лучше заранее со всеми распрощаться, и в дорогу собраться за день до отъезда, а перед дорогой полежать спокойно на диванчике, но это всё мечты, конечно.
Короче, распрощался со всеми, хотели меня до автобуса проводить, уговорил всех дома остаться, поехал один в аэропорт. В порту просидел около часа, пока объявили регистрацию. Спускаюсь вниз, там уже наша мадам, Светлана Ф., стоит с паспортами и билетами, возле неё двое «контрактников», после меня ещё один подошёл. Отдала она нам наши документы, рассказала, что говорить таможенникам: типа, мол, едем «на техническую консультацию по ай-пи и эл-си-ди мониторам».
Самолёт до Владивостока задержался часа на два, туда прилетели, успели только позвонить домой и сходить в туалет, как уже нужно было идти в международный аэропорт: началась посадка до Сеула. Я пошёл первый, таможенник на чагу (берёзовая чага, не путать с «чачей»), которой нас снабдила наша мадам (чагу мы везли для нашего работодателя, по его просьбе, в Корее это дефицит, а вещь очень полезная), даже не взглянул. Двое ещё более-менее нормально прошли, но одного завернули: подозрительно, наверно, стало — что это все с чагой? Просили у него десять баксов за килограмм, а в пакете этой чаги было килограммов шесть. А нам дали всего по двести рублей на «это дело». Он отнёс пакет в камеру хранения, там идёт тридцать рублей в сутки (там она и осталась, на обратном пути мы ее не стали забирать).
Да ещё самый молодой, Максим, на паспортном контроле честно сказал, что едет на работу. Ему девушка посоветовала корейским таможенникам так не говорить, иначе сразу завернут назад. Так что немного мандраж был, пока не прошли все их кордоны в Сеуле и не вышли из аэропорта, где нас встречал наш «мистер Чан». Правда, до этого ещё собака докопалась до нашего багажа, унюхала что-то. У одного оказалась колбаса в сумке, всех заставили показать, что у нас лежит в сумках. «Калябаса», говорят, «калябаса». Я говорю: «ноу калябаса», не поверили, порылись, но у меня из продуктов вообще ничего не было. Хотели мне на дорогу сала дать, хорошо, что не взял, жалко было бы отдавать таможенникам, хорошее сало из деревни родители Татьяны привезли.
В самолёте, к слову, нормально кормили, что до Владика, что до Сеула. Сидеть только одно мучение: тесно и жарко. До Владика четыре часа мучился, до Сеула поменьше, около двух часов. Кошмар настоящий. Думали, по местам в билетах садиться нужно, оказалось: кто как успеет. Идём на посадку, не торопимся, а толпа ломится, теперь понятно, почему все ломятся: торопятся места хорошие занять. Будем знать на будущее, как летать в самолётах, чтоб лишний раз не мучиться.
Во Владик прилетели, ещё чувствовалось, что родная земля, хоть и теплее, чем в Иркутске и снега нет, но всё то же самое: и аэропорт почти копия как в Иркутске, и куча таксистов на выходе, и каждый «ненавязчиво» так докапывается до тебя. Пиво только в киосках другое, не такое, как в Иркутске: местное и японское. В общем, всё серо и убого (и это особенно контрастнее воспринимается, когда прилетаешь «оттуда»).
К Сеулу подлетаем, смотрим в иллюминаторы: море, земля, американский вертолет Апач невдалеке кружится, мачты высоковольтных проводов непривычно белого цвета — первое, что запомнилось. Садимся, уже деревья видны, что-то вроде пальм, в общем, уже видно, что «заграница», уже всё «ненашенское». Чувствуется, что снаружи тепло, чуть ли не лето, в этом ожидания не обманулись.
С самолёта выходили не по трапу, а сразу выходишь как бы в коридор, по которому проходишь уже непосредственно в аэропорт. Идёшь метров триста-четыреста. Мы летели в первом салоне, поэтому выходили последними, вдобавок мужики не успели иммиграционные карты заполнить, сидели после посадки ещё дописывали, стюардесса уже стала нас выпроваживать. Вышли из самолёта самые последние, идём в одиночестве, поэтому окружающее пространство стало ещё огромнее, идём охаем-ахаем, зашли в туалет — новые впечатления, такого я тоже никогда ещё не видел. Все тоже в восхищении чистотой и сервисом. Вышли в холл, куда идти — фиг его знает, толпа с самолёта давно уже испарилась, но по надписям на указателях разобрались, куда двигать. Прошли паспортный контроль, поставили нам по штампику в паспорта, нашли мы свой багаж, потом проверка «на калябаса», потом нам показали, где выход.
Встретились с «мистером Чаном», он повёл нас в свой микроавтобус. То, что его зовут «мистер Чан», мы узнали позже, от работяг, с которыми познакомились на стройке, куда приехали с аэропорта. По документам его зовут Чан Бен Сун, а при встрече он, кажется, не представлялся. По-русски говорит нормально, в Москве учился несколько лет, в аспирантуре, по политологии, как я понял.
Приехали на объект, он ушёл в какой-то вагончик, потом стал нас по одному туда приглашать, расспрашивал, где работал, где жена работает. Когда я ему сказал, что в прошлом работал программистом, он спросил, знаю ли я Corel? У них, оказывается, есть ещё и производство мониторов. Спросил ещё, есть ли у меня международные права? Я сказал, что да. Он спросил: с собой? Да, говорю. Микроавтобусом можешь управлять? Говорю, что сразу не рискну, нужно потренироваться немного «за городом». У него вдобавок механика, Хендэ-Старекс. Я привык к правому рулю, последний раз на механике с левым рулем ездил лет 5 назад. (Где-то через год ему этого Старекса разбил один из работяг по пьяни, за что попал в полицию). На плотника где, спрашивает, учился? Работал, говорю, на Севере пару лет на стройучастке, строили брусовые дома. (А у него дома из оцилиндрованного бревна строят, есть свои нюансы в отличие от бруса, но опытных строителей немало, кто у него уже не один месяц работает, так что было бы кому в курс дела ввести). Отдал ему паспорт и авиабилет, т.к. уже знал от тех, кто зашёл к нему первым, что он просит отдать ему их.
Потом поговорили с мужиками, которые там работали на доме, поспрашивали про условия работы и проживания. Говорят, уже дней двадцать работают без выходных и до десяти часов вечера. С семи утра до шести вечера — это основное время, перерыв на обед в рабочее время не входит, хотя у нас в контрактах ясно было написано, что обед входит. После семи идёт переработка, так называемый «овертайм», он платит четыре доллара за час. За выходные тоже отдельно доплата, но не четыре доллара в час, как в вечернее время, а как за обычные дни, в среднем где-то полтора доллара в час. За выходные мог бы и побольше платить. В контракте было написано, что выходные только в дождливые дни. Но так как при разговоре, ещё до подписания контракта, мадам Светлана говорила, что выходной один день в неделю, то насчёт дождливых дней мы поняли так, что это как бы дополнительные выходные.
Все эти недоговоренности открылись уже по приезде на место. Урок на будущее, что в контракте всё должно быть записано, иначе потом не докажешь, что тебе говорили устно, а чего не говорили. Честно сказать, наверное, желание уехать было настолько сильным, что на все эти мелочи не обращалось внимание. Да ещё просто не верилось, что это вообще возможно — уехать в Корею, да ещё бесплатно. Даже сумку собирать начал в последний день, всё думал: не может это быть так просто, что здесь где-то какой-то подвох.
Спрашивал же у неё (у Светланы Ф.) адреса и телефоны тех, кто уже ездил туда, чтоб, во-первых, убедиться, что это реально, а, во-вторых, чтоб знать, какая там погода, что с собой брать и т.д. Но она сказала, что все, кто туда раньше ездил, все опять там, в Корее. Это она просто соврала, как я уже сейчас выяснил, когда вернулись. Я ей позвонил после того, как вернулись, спросил, как дела, набрала ли она новую группу. Да, говорит, набрала. Высказал ей претензии по поводу паспортов и выходных. Она говорит, что сейчас контракт изменили, там сейчас написано, что паспорта забираются. И что выходные, если они не использованы, то даются в конце месяца. Про зарплату говорит, что с каждой поездкой повышается долларов на двести, но не больше восьмисот. Потом выразилась в таком духе, что, мол, многие квартиры себе там заработали, машины, а теперь ехать не хотят. Типа упрёк им что ли, не понял. Если хорошая зарплата и хорошие условия, почему бы и не съездить поработать? Не так это классно, наверно, пусть за хорошие деньги, но вдали от дома долго жить. Но суть в том, что она сама себя выдала. Почему-то не захотела давать телефоны этих людей, раз соврала, что все опять в Корею уехали.
Но если б, всё-таки, они всех «кидали», то в Сеуле мы б увидели одних новичков, но там были и те, кто по третьему разу туда приехал. Вам, говорят, не повезло, что вы приехали сейчас, а не летом, как мы. Летом здесь, говорят, как на курорте: работали по пояс голые, загорали. До холодов успели здесь уже освоиться, привыкнуть, и зиму корейскую как бы и не замечают уже. По сравнению с иркутскими морозами, это, конечно, и не зима вовсе, хоть лужи ночью и замерзают. Но как только мы увидели, что спят мужики в вагончиках этих на полу, пусть и утеплённом, с электрическим подогревом, но на каких-то тоненьких подстилках, настроение у нас упало. Спине, говорят, тепло, а голова мёрзнет, также и обувь не просушить, утром приходится мокрую одевать. Кто-то у них заболел здесь и не может вылечиться. Вот так они нам сразу настроение подпортили такими рассказами о житье-бытье здешнем. Насчёт питания претензий вроде бы я не слышал, хотя Виталий говорит, что кто-то жаловался, не знаю, я слышал только то, что обеды им привозят готовые. Кроме этого отдельно, говорят, мясо привозили им, типа, ешьте сколько хотите. Но Виталий по телефону, когда звонили Светлане этой в Иркутск, в числе претензий сказал о недостаточном питании, что, мол, работа физическая, «на морозе», питание нужно соответствующее, а здесь «рис да капуста». Упрёк, думаю, несправедливый, недаром мистер Чан этот несколько раз про недовольство питанием вспомнил, когда мы после выясняли отношения, обиделся, наверно. В общем, так нас мужики в курс дела ввели, да ещё говорят, что они, мол, «повелись», сразу не возмутились, а сейчас поздно возмущаться, почти месяц уже проработали, а вам терять нечего, вы только что приехали. Ну, мы порешали и пошли к мистеру Чану в вагончик на «разговор». Говорим, не согласны с изъятием паспортов, с работой без выходных и до десяти часов вечера, а также спать на полу. Он говорит: «Здесь — не Россия, здесь — Корея, здесь все спят на полу». Но корейцы-то спят на полу в каменных домах, а не в вагончиках, где сквозняки гуляют. Говорил, в основном, Виталий, мы иногда поддакивали, мистер Чан слушал-слушал, пытался что-то сказать, но Виталий всё читал ему договор: что там написано, а чего не написано. Что мы там обязуемся добросовестно выполнять свои трудовые обязанности, а принимающая сторона обязуется обеспечить нас всем необходимым для надлежащего выполнения трудовых обязанностей, в том числе условиями проживания. Тот потерял терпение и заорал: «Слю-юшай». Здесь, говорит, Корея, а не Россия. Здесь мафии, как у вас, нет, никто вас не обманет; если я сказал, что заплачу, так оно и будет, сколько обещал, столько и заплачу. Я, говорит, в Москве у вас учился, диссертацию защитил, я, говорит, профессор, никто не скажет про меня, что я кого-то обманул, зачем мне это? Обманешь, говорит, на сто долларов, чтоб потом про меня говорили, что я кого-то обманул, больше потеряешь. Почему вы боитесь, что я ваши паспорта забираю? Они у меня, говорит, в лучшей сохранности будут. Месяца три назад, говорит, от него сбежали два человека, поэтому он и стал забирать документы. Если, говорит, их поймают, то ему придётся платить штраф двадцать тысяч баксов. Если вы не согласны с этим, послезавтра поедете домой. Ему, говорит, не жалко потраченных на нас денег, около четырех тысяч, это меньше, чем двадцать. В Иркутске перепишете контракт и снова вернётесь. Как я понял после, у остальных пропало желание здесь оставаться, все были рады вернуться домой, да ещё и не за свой счёт. Но мне уезжать не хотелось. Я говорю ему, что контракт можно и по факсу прислать, или по почте, но зачем нам уезжать в Иркутск, а потом возвращаться? Мы можем сэкономить ему четыре штуки баксов, в ответ мы просим не так уж и много: купить нам нормальные кровати и спецодежду. А то мужики говорили, что насчёт спецодежды у них тоже проблемы: кому-то штаны по щиколотку, кто-то в своих кроссовках работает. Мистер Чан на мои слова только сидит хитро улыбается. Короче, договорились, что до завтрашнего дня подумаем. Он накормил нас ужином. Потом повёз нас на базу, ехали, наверно, часа два, вечером уже пробки начались.
Пейзажи за окном.
Корея —страна автомобильная, пешеходов мало.
Спрашиваем его, почему на улицах людей не видно? Говорит, что все работают. (Пешеходов, наверно, не видно потому, что у всех есть машины). А отдыхают, говорит, не так, как у нас, не прогуливаются просто так по улицам, а ходят в какие-нибудь клубы, кафе, рестораны. Похлопал себя по карману, типа, если деньги есть, то есть куда пойти, тонкий намёк на толпы на наших улицах, в России. По пути попросили его остановиться в каком-нибудь магазинчике чего-нибудь купить.
Остановились у придорожного магазинчика, он спрашивает: чего хотите? Выбрали маленькую бутылку ихней водки, слабая, 25 градусов, да пакет молока, он заплатил, и поехали дальше.
Часов в восемь подъехали к базе, километрах в пятидесяти от города. Было очень холодно, ветер дул сильный. Зашли в вагончик, занесли сумки с машины, он включил обогреватель какой-то, на газе, и обогрев пола, работает на солярке от бака за вагончиком. Показал, где спать, чем укрываться. Кровати типа нар, двухъярусные, обиты какой-то клеёнкой, дал нам одеяла с подушками, простыней нет, но я приспособил впоследствии вместо простыни другое одеяло.
Нары распределили по старшинству: кто старше — тот наверху, чтоб долго голову не ломать, кому где спать. Наверху как бы теплее должно быть по идее, но наверху оказалось не намного теплее, там ночью задувало с вентиляционного отверстия, а заткнуть его нельзя, т.к. обогрев от газовой горелки, угореть можно. (В эту, первую ночь, все задубели). С ночлегом разобрались, где и на чём спать, стали столик сооружать, еды особой не было, в смысле закуски, «калябасу» пограничники отобрали, было только печенье да банка брусники у Виталия. Пригласили к столу мистера Чана, типа, за знакомство выпить, он не отказался, сел с нами. Я вытащил со своей сумки поллитровую бутылку «Славы», говорю, специально для него привёз, чтоб с ним выпить. А он водку чаем разбавил, и то почти не пил, полиция, говорит, очень строгая, штрафы большие. Ради приличия, наверно, сел с нами, чтоб пообщаться. Посидел немного и стал домой собираться уходить. Я вытащил из сумки вторую бутылку, поменьше, раз, говорю, эту уже распечатали, то тогда эту с собой возьмите, это, говорю, водка моего имени, дома выпьете, когда можно будет. Он сказал «спасибо», поинтересовался, много ли у нас ещё водки? Я говорю: честно, это всё, что было. Боится, что алкаши приехали к нему, будем тут каждый вечер «бухать». Он уехал, мы корейскую водку распечатали, выпили на троих, один непьющий, закодированный. Нашу водку пить не стали, настроение было непитейное. Часов в двенадцать завалились спать, с настроением, что надо уезжать домой. А, забыл, перед сном ещё пошли втроём «искать интернет». Мне просто смешно было, где тут, вдали от города, да ещё ночью можно «найти интернет», но Виталию с Максом он позарез вдруг понадобился. Ну, я пошёл с ними лишь бы прогуляться. Прошли по шоссе с километр, вдали светились какие-то огни. Думали, что у них в каждой забегаловке есть компьютеры. Может, оно и так, хотя не совсем, но кто допустит постороннего человека до своего компьютера, да ещё ночью? Бред какой-то. Зашли в какую-то кафешку, кореянка подошла к нам, мы попытались ей объяснить, что нам нужно, она сказала, что у них компьютера нет. Мы вернулись на базу, решив, что с утра пораньше пойдём на поиски интернета или хотя бы телефона. Утром мы опять двинулись вдоль по шоссе, других дорог не было. Первое, что нам попалось, был антикварный магазин «K&G Antiques».
Тот самый антикварный магазин.
Хозяйка нам поведала, что район этот называется Kwang Ju (Кванджу), до Сеула отсюда пятьдесят километров, билет на автобус стоит полторы тысячи вон («вонючек», как их валюту называют русские, живущие в Корее, курс вона тогда был где-то 0,8$). Объяснить, для чего мы сюда приехали, мы кое-как смогли, показали наше приглашение, а на вопрос, где мы живём, не смогли объяснить. Поулыбались друг другу и ушли. Решили вернуться на базу, т.к. Чан мог уже приехать, а потом съездить в город. По дороге мне пришла мысль: чем ехать в город в поисках телефона, тратиться на дорогу, не дешевле ли снова вернуться в этот антикварный магазин и попросить у хозяйки за плату позвонить с её телефона. Вернулись, кое-как объяснили, что хотим позвонить в Японию (!?) племяннице Виталия (сказали, что сестре) с её телефона, сказали, что заплатим. Спросили, сколько будет стоить две минуты? Она согласилась, стоить, говорит, будет более пяти долларов. Дали ей номер, попросили сказать её номер, чтоб его племянница нам перезвонила. Она куда-то позвонила, видимо, узнавала код в Японию. Потом набрала номер и дала трубку Виталию.
Связь, видимо, была не очень хорошая, за две минуты он смог ей только объяснить, куда она должна перезвонить. Она перезвонила тут же, таким образом ему уже платить не нужно было, и он с ней базарил минут десять, баксов тридцать сэкономил. Рассказал ей про наше «бедственное положение». Она пообещала узнать у своей подруги, которая живет в Сеуле, что-нибудь насчёт работы, договорились, что в шесть вечера она опять позвонит. Ему нужно было узнать у неё телефон этой подруги, сами бы позвонили, чтоб не идти опять в этот антикварный магазин, не надоедать людям, но сразу как-то до этого не догадались. Когда он сидел разговаривал со своей племянницей, кореянка угостила нас кофе, потом говорит, что есть у них тут такая христианская церковь (в Корее на самом деле много верующих-христиан, как это ни странно, чуть ли не 40% населения), называется «церковь при министерстве иностранных дел», там по воскресеньям с 12 до 14 часов дают бесплатные обеды для иностранцев.
Возможно, это та самая церковь.
Дело было в субботу, она нас пригласила на следующий день придти к ней к двенадцати часам, а она нас свозила б на своей машине в эту церковь. Там, говорит, и русские приходят (впоследствии, уже в Иркутске, узнал от одного человека, который работал в Корее нелегалом, что при таких церквях есть курсы корейского языка для иностранцев, и, выучив язык, можно получить вид на жительство с возможностью легально работать). Спросила, верю ли я в бога? Я сказал: думаю, что да. Она рассмеялась. Виталий отдал ей шесть баксов, мы сказали, что придём в шесть часов, когда позвонит его «сестра», кореянка сказала, что можно придти, но её может не быть, будет её муж, она его предупредит.
На базе. (Надеюсь, этих собачек не ждет участь стать шашлыком, корейцы, как известно, очень «любят» выращивать собак именно для этого дела. Вдоль дороги слишком уж много попадалось нам собачьих питомников).
Вернулись на базу, Чан был уже там. Привёз нам новые одеяла, подушки с наволочками, обещал что-то придумать насчёт простыней (удивительно, для нас это так естественно: простыни, наволочки, пододеяльники, но у него их пришлось почему-то просить). Привёз также всем спецодежду: тёплые куртки, двоим тёплые штаны, мне и ещё одному выше среднего ростом вельветовые брюки, т.к. тёплых такого роста не нашёл, и ботинки, типа кроссовок, замшевые, нормальные и очень удобные. Мне всё подошло: и брюки, и ботинки, что очень удивительно: в Корее народ маленький, я не сомневался, что на меня ничего не подойдёт. Куртка только чуть тесновата. Насчёт обуви даже Светлана предупреждала, что из спецодежды у них только брюки да куртки выдадут, а обувь у них маленького размера, с собой нужно везти. Видно, очень постарался мистер Чан.
Спрашивает: что вы решили? Насчёт паспортов он своего решения не изменит, это было ясно. Он сказал, что через неделю из Иркутска придут новые контракты, там насчёт паспортов будет написано как бы официально. Насчёт спецодежды и спальных принадлежностей вопрос отпал, договорились насчёт если уж не кроватей, то хотя бы нар, а также насчёт продолжительности рабочего дня. Это, говорит, Светлана вас неправильно информировала, что обед входит в рабочее время, на самом деле у него не так. Но раз, говорит, она вам так сказала, то хорошо, вы будете работать с полвосьмого до полшестого.
Насчёт того, чтобы нам всегда жить и работать вчетвером, тем составом, каким мы приехали сюда, он сказал, что этого не будет. Если возникнет необходимость, то одного или двух могут отправить на другой объект, в связи с производственной, так сказать, необходимостью. С этим не поспоришь. Мы и не стали спорить, контракт нам такого не обещал. Сегодня, говорит, отдыхаете, завтра начинаете работать, где-то на южном объекте, километрах в ста пятидесяти от Сеула. Короче, мы согласились, новые одеяла и спецодежда повысили нам настроение. Сели обедать, он приходит и заявляет нам, что после обеда мы должны собраться и ехать с ним на южный объект, чтоб завтра с утра пораньше уже начать работать. Виталий говорит: но Вы же сказали, что сегодня выходной и едем завтра. Тот злится, мол, туда долго ехать, пока завтра встанете, пока позавтракаете, пока доедем, времени много пройдёт. Я сижу молчу, думаю, что ему возразить тут вроде бы нечего. Виталий полез в бочку: нет, Вы нам сказали, что поедем завтра. Тот психанул: «ти» уволен, говорит, на нас смотрит, мы говорим, что мы вместе, т.е. тоже считаем, что должны ехать завтра. «Ви все», говорит, «уволены». Собирайтесь, поедем на базу (в смысле, на главную базу). Зачем, непонятно. Короче, собрались, поехали. Не нашим не вашим.
Племянница его звонила в шесть часов в антикварный магазин и на домашний, и на сотовый, корейцы были в недоумении: почему мы не пришли? Приехали с ним на ту стройку, куда в первый день приезжали, просидели весь вечер в его микроавтобусе, Чан возле костра со своими корейцами что-то гутарил. Потом позвал нас в вагончик, дал телефонную трубку, поговорите со Светланой, мол. Виталий опять ей всё подробно, что да как: что Чан свои обещания даже в мелочах не выполняет, почему мы должны ему верить тогда? Та что-то заикнулась насчёт того, что мы должны по тысяче, но уже не баксов, как в первый день сказала, а рублей. Он ей говорит, что мы ничего им не должны, мы ничего не нарушали. Больше насчёт денег они не заикались. Подходили к нам мужики, когда у них перерыв был. А чё вы, спрашивают, уезжаете? Работать, говорят, можно. Один из них, Алексей, оказался земляком как Виталию, так и мне. Жил в Слюдянке, откуда Виталий, а сейчас в Иркутске, даже на одной улице со мной (а вообще он родился и вырос в Монголии, потомок семёновцев, когда и как оказался в Слюдянке, а потом в Иркутске, я не знаю). Чан узнал, что мы земляки, видимо, попросил его передать нам, что он не против, если я и ещё один, отделочник Сергей, останемся, а других двоих он не хочет оставлять, типа — больше всех возмущаются. Мы промолчали, он ушёл работать в дом, Чан к нему подходил, о чём-то расспрашивал. Я сказал Виталию, что с моей стороны было бы нечестно остаться, если остаёмся — то только вместе. Что он взял всё на себя, всю трудную работу по выдвижению наших требований, хотя, считаю, немного переусердствовал в этом, но этого я ему тогда не сказал. Говорю, что ты стал неугодным Чану, и мы двое молчащих как бы выделились на твоём фоне. Сказал ему, что надо быть вместе до конца, и что я его не осуждаю, он всё сделал правильно. Он говорит, что это и хотел от меня услышать. Часов в восемь Чан увёз нас снова на базу, завтра, говорит, поедем в аэропорт. Мы поужинали, допили мою бутылку водки. Виталий хотел сходить в антикварный, я отказался, поздно, говорю.
Утром часов в девять пошли туда втроём. Там был муж хозяйки, он нас увидел, молча пригласил пройти с ним в кабинет, мы разулись, сели на пол, он был с подогревом, очень тёплый. Говорит, что племянница Виталия вчера звонила в шесть двадцать на телефон, потом на сотовый его жене, спрашивает, вы разве давали ей сотовый? Виталий говорит «у неё, наверно, определитель номера». Сказал ещё, что она говорила по-японски. Говорит, что он тоже японский знает, а так же китайский и английский. Несколько лет жил в Америке, где-то между Лос-Анджелесом и Сан-Диего. В России не был, но хотел бы съездить. Потом он позвонил жене, она вскоре подъехала. Спрашивает: вы вчера работали, что не смогли подойти в шесть вечера? Я говорю: нет, не работали, а были заняты. Она переспросила: заняты? Не знаю, может что-то не так сказал, но она прямо расхохоталась. Не работали, но были заняты, это, наверно, смешно на самом деле. Попросили их позвонить племяннице в Японию, всего одну минуту, Виталий положил на столик три доллара. Они несколько раз пытались дозвониться, но безрезультатно, может та отключила телефон после ночной смены. Деньги не взяли: вы, говорит, не поговорили, за что же платить? Вот такие добрые корейцы нам попались. Муж её ещё спросил: а почему вы не можете позвонить с телефона своего шефа? Пока я думал, что ответить, он говорит: он, наверно, не любит, когда звонят с его телефона? Я говорю: да. Мутными, наверно, мы им показались какими-то. Может, надо было всё им прямо так и рассказать, как есть, а не рассказывать сказки, что приехали для технической консультации. В полицию, надеюсь, они бы нас не сдали, может, что-то бы посоветовали. Да и на этом спасибо, что не отказали, дали возможность позвонить. Поблагодарили их на прощание, пожали руки, (при этом мне показалось, что хозяйке это не очень понравилось, видимо, это у них не очень принято, пожимать руку женщинам, я такое замечал также в Китае, где женщины тоже не любят подавать руку для рукопожатия, но она руку подала), и мы ушли. На базу пришли, Чан уже нас ждал. Поехали в аэропорт. По дороге отщёлкал одну фотоплёнку через окно машины, хоть что-то будет на память (фотал простой плёночной мыльницей, цифровые тогда ещё были нам недоступны, поэтому фотографии не ахти, тем более еще и через стекло).
Хендэ-Соната, очень распространенная в такси.
Корейские «жигули» разного рода.
На сегодняшний день и в Иркутске таких автобусов уже много ходит.
Что забавно на мопедах: к рукояткам приделаны перчатки, берешься за руль, а руки уже в тепле.
Дороги чистые ещё и по той причине, что у строительной техники перед выездом со стройки на дорогу моют колёса.
Неплохие корейские грузовички, сейчас у нас таких тоже много на улицах Иркутска.
Полиция. К слову, интересно отлавливают пьяных за рулем: останавливают сразу поток машин и идут вдоль всего ряда, поочередно давая каждому водителю «дунуть в трубку». Очень быстро и эффективно. Штрафы большие.
Поля. Почти вся территория Кореи занята горами, поэтому любой пригодный участок земли чем-нибудь да засеян.
Кладбище на горе (Правильно, зачем зря землю занимать, её и так мало).
Впереди турникет платной автодороги.
Перед турникетом платной дороги.
Здесь оплачивается проезд по платной дороге.
Понравилось ещё, что встречные полосы разделены высоким забором, так что ночью встречные машины не слепят светом фар.
Виталик не захотел один остаться.
В порту он высадил нас и пошёл куда-то с нашими документами, потом вернулся минут через пятнадцать, говорит, что забыл паспорт Виталия. Именно его паспорт забыл, главного, так сказать, смутьяна. Мы говорим, что не оставим его одного. Чан не особенно удивился этому, хорошо, говорит, поедем назад. Туда и обратно мы б уже не успели.
Все расстроились, особенно Виталик, это, говорит, не случайно, я чувствовал, что что-то подобное должно произойти. А Чан говорит, что забыл его паспорт на столе в офисе. Значит, говорит, так было угодно богу, и показал пальцем на небо. Я не расстроился, я подумал, что это судьба, значит, мы останемся здесь работать. Это, наверно, был хитрый трюк со стороны Чана, чтоб мы ещё раз подумали и остались. Самому ему, наверно, гордость не позволяет сказать нам прямо, чтоб мы остались, думает, измором нас возьмёт.
Следующий самолёт только через три дня, в среду, и он думает, что мы от скуки, не зная, чем себя занять, сами попросимся на работу. За других не ручаюсь, я ждал, что он скажет нам всем, чтоб оставались. Тогда б уже это было личное дело каждого — решать, остаться или нет. Но он с воскресенья и до вторника не показывался у нас, приезжал только в понедельник рано утром, привёз рефлектор, в газовой горелке газ закончился. В воскресенье, говорит, газа нигде не купить, ну мы ночь провели только с подогревателем пола, который, почему-то, постоянно отключался, короче, задубели под утро. А утром просыпаюсь, понять не могу, почему так тепло, и свет откуда-то яркий светит, солнцу вроде неоткуда тут в вагончике появиться. Тут Серёга, отделочник, говорит, что утром «мистер Хван» (он постоянно переиначивал его имя, всякий раз по-разному) привёз рефлектор и сам его включил. Я помню, просыпался, когда кто-то открывал дверь, я подумал, это кто-то из наших на улицу выходил. С его стороны это очень благородно.
Виталик съязвил: ну прямо как мать родная заботится о нас. Виталик говорил мне, что в интернате вырос и с детства не терпит несправедливости и никому не верит. В последнем я сомневаюсь, т.к. по его же словам жена его считает, что он не разбирается в людях. Видимо, никому не верить он пытается себя заставить. Так сказать, за внешней холодностью и язвительностью прячется ранимая и доверчивая душа, много пострадавшая от людской несправедливости. Но жизнь разбираться в людях не научила, а научила только перестраховываться. Я, наверно, такой же, может быть чуть менее злой, я его немного понимаю. Ну, короче, он, наверное, за вчерашнее ещё был злой на Чана, что он так с его паспортом сделал и что, когда приехали на базу, не дал ему возможности воспользоваться его компьютером, чтоб послать по электронной почте сообщение своей племяннице в Японию. Они с Максом увидели, что он пошёл в свой офис, попросили посидеть за компьютером, тот согласился.
В офисе «мистера Чана». Виталий с Максом добрались до интернета.
Макс успел написать сообщение друзьям или родственникам, не знаю, но когда Виталик сел, Чан сказал, что хватит, ему нужен компьютер для работы (чувствовалось, что Чан буквально не переваривает Виталия, что неудивительно). Пока Макс сидел печатал своё послание, я попросил Чана позвонить по телефону кореянке, Инь Ён (почти Инь-Янь), одной из тех, что я прошедшим летом возил целый месяц по их шаманским делам, когда работал в такси. Они снимали фильм про шаманизм (к слову, есть мысль написать об этом отчёт для Дрома по дневниковым записям). Попросил его спросить, смонтировали они фильм или нет, если да, то можно ли взять у них копию. Он с ней поговорил и перевёл, что из-за чьей-то там болезни фильм они не досняли. Наверно, она профессора с их группы (что-то много профессоров, уже второй в этом отчёте) имела в виду, который ещё в Иркутске загремел в больницу с язвой желудка: крепка оказалась русская водка, которую они ежевечерне дегустировали, по сравнению с корейской двадцатиградусной. Вот два фото по этой теме.
В Еланцах в гостях у местного шамана Валентина Хагдаева (он за кадром), на переднем плане мой напарник Валерий Горячкин (в прошлом штурман авиации, шутник и балагур), на втором плане вся корейская съёмочная группа и две переводчицы. Неплохо «посидели».
Инь Ён в центре (в жёлтой футболке), профессор второй слева,
июль 2003г., турбаза на Байкале.
Сказал, что она привет мне передаёт и сказала ему, что я «хороший человек». Я ей тоже попросил передать привет.
Короче, Виталик с интернетом обломился, и в понедельник с утра мы пошли по шоссе до ближайшего городка, находящегося километрах в пяти от нашей базы. По пути Макс нашёл собачью сумку, новую совершенно, лежала возле дороги, а Виталику приглянулся футбольный мяч, как футболист он не мог пройти мимо такой находки, всё это мы припрятали, чтоб захватить на обратном пути. Всю дорогу до городка шли вдоль шоссе по обочине, назад тоже, тротуаров там не наблюдалось. На обратной дороге, до базы уже оставалось с полкилометра, промчался мимо какой-то грузовик с каким-то не то киоском, не то контейнером в кузове, очень широким, в полуметре от нас. Виталик говорит, что он сигналил, я не слышал. Там по дорогам никто пешком не ходит, мы одни такие. Хорошо, ночью в воскресенье не пошли, а то была мысль, Виталику не терпелось до интернета добраться. Но ждали сидели Чана, сказал, что вечером приедет, весь вечер проиграли в карты, он так и не приехал. По темноте не решились шарахаться, и правильно сделали. Машины гоняют с бешеными скоростями, на дорогах людей не ожидают увидеть. Такая бы будка вечером точно бы нас зацепила. Когда мы ходили в тот городок во второй и третий раз, мы уже нашли, как пройти не по шоссе а в стороне, отдельными участками: сначала по одной стороне от дороги, потом по пешеходному переходу переходили на другую сторону и шли по другой дороге. Другое дело: ни шума, ни ветра от проносящихся в полуметре от тебя машин. Короче, дошли мы до городка и давай заходить во все подряд магазинчики, чтоб спросить, где тут у них интернет-кафе.
Ильсан, где мы искали «пиши-рум».
Зашли в какой-то магазинчик, где продаются компьютеры, минут пять им объясняли, что мы хотим, потом показываем на их компьютер и на деньги: типа, заплатим, если дадут посидеть за их компьютером в интернете. Те вроде что-то поняли, говорят, что по этой улице есть интернет, показали, в каком направлении идти, уже легче. Но надписи везде по-корейски.
На улицах Ильсана, справа от меня Макс.
Зашли ещё в один магазинчик, там парень нам поподробнее объяснил, сказал, что метров через сто на другой стороне улицы будет трёхэтажное здание, там находится «пиши-рум», так они по-корейски произносят английское «PC-room». Нашли, наконец-то, это здание, на котором всё, естественно, по-корейски, только две большие буквы PC указывали, что здесь что-то есть, имеющее отношение к компьютерам. Поднялись на второй этаж, зашли в помещение, уставленное столами с компьютерами, поняли, что попали куда нужно. Я на всякий случай уточнил у женщины за столиком у входа: «Это пиши-рум?». Та закивала головой. Спросил, сколько стоит пользование интернетом, говорит: тысяча вон в час, это где-то двадцать пять рублей по-нашему (у нас тоже что-то около этого стоило). Купили у неё карточку, она вставила её в картридер: удобно, видно, сколько времени осталось, идёт обратный отсчёт, минута добавляется, на включение-выключение, наверно. Виталик с Максом тык-мык: интернет-то корейский, попросили её запустить по-английски, та вставила какой-то диск, стало понятнее, но десять минут прокопались. Говорю Виталику: скажи ей, что время прошло, мне, говорю, неудобно. Тот говорит: а чего неудобного, скажу, конечно. Пошёл, как-то объяснил: тайм, говорит, они его поняли, принесли другую карточку, сами улыбаются. Виталик говорит: они смеются, наверно, над нами, для них это копейки. Написали они каждый куда хотел, а мне писать было некому, на тот момент у меня и компьютера ещё не было дома. Сидел, глазел по сторонам. До меня докопался какой-то кореец, спросил, откуда мы. Пообщался немного с ним, он угостил меня кофе, я подарил ему в качестве сувенира наш червонец. Виталик послал племяннице (она, насколько я понял, работает в Японии консуматором в ресторане) письмецо в Японию, потом говорит: пойдём погуляем, часа через два придём сюда снова, может, ответ будет.
Походили по городку по магазинчикам, поглазели, вернулись — ответа в его ящике не было. Пошли домой, по пути забрали спрятанные сумку и мяч, на базу вернулись часов в пять, день быстро прошёл. Вечер проиграли в карты, Виталик с Сергеем хорошо играют, мы с Максом похуже. Посмотрели по видаку несколько фильмов на корейском языке, Виталий «переводил»: нес всякую ахинею, но выходило удачно, поржали неплохо. Виталик, к слову, сильно похож на одного актёра, который в старых советских фильмах про Отечественную войну всегда играл немцев, характер у него тоже немецкий, педантичный.
Чан так и не приезжал в понедельник, был только его компаньон, накрывал плёнкой бревна, погода что-то портилась, мог быть дождь, он и был ночью. Поспали в тепле, рефлектор отвернули в сторону, чтоб сильно не слепил.
Утром позавтракали, хотя нет, чай только попили, есть не хотелось, опять двинули в городок до интернет-салона. Было какое-то сообщение Виталику, но почему-то нечитаемое. Ящик-то он себе сделал в России, а в местном интернете почта, которая туда приходит, не читается. У них или нет нужных драйверов или мы не смогли им как надо объяснить. Короче, создали они с Максом кое-как в корейском интернете новый адрес и опять послали в Японию сообщение. Та, видимо, была «на проводе», т.к. сразу ответила. У неё сообщения по электронной почте сразу на сотовый попадают, и с сотового она может и отвечать тут же, только латинскими буквами. Так и поговорили.
Про бывшего мужа своей подруги, живущей в Сеуле, сказала, что из-за проходящей у них как раз в это время кампании по вылавливанию нелегалов он сам сейчас скрывается, не работает. На бывшей работе питался рисом с капустой. Посоветовала нам, если есть возможность остаться, то оставаться. Дала телефон какого-то тренера, он легально работает в Сеуле, молодой, нет тридцати лет, но называет его по имени-отчеству, говорит, потому, что он «серьёзный человек». Позвонили ему с интернет-кафе с автомата, он сказал, чтоб вечером перезвонили, попытается что-нибудь узнать. Вечером сказал, когда ему перезвонили, что времени у него было мало что-то узнать, поэтому ничего не получилось. Сказал, что через месяц вся эта кампания закончится и работы будет много и всякой, тогда можно будет что-то найти, сказал, чтоб звонили через месяц. Виталик его спросил, кем он работает, тот ответил, что занимается боями без правил. Ого, говорит, вопросов нет.
С интернет-кафе пошли прямо на базу, никуда больше не стали заходить, всё, вроде бы, тут осмотрели, да и Чан должен был приехать. Пришли, Сергей говорит: Чан ждал нас часа три, не дождался, уехал. Сказал, вроде бы, Серёге, что будем работать месяц, потом посмотрит, что дальше делать. Этот Серёга хоть и хитрый жук и не дурак, но мы так толком и не поняли, что Чан нам сказал. Что-то ещё про зарплату сказал, что через месяц повысить может, но мы ничего от него так и не добились, в смысле от Серёги, тот сам, наверно, ничего не понял. Мы сначала поняли так, что мы месяц отработаем, чтобы покрыть его расходы на нас, и тогда поедем домой, ничего, естественно, не заработав. Жаль, что с ним не встретились. Не судьба, наверно, все-таки. Если б он нас дождался, может быть, разговор бы получился. Но до среды так и не поговорили с ним.
В среду приехал какой-то «репортер» с фотоаппаратом, типа «Чана друг, хочет нас сфотографировать на память, потом нам фотографии вышлет». Виталик взял у него фотоаппарат из рук и положил ему в его сумку, жестом показав, что против съемки. Снимет, говорит, потом наши фотографии будут у всех таможенников, и мы фиг сюда уже приедем. Чан по телефону, который нам дал «репортер», сказал, чтоб мы ехали с ним в Ильсан, пригород Сеула.
Машина у него была Киа-Соренто, джип. Я сел на первое сиденье. Машина классная, салон классный. Я без спроса включил у него радио, тот его молча выключил. Может, он знал русский и хотел послушать, о чем мы будем говорить между собой. Мужики такую возможность тоже не исключали, сидят специально при нем говорят все, что думают о мистере Чане и о нем. Может, говорят, он агент ихнего ФБР? Тот вроде сидит спокойный, бровью не ведет. Машина только ехала не очень быстро. Виталик показывает ему рукой, мол, давай, туда, туда, обгоняй, мол. Я ему перевел, говорю, они сказали, что вы медленно едете. Тот говорит типа того, что у него такая манера езды, привычка медленно ездить.
Поговори, говорят, с ним о чем-нибудь, что молчать-то ехать. Скажи ему что-нибудь по-корейски. Я, говорю, что кроме слова «здравствуйте» уже ничего и не помню, и это будет глупо выглядеть, если мы уже едем полчаса, а я ему вдруг скажу «здравствуйте». Макс спрашивает: а как будет «здравствуйте» по-корейски? Я говорю: «Анён хасимника». Водила заулыбался, рукой куда-то в сторону рычага коробки передач показывает, я ничего понять не могу, смотрю туда, там банка стоит со жвачкой, я понял, что угощает. Угостились, мужики говорят: спроси, сколько ему лет? Я спросил его по-английски, он ответил (корейцы по-английски говорят практически все без исключения), что ему сорок девять. Я ему говорю, что они думали, что Вам тридцать пять. Все ржут сидят, и водила тоже, на вид он и правда выглядит моложе. Спросил меня, кем я работаю, вернее, кто я по профессии. Рассказал ему немного. Про себя он рассказал, что несколько лет назад служил, не понял, на каком, корабле. Матросом, спрашиваю? Нет, говорит, капитаном. Сейчас учится в университете на репортера и фотографа, вечером, а днем работает, не понял, кем, не стал переспрашивать, может репортером и работает. Виталик говорит, попроси его позвонить Чану. А тот отвечает, что через десять минут приедем. Но ехали еще минут тридцать. Ну, где, говорит, его десять минут? Задолбали, говорит, все своим враньем.
Доехали до Чана, он ждал нас на какой-то заправке, попрощались с этим водилой, я ему сказал «West Bishes» вместо «Best Wishes» (устал, с непривычки, по-аглицки базарить), но он, кажется, не заметил моей оплошности, пожал нам всем руки, и мы пересели в микрик компаньона Чана, а сам мистер Чан сказал нам только «пока» и уехал.
Все, думаю, это значит, что теперь мы уже точно «гоу ту хоум», переговоров больше не будет. За что боролись, на то и напоролись. Рядом с водилой на сиденье лежала папка с нашими паспортами и билетами. Виталик взял папку, водила занервничал, показывает: положите, мол, на место. Тот говорит: ничего, не бойся, посмотрим только. Проверили свои паспорта, все ли на месте, нет ли каких изменений. В паспортах какая-то надпись на визе внизу в последней строчке появилась, по-корейски. Может, и ничего страшного, обыкновенные дежурные фразы. Может, она еще при въезде появилась, я просто не обратил внимания. Водила сидит ерзает, Чан, видимо, проинструктировал его не отдавать нам паспортов в руки до самой регистрации, а то, мол, могут сбежать, вот он и нервничает. Мы проверили и положили на место, чтоб его зря не нервировать.
Я попросил у него, чтоб он дал мне телефон поговорить с Чаном. Он набрал номер и дал мне трубку. Мистер Чан высказал мне все свое возмущение всем тем, насчет чего мы выразили свое недовольство в разговоре по телефону со Светланой и с ним. Насчет питания говорит, чем вы недовольны? Я сказал, что насчет питания у нас претензий лично нет, нас все устраивает, просто, говорю, мы слышали, что кто-то из других работников что-то такое говорил, не знаю кто. Он говорит: я знаю кто, это Алексей, он завтра тоже поедет домой. Подвели парня, получается. Я говорю, мы сейчас ехали, думали встретимся с вами, поговорим, обсудим еще раз, надо же договариваться, а не идти на принцип, находить какие-то компромиссы. Весь разговор в точности уже не помню, да еще не все понял, что он там говорил, акцент у него все-таки сильный. Кажется, он что-то сказал насчет того, чтоб нам месяц поработать. Я говорю, мы согласны при условии, что оплата будет вперед. Он говорит, что это невозможно. Я говорю, но вы же тоже не по договору поступаете, паспорта забираете. Как бы в залог, говорю, это понятно, но тогда пойдите нам навстречу, заплатите нам за месяц вперед, тоже как бы в залог. Вы, говорю, забираете паспорта, значит, боитесь, что мы убежим к другому работодателю, значит, как бы соглашаетесь, что у вас не самые лучшие условия работы. Я говорю, что четыреста баксов, конечно, тоже деньги, но это даже для Иркутска не самые большие деньги (сегодня, по прошествии десяти лет это вообще смешные деньги). Мы сюда приехали не только ради денег, но и посмотреть вашу прекрасную страну, а работать, оказывается, должны без выходных. Он сказал, что нет, кто хочет, может не работать, дело добровольное, в смысле работы в воскресенье. А насчет оплаты сказал, что зарплата меньше из-за того, что он за дорогу за нас платит. С Казахстана, говорит, парень получает штуку, но он и специалист хороший и приехал за свой счет, заплатил, говорит, три с половиной штуки, чтоб сюда приехать. Я говорю: ему есть смысл даже за три с половиной штуки приезжать сюда, т.к. у них на родине зарплата не больше ста долларов в месяц. Он говорит: «неправда», а я думаю, что, может, еще и меньше. Еще говорит, что зарплата эта начальная, на период испытательного срока, потом, если кто этого заслуживает, он повысит в следующий заезд. Я говорю, это все понятно. Насчет оплаты вперед он не согласился, предложил нам с Сергеем остаться, если мы хотим. Я ему сказал, что поговорю с ним и снова позвоним. Слышал, говорю, Серега, он нам предлагает остаться? Тот говорит, нет, он сказал ему, что вызовет его летом, а сейчас он не хочет оставаться. А если, говорю, зарплату повысит? Ну разве что, говорит, за восемьсот баксов в месяц. Знает, что не повысит. Я, говорит, свою задачу выполнил. Его бригада, где он бригадиром, отправила на разведку, чтоб посмотреть, что за работа, насчет машин узнать, сколько что стоит. За эту неделю он узнал, наверно, всё, что ему нужно было, летом уже приедет, может быть, со всей своей бригадой, ему нет особого смысла сейчас здесь оставаться.
Виталик сидит молчит, наблюдает, что я решу. А у меня голова чуть не закипела, пока доехали до аэропорта. То решаю остаться: сделали все, что могли, до последнего боролись, держались вместе, борьба окончена, непонятно пока, кто здесь проиграл, а кто выиграл, какой смысл дальше что-то кому-то доказывать, ради чего, или кого? Ради тех, кто после нас приедет? Это глупо, не они нас посылали, о себе нужно прежде всего думать. До приезда сюда мы друг друга не знали, каждый ехал с какими-то своими задачами, у каждого была своя мотивация. Максу достаточно того, что он побывал в Корее, как бы отметился, получил некоторые впечатления. Он трудностей в жизни не видел, и сразу спасовал, его не волнует, будет он потом себя уважать или нет, что сразу запаниковал и захотел тотчас же назад, в Россию, где все родное, где можешь и нах.. кого-то послать, если что не так. «И дым отечества нам сладок и приятен», процитировал он известную фразу.
У Виталика были запасные варианты, может, они даже были основными, эти варианты, и он, может, сознательно шел на конфликт, чтоб со спокойной совестью «кинуть» мистера Чана, но тот категорически не захотел отдавать паспорта. Он до последнего искал возможность здесь зацепиться, но не у Чана. Если б он нашел в Сеуле работу, то в аэропорту, перед самой регистрацией, сделал бы ноги, хоть наш сопровождающий и следовал за нами неотступно, до самой посадки, где он наконец-то расслабился. Серж, как я уже сказал, свою задачу-минимум выполнил. Так какого фига я строю из себя благородного?
Потом у меня настроение изменилось в другую сторону, не помню уже, что я думал, почему не решил один остаться. Мы приехали в порт и пошли на регистрацию. Было еще рано, сели подождать на лавочках.
Виталик говорит нашему сопровождающему, что надо бы нам поесть. Тот сходил купил нам по пакетику молока и пирожному, довольно вкусное и то и другое, кстати. Мы перекусили. Он сказал, мол, в самолете будет обед. Понятно, говорим. Началась регистрация, мы заняли очередь к одной из стоек, потом он показал, что нужно подойти к другой стойке. Я подошел первым, меня зарегистрировали и забрали багаж, он укатился по транспортерной ленте. Макса тоже зарегистрировали, а Виталика с Сержем отфутболили, типа, мест больше нет. У нас ведь билеты на февраль. Я понял так, что остальные улетят вечером, в десять часов. Пока мы обдумывали эту новость, Серега уже побежал по всем подряд стойкам, смотрю, у него на одной из стоек взяли билеты и регистрируют.
Видимо, перепроверили что-то там и появились свободные места. Серега довольный стоит, Виталик возле него тоже повеселевший. Кого они, говорит, опять мутят? Серега молодец, говорит, нигде не пропадет. Тот корейцу говорит: вот так надо! Тот тоже улыбается, тоже довольный, что все улетают. Я попросил у него телефон позвонить Чану, сказал, что регистрацию прошли и улетаем все одним рейсом. Жалко, говорю, что так все вышло, мы, говорю, все-таки приехали сюда работать. Светлана, говорю, неправильно нас проинформировала, надо было сразу говорить всё как есть, проинструктируйте её получше, чтоб больше таких проблем не возникало. Ладно, говорит. А тебя с Сергеем, говорит, я вызову летом. Ты согласен? Хорошо, говорю. Попрощался с ним, Виталик что-то хотел ему сказать, я дал ему трубку, но он уже отключился.
Мы двинулись на посадку, сопровождающий наш дождался, пока мы все не прошли в зал досмотра, повеселел, сказал нам всем «бай-бай». В зале досмотра шмон серьезный идет, все разуваются, обувь отдельно проходит через какую-то камеру, рентген, наверно, всем выдаются тапочки, чтоб пройти через турникет, потом все обуваются и идут на паспортный контроль. Серый забыл свой классный нож в багаж сдать, забрали у него. Ладно, говорит, как пришёл так и ушёл, он его стырил у китайцев на шанхайке в Иркутске. Прошли паспортный контроль и двинули на посадку. По пути зашли в несколько магазинчиков. Виталий хотел водки корейской домой купить, но цены просто бешеные, раза в четыре больше, чем в обычных магазинах. Пришли к выходу на посадку, там еще тишина, и народу еще мало, все, наверно, по магазинчикам разбрелись.
Макс купил у Виталия пять баксов и побежал купить себе какой-нибудь сувенир, вернулся с открывашкой для пива, на магните, с каким-то рельефным рисунком, довольно симпатичная вещица. Запал там на какую-то продавщицу, красивая, говорит, я б на ней женился. (Кореянки, к слову, действительно очень симпатичные, по крайней мере среди азиаток они самые красивые).
Я тоже пошел в сувенирный магазин, походил, поглазел, потом пошел тоже купил у Виталия двадцать баксов. Он пошел со мной, случайно разбил там какую-то чашку сувенирную, баксов за десять, фигня, говорит, не переживай, ничего они мне не сделают. Девушка-кореянка из персонала подошла, смущенно улыбается, Виталий говорит: «Извините, извините», но она ему ничего не сказала, собрала осколки и ушла. Видишь, говорит, я знаю свои права (наглость эта у него, наверно, профессиональная, он работал раньше ревизором). Мог бы и не разбивать, конечно.
Ну, а вообще спокойствие у него железное. Так и с мистером Чаном разговаривал: тихим, спокойным голосом. Я ему сказал, что чем спокойнее говоришь, тем больше тебя, наверно, боятся. Он говорит: ты бы знал, как мне это спокойствие даётся. На сердце, наверное, такое спокойствие сказывается. Когда я, копируя акцент и интонации, с которыми мистер Чан произносил это слово, говорю «слю-ю-шай», он аж шарахается от меня. Сначала думал, что прикалывается, но, похоже, это и в самом деле действует ему на нервы. По его совету купил пару наборов рюмок с национальными рисунками (второй дома потом кому-то подарил), он тоже себе такой взял.
Еще я купил амулет какой-то, не знаю, как называется, многие вешают такие штуки в машинах, чтоб «отгонять злых духов» (не сильно то, впрочем, и отгоняло, как выяснилось впоследствии, сейчас просто висит в гараже).
На посадку сел поближе к выходу, нет, вру, это было во Владике, а здесь не торопился, мы еще фотографировались перед посадкой и в коридоре перед самолетом.
Перед посадкой на рейс Сеул—Владивосток.
На этом самолёте мы летели до Владика.
В самолете попросил стюардессу посадить меня куда-нибудь посвободнее, она говорит: садись на последний ряд, поближе к аварийному выходу. Думал, шутка у нее такая, сел на свое место в восемнадцатом ряду, хорошо, что не возле окна, а с краю, хоть ноги в проход можно иногда вытянуть. Через несколько минут слышу, Виталий зовет меня, иди, говорит, на последний ряд, там свободное место. Он сел с Серегой неподалеку. С ними сидела девушка, с которой они весь полет заигрывали. Серега потом говорит: нафиг он со мной сел, всю дорогу встревал в разговор. А Виталик говорит, что Серега не по теме вопросы ей задавал: куда летите да что в Корее делали? Может, говорит, она деньги какие-нибудь оттуда везет, а тут два незнакомых мужика докапываются, что да как? Посмотрела, говорит, на него как на дурака и ничего не ответила. А я кайфовал всю дорогу, так классно в самолете еще ни разу не сидел. Это был, наверно, самый лучший ряд в самолете, а у меня к тому же еще и самое лучшее место в этом ряду. Ряд сам по себе просторный, а у меня впереди еще и сиденья не было, т.к. там аварийный выход. Значит, стюардесса правду сказала, не знаю, почему я ей не поверил.
Там сидел парень, он посоветовал мне пальто на верхнюю полку положить, а то я по привычке, что обычно все полки верхние уже заняты, хотел пальто в руках опять держать. Он показал мне на свободную полку на противоположной стороне. Я положил пальто, поблагодарил его и сел на свое место, восхищаясь простором. Парень этот говорит, что он постоянно берет билет на этот ряд, старается придти на регистрацию пораньше, чтоб попроситься на этот ряд. Он тоже не маленькой комплекции, тем более постоянно летает, как я узнал позже. Я задал ему пару дежурных вопросов, которые обычно задают попутчикам в поездах или самолетах. Он ответил, но сам меня ни о чем не спрашивал, полагая, наверно, что сам должен рассказать, если его спрашиваю. Оказалось, он почти постоянно живет в Корее, в Пусане, закупает там автобусы и отправляет во Владивосток, потом туда едет на неделю, чтоб встретить корабль с этими автобусами, и снова летит в Корею. Достала его эта Корея с корейцами. О самих корейцах он очень нелестного мнения. Гнилой, говорит, народ, непорядочный, необязательный, обманывают даже своих. Работать не хотят, думать не хотят. Но по-крупному не кинут, т.к. боятся последствий: полиции и всех дальнейших разбирательств. Я спросил, что неужели не бывает исключений? Говорит, что нет, они, говорит, как клоны, все друг на друга похожи. За счет чего же, спрашиваю, они процветают, если такие ленивые и глупые? За счет, говорит, Америки и Японии. Все предприятия принадлежат американцам или японцам. Автомобильные заводы тоже построили или те или другие, дизайн часто итальянский, своего ничего нет. Если, говорит, начинают на него наезжать, я знаю, чем их заткнуть. Так и говорю им, что они должны знать свое место. Все их изобилие благодаря тому, что рядом Северная Корея, поэтому американцы не жалеют денег, чтоб в этом регионе было послушное им правительство.
Не знаю, ему видней, конечно, но все-же корейцы во многом молодцы. В них с детства воспитывают гордость за свою нацию, у каждого школьника дома, если не ошибаюсь, бесплатные компьютер и интернет от правительства, да и их достойный уровень жизни ведь не с неба на них упал. Крутятся они тоже как белки в колесе, и за уровень жизни этот бьются они с полицией не слабо на демонстрациях. В общем, как всегда, истина где-то посередине.
Я рассказал о наших проблемах, он говорит, что паспорта не имеют права забирать. У них в Пусане много русских работает, район даже есть, в котором они, в основном, живут, называется Техас. Живут годами, пока не надоест, потом уезжают, когда для нелегалов раз в два года открывают «коридор», чтоб они могли уехать, не платя никаких штрафов. Говорит, что эта вся борьба с нелегалами чисто формальная, сами они прекрасно понимают, что есть много таких рабочих мест, на которые корейцы не пойдут работать. И никого они не штрафуют, пугают только.
До Владика долетели быстро, время за разговорами пролетело незаметно. Обед был неплохой: мясо, креветки, пирожные, все вкусно. Напитки всякие носили, мы по пиву взяли.
Перед посадкой спросил своего попутчика, на чем в город с аэропорта можно добраться и за сколько? Это, говорит, проблема, в это время автобусов уже нет, в семь часов вечера, только такси. Днем рублей по сто с человека берут, вечером можно за двести уехать. Когда мы забрали багаж и пробирались через толпу таксистов, то цифры услышали уже другие: пятьдесят баксов за машину. Оно и понятно: рейс последний, тем более с Сеула, ценовая планка самая верхняя. Таксисты пассажиров ни одного без внимания не оставляют, за каждым идут по пятам, если видят, что его никто не встречает. За нами тоже один увязался.
Мы ему объяснили, что с деньгами туго. Он спросил: а сколько вы могли бы заплатить? Мы сказали, что по сто рублей, в противном случае останемся в аэропорту до утра. Четыреста рублей тоже деньги, если он все равно едет на ночь домой, но он от нас отстал.
В город нас звал Виталий, к своей сестре. Я спросил: у них есть машина? Попроси, говорю, приехать за нами, дорогу оплатим. Он позвонил. Сестра, говорит, уехала в командировку, муж ее дома, говорит, что выпил, не сможет приехать. Потом еще раз позвонил, тот сказал, что часа через два придет в норму и приедет.
Просидели часа три, на улице еще полчаса простояли, никого не было. Уже в аэропорту и пассажиров почти никого не осталось, человека три, не больше, таксисты куда-то разъехались, нас не увидеть было невозможно. Он пошел снова позвонил, говорит, тот уже дома, был в аэропорту, пробежался и уехал. Так, наверно, «сильно» хотел нас найти, может, и не ездил вообще. Постарайтесь, говорит, найти возможность приехать, утром, мол, отвезу вас в аэропорт. Виталик на него обиделся. Я говорю: не расстраивайся, сестру все равно ты б не увидел, а мы и здесь проведем ночь неплохо.
За этими ожиданиями уже пять часов пролетели незаметно, осталось еще часов десять до регистрации. Багаж только зря сдавали, лучше б на девяносто рублей еды побольше взяли, а то с деньгами голяк, хватило только на бутылку водки да немного закуски купить. Впрочем, в киоске на втором этаже и закуски то толком уже не было, купили последние котлеты и булочки. Виталик, по-моему, за все заплатил, я, по крайней мере, не платил, у меня осталось рублей шестьдесят, я сказал, что буду должен, отдам ему после того, как приедем домой. Макс вроде сначала тоже хотел поучаствовать, потом что-то передумал. Мы обосновались на столике возле окна, Макса уговорили составить нам компанию, обижаешь, говорим. Налили ему сначала в пробку от бутылки, т.к. он отказался брать у продавца третий пластиковый стаканчик. Потом Виталий вытащил набор корейских рюмок, стали пить из них. Серега закодированный, поэтому он не пил, только кофе.
Поиграли в карты часов до трех, потом завалились, кто где, спать: кто на батарею, кто на стульях возле батареи, подремали часов до семи. Часам к восьми в аэропорт уже толпа начала прибывать. До регистрации успели с Виталиком по две бутылочки пива выпить, поиграли еще в карты, газеты почитали, в общем, ночь более-менее провели: хорошо, что никуда не поехали. Тем более во Владике на тот момент были проблемы с водой: ни помыться, ни в туалет нормально сходить, в аэропорту хоть была вода. Поджарился только на батарее да не выспались, да проголодались, еле дождались, когда в самолете обед принесли. Пива уже не предлагали, экономят. Сидели втроем вместе, Макс где-то в другом салоне. Я сидел с краю, не так тесно, как с Иркутска до Владика.
В Иркутск прилетели, было заметно холоднее, чем во Владике, и снег повсюду. Пока с Виталиком обменивались телефонами, Макс с Серегой багаж раньше получили и испарились куда-то, ушли по-английски, не прощаясь. Серега вроде подходил к нам, когда я записывал телефон Виталика, но сразу отошел, у вас, говорит, свои дела какие-то. И потом, когда ждали багаж, он спросил меня, не встречает ли меня жена на машине. Я говорю: нет, она не водит машину. Он говорит: откуда я знаю, просто так спросил. Может, это со стороны так и выглядело, что у нас «дела какие-то», поэтому Серега и Макс, как люди «гордые», посчитали ниже своего достоинства попрощаться с нами. С Максом я мало общался, не потому, что он мне вообще не интересен, но больше я общался с Виталиком: у нас с ним больше общего и возраст почти один, разница пять лет, это не четырнадцать.
Макс тихий, скромный, может, еще и мнительный. Если б я сам к нему подошел попрощаться, я думаю, он бы рад был, может, я и ошибаюсь, может, он тоже себе на уме. В общем-то, он самый закрытый из всех, по-моему, оказался, не в худшем смысле. Мыслит рационально, во всяком случае, рациональнее меня: у него первый разряд по шахматам, в картах менее успешен. Но наивен и не любит проблем. Это не так плохо, не хуже, чем мотыльком лететь на огонь. Трудно, очень медленно выражает свои мысли. От стеснительности, наверно, т.к. мы ему почти в отцы годимся. Разница в возрасте сильно зажимает, по себе знаю: бывает, боишься сказать глупость, и от этого еще больше глупеешь.
Серега, вообще-то, тоже не сказать, что такой уж открытый. Что у него на уме — можно только догадываться. То, что он не дурак, это видно, правда, не сразу. Хоть и простой работяга, но неплохо играет в карты и в шахматы. Всегда уважаю людей за ум, тем более за практический, природный ум. Но не всегда такие люди нравятся с чисто человеческой стороны. А с чисто человеческой стороны Серега мне вообще не понравился: очень хитрый и нечестный, доверять ему нельзя. Халявщиков не люблю. Сколько там жили, ни разу не помыл посуду, не убрал со стола и ни разу не готовил на всех.
К слову о еде, голодные мы там не сидели, в холодильнике на базе был необходимый минимум продуктов: яйца, мясо, квашеная капуста «ким-чи», куда же без неё, корейцы без неё за стол не садятся. Хлеб, правда, только белый, нарезанный ломтями, как для тостов, черного у них нет, но это не страшно. Ещё понравился у корейцев способ готовки гарнира: в рисоварку засыпают рис, наливают воду, включают и уезжают по своим делам, он там по программе готовится, и после весь день он там стоит на подогреве. Удобно: приехал на обед, быстро пожарил какой-нибудь полуфабрикат: мясо или рыбу, положил горячего гарнира — и обед готов, для вечно спешащих корейцев это экономит много времени. Продуктов много неплохих, ким-чи особенно мне понравилась, я её теперь часто здесь в Иркутске покупаю. Не оценил я только любимую корейцами мелкую рыбешку, размером меньше гольяна, в сахарном сиропе, это загадка какая-то.
Продолжу про Серёгу: один раз он пожарил яичницу, и то только когда увидел, что никто не собирается готовить завтрак, это когда мы втроем собрались утром пойти в соседний городок искать интернет, есть не хотелось, мы только попили чаю. Он сготовил яичницу, сел за стол и ради приличия спросил, вы что, мол, не будете завтракать? Хотя пожарил всего четыре яйца, это одному нормально позавтракать, то есть он на одного себя и готовил. Никаких дежурств мы не устанавливали: кому готовить, а кому мыть посуду. Сидели как бы на чемоданах, знали, что уедем со дня на день, поэтому не акцентировали на этом внимания. Просто в меру честности каждый сам себя вел, все получалось как бы само собой: кто-то ставил чай, кто-то жарил мясо или яйца, кто-то драил сковороду или мыл посуду. Если один делал что-то одно, то другой брался за что-то другое. Но Серый никогда не принимал в этом участия: поест — и на нары. Не хотелось по пустякам портить отношений, т.к. знали, что уедем, вероятнее всего. Если б знали точно, что останемся, то тему бы эту пришлось поднимать. А так, каждый посчитал ниже своего достоинства портить отношения с халявщиком. Халявщики тоже разные бывают, кому-то это можно и простить, если есть за что простить. Да, хрен на него. Правда, как работяга он, кажется, лучше нас всех бы подошел там, на работе его подгонять и учить не пришлось бы, если не наоборот. В Иркутске он работает бригадиром отделочников, оттуда у него, наверно, начальнические замашки. Не хотел бы я с ним работать, этого и не произошло, не судьба…
С Виталиком дошли до автобусной остановки, у него до электрички еще масса времени была, мне сильно тоже некуда было торопиться. Автобус до Ново-Ленино редко ходит, поэтому я думал, что долго буду стоять, думал, может с ним на двадцатке доехать до центра, там пересесть на шестидесятый, но сорок второй быстро подошел, и я распрощался с ним и побежал на автобус.
Ничего вокруг не было необычного, словно и не ездил ни в какую Корею, за неделю не успел от России отвыкнуть, всё было обыденно, хоть и приехал из тепла в мороз.
Но домой приятно приезжать издалека, есть повод устроить маленький праздник…..
Декабрь 2003 г., Иркутск.