Австрия

• Часть 1: Франция

Глава 13

Париж мы покидали с лёгким сердцем. Путь предстоял неблизкий, мы встали, когда было ещё темно, и, не без труда запихнув вещи в машину, поехали прочь от всех этих французов, багетов, очередей, тартаров, потоков гусиного жира и невкусного вина, и от лягушек, которых мы так и не попробовали. Жалко было оставлять Камарг, О-Лангедок, мыс Аг и бесконечные нормандские пляжи, а вот оставлять Францию — не жалко.

Навигатор выбрал какой-то нетривиальный и казавшийся не самым прямым маршрут, но я не обратил на это внимания. В конце концов, он знает про пробки, ремонты дорог и даже о том, в какой день недели каким маршрутом лучше ехать, а также, в отличие от меня, умеет решать геодезическую задачу в уме, поэтому маршрут мы полагали полностью его зоной ответственности. Вместе с тем, я не сомневался, что мы поедем через Германию, потому что любой маршрут, достаточно близко подходящий к территории Германии, обязательно заворачивается навигатором через эту самую Германию из-за отсутствия ограничений скорости на автобанах. Я был уверен в этом настолько, что подозрения начали закрадываться только тогда, когда мы увидели знак, сообщавший, что до швейцарской границы осталось 500 метров.

Я много раз писал, что проезжать насквозь Австрию было частью нашей кармы на протяжении нескольких лет, и сейчас, когда мы решились на лобовой таран кармического колеса, вселенная внесла свои коррективы, дабы восстановить баланс. Теперь мы должны были проехать насквозь Швейцарию.

Мы показали паспорта, заплатили за безобразно дорогие швейцарские дороги (впрочем, эта дороговизна объясняется тем, что виньетка продаётся минимум на две недели), остановились на ближайшей заправке, чтобы купить швейцарских сыров, которые я люблю и в которых немного разбираюсь, и поехали. И я должен сказать — швейцарские Альпы не зря считаются самыми красивыми. Мне кажется, что даже довольно низкое ограничение скорости на автобанах в 120 км/ч швейцарцы установили специально для того, чтобы все проезжающие смогли насладиться видами и захотели сюда вернуться. Когда-то мы проезжали так же мимо австрийских красот, мимо озера План, Вены, Граца, и внезапно, будучи уже на пороге того, чтобы осуществить давнюю мечту о полноценном путешествии по Австрии, обрели новую.

Ксюша волновалась. Ей вообще свойственно волноваться по всяким поводам, выдуманным ей самой за две секунды до начала волнения, и в данном случае таким поводом послужило то, что мы не знаем ничего о правилах дорожного движения Швейцарии и о специфике швейцарских дорог.

— Ну ты бы мог хотя бы на всякий случай прочитать про ПДД Швейцарии! — укоряла она меня.
— Может, мне ещё и про ПДД Лихтенштейна надо было прочитать? — саркастически интересовался я.

Мой сарказм показался не таким уж уместным, когда мы пересекли небольшой мостик, на котором был установлен знак, сообщавший, что мы въезжаем в Княжество Лихтенштейн. Я благоразумно замолчал, и мы без остановок проехали Лихтенштейн, что заняло у нас около пятнадцати минут, и въехали в Австрию.

Ничего не произошло. Небеса не разверзлись, машина не сломалась, горные тролли не перегородили нам дорогу. Колесо кармы откатилось в сторону, освобождая нам путь. Мы были готовы к австрийскому приключению.

Первой нашей остановкой в Австрии был Тироль, что было довольно логично, учитывая, откуда мы сюда приехали. Остановиться мы решили в крохотной деревеньке Шписс, где нас ждали апартаменты в очень аутентичном тирольском домике с цветами в окнах и с большим балконом с видом на вершины гор. Деревенька была расположена на высоте 1600 метров и находилась рядом с границей Австрии и Швейцарии. «Рядом» в данном случае не означает обычной близости на карте; «рядом» означает, что из наших окон было видно горы, находившиеся в Швейцарии, и по прямой до них было меньше километра, только вот дороги по этой самой прямой к ним не было, ни пешеходной, ни, тем более, проезжей. Чтобы добраться до Шписса, нужно некоторое время крутиться по серпантину с довольно крутыми уклонами, но после итальянской Берджолы мы были привычны к таким условиям проживания, и это нас не испугало.

Испугало нас совсем другое. Мы приехали в Тироль для того, чтобы удовлетворить свою страсть горного туризма, у нас было семь дней, и мы хотели непрерывно шататься по горам, но накрывший всю Европу дождь никуда не делся. Он был тут как тут, мелкий, противный, моросящий, иногда становящийся чуть сильнее, иногда, наоборот, ненадолго прекращающийся, он сопровождал нас непрерывно. Не то чтобы такая погода полностью исключала хождение в горы, но она делала это занятие некомфортным, а так как все те виды самоистязания, которыми мы занимаемся во время отпуска, мы подсознательно полагаем отдыхом, нам всё же хотелось хоть какого-то комфорта.

Пришлось искать альтернативы, и это было непросто. Зимой в Тироль приезжают ради горных лыж, а летом — ради горного туризма, и ни под какие другие занятия местная инфраструктура не ориентирована в принципе. Мы съездили в ближайший к нам городок Рид с населением в 1200 человек, прогуляли по нему почти целый день, и нашли здесь умиротворение, традиционную тирольскую архитектуру, пару супермаркетов и бесчисленное множество магазинчиков спортивно-туристической направленности, но но отыскать в нём занятий на целую неделю было невозможно. Нам нужна была Цель.

Мы долго сидели над картой округа Ландек, в котором мы находились, и нашли какое-то озеро, которое показалось нам потенциально интересным. Вероятно, мы оба вспомнили наше приключение на озере Обер в Баварии. В том приключении дождь занимал одно из почётных мест, а сочетание озера и дождя оказалось решающим для достижения изначально недостижимых целей, и мы, решив повторить эксперимент, выдвинулись к озеру Гепач-Штау.

За несколько километров до озера мы встретили неожиданное препятствие в виде шлагбаума и пункта оплаты. Надпись на немецком, который мы оба знаем на уровне устного счёта, сообщала о том, что эта дорога — всем дорогам дорога, и въезд на неё платный, причём денег за этот самый въезд хотели неприлично много, во всяком случае, по австрийским меркам. Мы стали держать совет: Ксюша была за то, чтобы ехать, а я — чтобы сократить расходы и найти другое озеро, не такое платное. Признаться, меня смущал не ценник этой самой дороги, ведь на платные дороги по пути из Франции в Австрию мы потратили в несколько раз больше, но сама необходимость оплачивать подъезд к какому-то озеру, да ещё и в дождь, казалась мне сомнительной. Сейчас я чувствую себя, как пассажир, успешно запрыгнувший в уже отъезжающий поезд — ведь если бы моей половине не удалось убедить меня, что оно того стоит, мы бы не узнали, что такое высокогорные австрийские дороги.

Собственно, многие дороги Австрии по сути своей являются высокогорными. Но некоторые из них, во-первых, живописнее других, и, во-вторых, зачастую не связывают между собой никакие населённые пункты. Такие дороги открыты только летом и осенью, въезд на них оплачивается отдельно, и они предназначены исключительно для того, чтобы туристы могли любоваться красотами австрийских Альп прямо из окна своего автомобиля, невзирая на погоду.

Уже позднее я обнаружил, что в Австрии есть довольно много таких дорог, и информация о многих из них содержится в различных путеводителях и справочниках, но та самая, первая наша высокогорная дорога не упоминается в русскоязычных источниках вообще нигде, количество информации на английском очень ограничено, и более или менее подробную информацию о дороге, на которой мы оказались совершенно случайно, можно получить только на немецком. Возможно, это связано с тем, что переводчики не могут осилить её название — «Kaunertaler Gletscherpanoramastraße».

Мы не торопясь продвигались по дороге, и внезапно дождь перестал, выглянуло солнце, туман стал рассеиваться, и мы поспешили как следует осмотреться по сторонам. Буклет, выданный нам на въезде в обмен на деньги, обещал незабываемые виды, удивительной красоты озеро, кафетерий на вершине, водопады и горных сурков. И знаете, за что я люблю, просто обожаю Австрию и Германию? За то, что они держат слово. Мы получили всё обещанное — и виды, и озеро, и кафетерий, и водопады. После такого количества впечатлений, которое нам оставила эта дорога, мы даже особенно и не претендовали на сурков, понимая, что дикие животные ведут себя по своему разумению вне зависимости от оплаты въезда, но австрийские сурки, похоже, осознают свою ответственность перед туристами, и на обратном пути они честно повылезали из нор, чтобы пару раз перебежать нам дорогу и дать себя сфотографировать.

Получив неожиданно такое количество положительных впечатлений, мы стали искать другие подобные маршруты, и их оказалось множество. Следующей нашей высокогорной дорогой, на которую мы отправились под традиционным дождём, была дорога Тиммельсйох. Интересна она тем, что максимальная высота на ней — 2509 метров, и тем, что она соединяет австрийский Тироль с Италией. Когда-то это был вполне себе используемая дорога, но сейчас в Италию значительно проще и быстрее попасть по автобану Инсбрук—Больцано, и этот крутой серпантин превратили в туристический маршрут.

На этой дороге нельзя выделить каких-то особенных интересных мест, да и не нужно — она прекрасна сама по себе, вся целиком. Зелёные луга, горы, свободно пасущиеся лошади и коровы, водопады... Кто-то понатыкал то тут, то там, малопонятных арт-объектов, видимо, чтобы внести сюда какой-то неповторимый элемент, но нас ни один из них не заинтересовал. Мы достигли вершины, где было расположено кафе, и это был не какой-то горнолыжный кафетерий, а вполне себе атмосферное тирольское кафе, но не стали в нём задерживаться: дело в том, что мы ехали в Италию, и я горел желанием съесть настоящую итальянскую пиццу.

Мы проехали знак, возвещавший, что до Италии остался ровно километр, и внезапно дождь перестал, а стоило нам преодолеть этот километр и въехать в Италию, как тучи расступились, и засияло солнце. Складывалось ощущение, что в Италии солнечно всегда, даже тогда, когда во всех остальных странах Европы уныло и беспросветно, и нам на какой-то момент захотелось остаться здесь.

Но небольшое кафе в маленькой деревеньке у подножия гор, с которых мы спустились, расставило всё на свои места: пицца, заказанная нами, оказалась разогретым полуфабрикатом из супермаркета, а кофе, хоть и был вкусным, всё же был далёк от того, чтобы его можно было назвать настоящим итальянским кофе; и именно тогда мы поняли, что мы не в Италии, мы — в Тироле. Тироль — он не австрийский и не итальянский, он просто Тироль, так же, как Карелия, которая не русская и не финская — она просто Карелия. Иногда границы государств проходят поперёк исторических областей, режут их на части, оставляя по одну сторону австрийцев, а по другую — итальянцев, хотя все они на самом деле тирольцы. В истории нередки случаи, когда такие переделы заканчивались тем, что члены одной семьи оказывались подданными разных государств, но что мы, кучка отдельных личностей, для государственной машины, которая, как ни парадоксально, была создана для того, чтобы служить нам и защищать нас? Чёрт, в развитии общества явно что-то пошло не так; но этому я, наверное, посвящу какой-нибудь другой из своих литературных трудов.

В задумчивости я вёл машину обратно к высоте 2509. Тирольская пицца не смогла удовлетворить наши аппетиты и наполовину, и мы возвращались к понравившемуся нам кафе, чтобы наверстать упущенное. Как только мы въехали обратно в Австрию, тучи собрались обратно, закрыв собой солнце, и зарядил всё тот же мелкий и противный дождик, а в тот момент, когда мы достигли вершины и припарковались неподалёку от кафе, пошёл снег.

Была ровным счётом середина августа, а мы стояли на вершине, выйдя из машины и подняв головы к небу, глядя на летящий сверху снег. Ощущение нереальности происходящего было невероятным. Я уже почти искренне ожидал, зайдя в кафе, обнаружить там рождественскую ёлку и лично герра Клауса с северными оленями и мешком подарков; но в кафе, похоже, работали довольно привычные к местным капризам погоды люди.

Я заказал «суп с кнёдлем». Помню, я ещё посмеялся над кривым английским переводом немецкого меню — смотри-ка, они действительно написали «кнёдль», как будто нам сейчас принесут суп с одним кнёдлем. Мои смешки длились недолго — ровно до того момента, как я увидел этот кнёдль.

Тирольский кнёдль — это монументальное творение. Он занимал большую часть тарелки, оставляя совсем немного места для собственно супа, и это было хорошо — ведь, съев этот кнёдль, никакой добавки в виде супа ты уже не захочешь. Мы здорово наелись, а выйдя на улицу, обнаружили, что снег тем временем превратился обратно в дождь, и двинулись в обратный путь.

Третьей и последней из посещённых нами дорог была Сильвретта, проходящая по одноимённому горному массиву мимо одноимённого озера. Сильвретту считают одной из самых красивых горных дорог Австрии, и она действительна такова, но, учитывая, что мы побывали уже на двух красивейших дорогах, она не вызвала в нас такой бури эмоций. Шёл традиционный дождь, иногда ненадолго прекращавшийся, нас со всех сторон обступали горы, а на вершине вместо традиционного кафе обнаружился целый ресторан. Мы сели на втором этаже, с панорамным видом на всю эту красоту, и в очередной раз заказали что-то там с кнёдлями и некие «королевские блины по-тирольски с ванильным соусом», как обычно, не особенно представляя заранее, что же нам принесут.

Поедая что-то там с кнёдлями, я обнаружил в блюде непредвиденный компонент в виде трупика насекомого, относившегося, очевидно, к виду musca domestica, она же муха комнатная. Судя по виду усопшего, насекомый не оступился случайно, провалившись в тарелку с едой, а был с особым садизмом сварен заживо вместе с прилагавшейся к кнёдлям пастой. В московском ресторане я бы позвал менеджера, объяснил ему, что непредусмотренный меню компонент блюда может вызвать у меня аллергию, получил бы бесплатный десерт и пару фальшивых улыбок, а здесь... Я посмотрел вокруг, на скрытые облаками вершины гор, много дней питаемые дождями и оттого полноводные водопады, и на стадо полудиких ослов, взбирающихся на склон... И, переложив останки членистоногого в пепельницу, продолжил есть. Мне кажется, я уже получил за эту мелкую неприятность достаточную компенсацию.

Кнёдли с гарниром закончились, хотя и с трудом. Австрийские порции ничуть не меньше, а иногда и больше немецких, и к тому моменту мы уже надеялись, что официанты забыли про блины... Но австрийские официанты, к сожалению, никогда ничего не забывают. Когда нам принесли блины, мы долгое время не могли поверить, что так может выглядеть блюдо с названием «блины». Чтобы хоть как-то вообразить это, постарайтесь представить килограмм блинного теста, которое запекали и непрерывно перемешивали одновременно. К этому полотну, которое я мог бы озаглавить «взрыв на блинной фабрике», прилагалось не менее полулитра ванильного соуса, в который нужно было макать взятые столовой ложкой «блины». Честное слово, в тот момент я хотел, чтобы это оказалось какой-нибудь несъедобной гадостью, но «блины» и соус были восхитительны, и нам пришлось сожрать всё. То есть пришлось-то, как обычно, в основном мне, а некоторые другие участники мероприятия бессовестно отлынивали, ссылаясь на свой и без того весьма небольшой объём желудка и невозможность проглотить ещё хоть крошечку.

Горные дороги научили нас, что всё, каким бы прекрасным оно ни было, приедается со временем, и для того, чтобы всегда испытывать восторг, нужна постоянная новизна ощущений. К тому же мы, в конце концов, приехали в Тироль не для того, чтобы поездить по нему на машине и посмотреть на виды из окна; и в один из дней, несмотря на пасмурную погоду, мы собрались в горы.

Зная, что дождь может накрыть нас в любой момент, мы выбрали маршрут, который начинался практически от порога нашего жилища и доходил до малозначительной вершины высотой 2525 м. Перепад высот, таким образом, составлял всего метров 900, и в случае серьёзного ливня мы могли довольно быстро спуститься к исходной точке; мы бы всё равно, конечно, промокли до нитки, но, по крайней мере, нам не пришлось бы проводить под дождём полдня.

Начало маршрута пролегало через изумительной красоты лес на склоне горы, где росли дикие ягоды и грибы, которые никто не собирал, потому что для их сбора в Австрии нужна лицензия. Впрочем, была и вторая причина, по которой никто ничего не собирал — на маршруте, как мы и любим, не было вообще никого, кроме нас, по причине сомнительной погоды и удалённости самого маршрута от точек сосредоточения туристической инфраструктуры. Я думал, что мы довольно быстро, где-то за час-полтора доберёмся до вершины, проведём на ней около получаса и потом начнём спускаться, но в наши планы, как всегда, вмешались непредвиденные обстоятельства.

После того, как лес кончился, дорога пошла вверх под крутой уклон. Я шёл немного впереди, и первый напоролся на деревянную ограду с воротами, которые, впрочем, не были заперты, и имели табличку «пожалуйста, закрывайте за собой». Гадая, зачем здесь, на горном склоне, эти ворота, я сделал ещё несколько шагов вверх по тропинке и остановился как вкопанный. В глазах потемнело; то, что я увидел, ясно говорило мне о том, что мы не уйдём с этого склона до наступления темноты, а если понадобится — то заночуем прямо на нём и проведём здесь весь следующий день, питаясь грибами и ягодами. Единственным способом избежать этой участи было не дать Ксюше увидеть то, что видел я, и я, формируя в голове план действий, стремительно повернулся, чтобы рассказать о страшных йети, обитающих на склоне и огороженных забором для нашей собственной безопасности, и о том, что нам нужно немедленно бежать обратно в лес и прятаться, но я опоздал: Ксюша уже стояла рядом со мной с разинутым ртом и широко открытыми глазами.

На лужайке, открывшейся нашему взору, паслись лошадки. Маленькие альпийские лошадки с длинными шелковистыми гривами в количестве около пятнадцати штук умилительно щипали травку, и я понял, что попал. Что мы не уйдём с этой лужайки, пока не сфотографируем каждую лошадку минимум с четырёх сторон, пока мы не сделаем групповые портреты во всех возможных лошадиных составах и в обнимку с каждой из них по отдельности. Я начал вспоминать комбинаторику — число размещений из n по k равно убывающему факториалу... Не могу сказать, что я способен посчитать факториал в уме, но по-любому получалось, что на то, чтобы составить все возможные комбинации лошадок, понадобится не меньше месяца.

В этот момент лошадки нас тоже заметили. Но вместо того, чтобы повести себя, как подобает травоядным — продолжить поедать траву и игнорировать внешние раздражители — эти непарнокопытные сбились в плотный косяк и двинулись на нас.

Признаться, сначала мы испугались. Мало ли, что они задумали — может, они тут в горах уже давно туристами питаются, а никто и не подозревает. Но оказалось, что при виде человека не слишком одарённые интеллектом лошадки бегут к нему выпрашивать еду, как будто на альпийском склоне растёт слишком мало травы и человек, поднявшийся снизу, сможет принести им какой-то особенно вкусной травы. А может, этим маршрутом слишком часто ходили голландские туристы, и лошадки пристрастились к совсем другой траве, кто их разберёт.

Так или иначе, нас не съели. Нас обнюхали, сказали «игого», потыкались носами во все возможные места и произвели все прочие манипуляции, которые обычно производит неразумное животное, встретив странный двигающийся теплокровный объект с трекинговыми палками в руках, а потом началось фотографирование. Я не знаю, сколько оно продолжалось; я помню, что в какие-то часы я сидел на траве, и солнце было с одной стороны небосвода, а в какие-то другие часы я ловил лошадей, чтобы заставить их позировать, и солнце было уже с другой стороны небосвода, но так или иначе, в какой-то момент это закончилось, и мы пошли дальше.

Путь на вершину был недолгим, мы встретили горных баранов и косуль, а на самой вершине, совершенно лишённой какого-либо народонаселения, провели некоторое время, наслаждаясь окружающими видами, но, пока мы находились там, пошёл не просто дождь, а дождь с градом. У меня было два плана — план «А», предполагал, что если погода будет хорошей, то мы пойдём от этой вершине в другой вершине, а от неё, возможно, к третьей вершине, а план «Б» предусматривал, что в случае плохой погоды мы, посетив первую вершину, поворачиваем обратно. Этот случай показал, что полезно иметь план «Б», ведь я и сам вряд ли получил бы удовольствие, прогуляв 2,5 часа до следующей вершины под градом.

На обратном пути мы снова задержались у лошадок, но я уже сбился со счёта, какие сутки подряд мы фотографируем лошадок, и мне было всё равно. Без особых приключений мы спустились обратно в Шписс, чтобы высушиться и подготовиться к дальнейшим прихотям погоды.

Бесконечный дождь лил непрерывно, и мы поехали в Инсбрук, просто чтобы не просиживать время в помещении; к тому же, это был единственный крупный город в нашем регионе. Когда-то, я уверен, Инсбрук был прекрасен. Эти дома стена к стене, эта по-австрийски ровная пятиэтажная архитектура, эти небольшие площади, со всех сторон окружённые сплошными стенами домов, эти украшенные в баварском стиле фасады... Будучи трансформированным в горнолыжную Мекку, город потерял три четверти своего очарования за толпами народа, за непрерывной чередой спортивных магазинов и туристических бюро, но всё ещё старается сохранить своё лицо, и, я искренне надеюсь, не потеряет его никогда.

За всеми этими поездками и нечастыми пешими вылазками мы и не заметили, как подошли к концу недолгие семь дней, отведённых нам в Тироле. Мы не очень хорошо представляли, что мы будем делать в предпоследний день, думая, что примем решение, как уже привыкли — по интенсивности дождя. Но проснулись мы от непривычно яркого солнца, светившего прямо в глаз, и не собиравшегося, похоже, никуда деваться с совершенно ясного и почти безоблачного неба.

Мы моментально собрались и поехали к ближайшему подъёмнику, чтобы совершить восхождение хоть на какую-то тирольскую вершину в нормальную погоду. На дороге был небольшой ремонт, и мы минут пятнадцать протолкались в пробке, а за нами в этой же пробке стояли мотоциклисты. Стояли. Мотоциклисты. В пробке. По одному, друг за другом. Люблю Австрию.

Наш выбор пал на населённый пункт Фендельс, который мы дружно называли Пендальсом, и я хотел подняться на вершину Ротен Шрофер высотой 2702 метра, но на месте задача оказалась малореализуемой в связи с излишней сложностью тропы, размытой неделями дождей, и мы пошли на Шлантеркопф, 2519 метров. В начале маршрута было много людей, похоже, все туристы и все местные жители вышли на маршрут в этот первый за долгое время солнечный день, и мы, стремясь к как можно большему одиночеству, уходили всё дальше и дальше, людей становилось всё меньше и меньше, и вот мы стоим на вершине в совершеннейшем одиночестве, как мы и любим, и думаем, что нам делать дальше. На одной из карт я нашёл тропу, предлагавшую нам быстрый, но очень крутой спуск, и мы решили воспользоваться ей, чтобы попытаться успеть на последний подъёмник, и не спускаться в Пендальс пешком.

Строго говоря, тропа там была. Иногда она надолго терялась в колючем кустарнике, иногда проходила по местам, которые можно было преодолеть разве что скатившись кувырком со склона, но она была, и на ней даже присутствовала разметка — примерно раз в полкилометра. Мы спешили, как могли, но к тому моменту, как мы спустились к более или менее цивилизованным местам, стало ясно, что на подъёмник мы всё-таки опоздали.

На дороге встречались нечастые горные дома, и на летней террасе одного из них пила пиво компания то ли австрийской, то ли немецкой молодёжи. Они спросили нас, откуда мы, такие запыхавшиеся, и, узнав, что мы из России, приехали на своей машине в Тироль, поездив предварительно по Франции, настойчиво приглашали нас пить пиво и отдыхать, рассказывая истории о нашем путешествии. К сожалению, мы вынуждены были отказаться, ведь ещё нужно было за руль и ехать обратно в Шписс, но пива в тот момент хотелось уже неимоверно.

Пеший путь от верхней остановки закрытого подъёмника до его нижней точки занял полтора часа. По дороге мы встретили тирольского тролля в остроконечной зелёной шапке, он ехал на мотоцикле с коляской, в которой восседала собака. Мы открыли ему ворота, преграждавшие ему путь, иначе ему пришлось бы спешиться, а он поблагодарил нас, и я считаю эту благодарность благословением настоящего тирольского тролля.

А на следующий день мы покинули Шписс и выдвинулись в сторону Вены. Австрийские автобаны расслабляют, и это отличает их от немецких автобанов, которые, наоборот, концентрируют. Ровная и прямая дорога, на которой большую часть времени нет ни одной машины, кроме твоей, с ограничением скорости 130 км/ч и множеством туннелей, даёт время на то, чтобы поразмыслить о вечном. О том, что человек сам определяет свою судьбу. О том, что если что-то не получается, то, если не опускать руки, ты рано или поздно добьёшься того, чтобы получилось всё, и даже немного более сверх того, что ты изначально задумывал. О том, что если против тебя выступает пусть и сама природа, не стоит опускать руки, и тогда даже она рано или поздно отступит.

Порочный круг был разорван, земля Австрии крутилась под нашими колёсами. Мы ехали в Вену.

Глава 14

В австрийцах мне нравится то, что они — практичные ребята. Они никогда не выбрасывают то, что ещё можно использовать. Сортировка мусора в Австрии — целая наука, пластик выбрасывается отдельно, стекло — отдельно, бумага — отдельно, а утилизация отслужившей своё бытовой техники — это вообще совсем другая и довольно запутанная история.

И когда в конце 20-го века оказалось, что располагавшиеся на окраине Вены четыре огромных резервуара для хранения газа больше никому не нужны, австрийцы даже думать не стали о том, чтобы их сносить. Вместо этого они перестроили их в жилые здания, пристроив попутно всяких офисных помещений и другой инфраструктуры, и подведя туда линию метро. Так появились венские газометры, которые сначала были просто жильём, но постепенно стали социальным и культурным явлением.

Эти четыре цилиндрических здания представляют собой замкнутую экосистему. В них можно жить, вообще никогда не выходя на улицу: удобные квартиры, магазины, рестораны, концертный зал, офисный центр, кинотеатр, студенческое общежитие — всё это находится под их четырьмя крышами, а между зданиями существуют переходы. Живя в газометре C, можно ходить на работу в газометр B, а после работы заглянуть в магазин в газометр А и пойти домой в C. Впрочем, ходить в магазин необязательно — здесь есть интернет-магазины абсолютно всего, начиная с бытовой техники и заканчивая пиццей, которые доставляют свой товар по территории всех четырёх зданий. А в выходной можно пойти в концертный зал в газометре B или в кинотеатр, который хоть и расположен в другом здании, но всё равно доступен через переход, без выхода на улицу.

В результате такой социально-инфраструктурной организации в газометрах сложился свой в достаточной степени изолированный социум, напоминающий деревню внутри города, и психологи в полном восторге уже много лет изучают этот социальный феномен.

Я столь подробно останавливаюсь на этой не самой значимой из венских достопримечательностей по причине того, что наши апартаменты располагались как раз в газометре C, и я должен сказать, что в моём личном рейтинге многоквартирных жилищ газометры прочно заняли верхнюю строчку. Сами апартаменты имеют современную планировку и наполнение, а вся инфраструктура неимоверно удобна и продумана до мелочей — начиная с единого ключа, открывающего перед жителем газометров все двери, и заканчивая тем, что можно сходить в магазин или спуститься в метро без зонтика независимо от погоды.

А погода нам по-прежнему не благоприятствовала. Все десять дней, что мы были в Вене, дождь и солнце боролись между собой, а так как в наши планы, к сожалению, не входило почувствовать себя настоящими жителями газометров, зонтик приходилось брать с собой всегда.

Здесь я должен начать рассказывать о венской архитектуре, ведь это именно то, чем славится этот город, и то, за чем сюда едут туристы со всего мира; но я приторможу с архитектурой и расскажу о том, что, на контрасте с недавно покинутым нами Парижем, поразило нас значительно больше — о жителях Вены.

Здесь люди не бегают через дорогу на красный свет. Здесь в случае ремонта дороги всегда есть понятные и логичные знаки, указывающие направление объезда. Здесь мусор бросают в урны, а не на тротуар и не в ливневую канализацию, и если есть отдельная урна для пластика — то пластик бросают в неё. Здесь есть специальные «парковочные места для собак» — вбитые в стены петли, к которым можно привязать своего питомца, а продуктов жизнедеятельности этих самых питомцев не было замечено на улицах Вены вовсе. Вена — земля победившего социализма, где каждый осознаёт свою ответственность перед обществом. Прекрасное место, куда просто необходимо заглянуть, чтобы увидеть, к чему надо стремиться всем остальным обществам, включая французское.

Что же касается архитектуры, то тут я не специалист, но город действительно очень и очень красив. Большую часть времени, проведённого нами здесь, мы просто гуляли по улицам, и это не надоедало — тем более что, несмотря на довольно большую плотность населения, здесь нет неимоверных туристических толп. Мы зашли в полупустую национальную библиотеку и посмотрели на дом безумного архитектора Хундертвассера, но большей частью мы просто гуляли, и эти прогулки порой приводили нас в интересные места.

На венский парламент мы набрели случайно. Здание его хоть и было красивым, но в контексте Вены его вряд ли можно было назвать выходящим из ряда вон; тем не менее, оно явно заслуживало того, чтобы быть сфотографированным, и мы подошли поближе. И, стоя у входа, случайно обнаружили, что в венский парламент можно запросто попасть на экскурсию, никакого предварительного бронирования не требуется, экскурсии водят каждый час, а цена на них — ниже разумного предела.

Разумеется, мы немедленно присоединились к первой же англоязычной группе. Экскурсию вёл очень эмоциональный гид, и, несмотря на то, что мы не любим групповые экскурсии, эта оказалась очень интересной. Мы узнали о том, как был устроен австро-венгерский парламент, и о том, как устроено австрийское правительство сейчас, и даже посетили зал, где проходят заседания, а я посидел в кресле главы правительства. В этом зале есть балконы, и совершенно любые австрийские граждане имеют право в любой момент времени явиться на заседание и, сидя на этом балконе, непосредственно проконтролировать работу «слуг народа». Такой открытости очень не хватает некоторым политическим системам, если вы понимаете, о чём я.

После парламента мы почувствовали, что пришло время подкрепиться, а значит, пора что-то написать про венскую кухню. В Вене, как, впрочем, и везде в Европе, имеется огромное количество кафе и ресторанов на любой вкус и кошелёк, но Вена имеет свой неповторимый кулинарный колорит. Венский шницель известен на весь мир, и в наши дни его делают не только из традиционной для этого блюда телятины, но и из свинины, и вообще, из всего. Австрия подарила миру рекордное количество классических композиторов (и, к сожалению, не подарила ничего значимого в части современной музыки), что сказывается на маркетинге заведений общепита, и мы неизменно ели венские шницели в ресторане «Шуберт», кафе «Моцарт» и закусочной «Штраусс». Но кроме венской кухни существует ещё и вся остальная австрийская, и мы столкнулись с ней на какой-то внезапно начавшейся в центре города ярмарке, где еда продавалась в сооружённых по случаю ярмарки уличных палатках. Мы взяли какое-то подобие австрийской шаурмы — полбуханки хлеба, начинённого грибами, мясом, капустой и чем-то ещё, а в качестве сопутствующего напитка нам предложили Просекко с соком. Всё это было очень вкусно и очень необычно, и ещё более необычным было то, что мы отлично себя чувствовали на этой ярмарке в толпе людей, тоже поедающих изделия местных фермеров, общающихся друг с другом, слушающих какой-то спонтанный концерт, и вообще, всячески социализирующихся.

И эта вспышка, с позволения сказать, социофилии, была не единственной, случившейся с нами в Вене. Мы как-то забрели в венский парк развлечений — одно из тех мест, которые мы, в соответствии с неписанным кодексом социофобов, обходим стороной. Покатались на чём-то, съели уличную сосиску, и, чёрт побери, нам было весело! В следующий раз мы вернулись в этот парк уже сознательно, чтобы прокатиться на колесе обозрения с деревянными кабинками, которое функционирует в этом парке с 19-го века, осмотреть музей этого самого колеса и совершить некоторые другие действия, которые обычно предполагают контакт с человеческими особями, из-за чего мы обычно таких действий избегаем; но здесь, в Вене, такого отторжения отчего-то не возникало.

Возможно, подумали мы, не такие уж мы и социофобы. Просто нужно выбирать правильную толпу.

Ещё одно кулинарно-социальное потрясение устоев было связано с Ксюшиной творческой деятельностью. Недалеко от Вены жила Аня, с которой мы уже встречались во время одного из наших проездов сквозь Австрию, и с которой, конечно, не могли не замутить фотосессию и в этот раз. И после всех этих залезаний на холмы и опасных прыжков на развалинах крепостей, которые обычно сопутствуют фотосессии, Аня с мужем посвятили нас в культуру хойригеров.

Хойригеры — это небольшие, на несколько столов, заведения, открытые всего пару недель в году. Изначально их основной ориентацией было молодое вино, но с тех пор утекло много воды, да и вина, видимо, тоже, и сейчас в этих семейных ресторанчиках уже имеется неплохой выбор до неприличия вкусной еды. Есть даже специальный закон о хойригерах, я его не читал, но, по всей видимости, именно он не даёт хойригерам открываться на слишком длительные промежутки времени; ведь, имея круглогодичный доступ к такой неимоверной вкуснятине, вся нация непременно разжирела бы и перестала пролезать в двери венского метро, что привело бы к кризису и безработице.

Находясь в хойригере, непременно нужно испытывать чувство, которое австрийцы называют Gemütlichkeit. Дословного перевода на русский это явление не имеет, но это то самое чувство, когда все люди — братья, некоторые — сёстры, всё хорошо и жизнь налаживается, но при этом ты не готов упасть лицом в оливье. Напротив, ты испытываешь это, находясь практически в трезвом состоянии, и это, по идее, должно быть удивительно.

Мы не особенно надеялись на приход Gemütlichkeit, и тем более неожиданным был момент, когда у нас получилось. Люди действительно не раздражали, скорее, наоборот, а с некоторыми даже хотелось пообщаться. Впрочем, собрав в кучу весь свой запас немецкого, я понял, что самая сложная тема, которую я смогу поддерживать в течение достаточно количество времени — это недостаточная частота хождения автобусов по выходным дням, и я оставил эту затею; но, тем не менее, хойригеры с их неповторимой атмосферой запали нам в душу.

И всё же вечернюю трапезу мы предпочитали совершать вдвоём, в наших апартаментах в газометре C. В Австрии даже в обычном супермаркете существует огромное разнообразие не требующей приготовления и при этом неимоверно вкусной еды. Чего стоит один только яичный салат, в который мы влюбились с первой вилки и которого нам так теперь не хватает.

Впрочем, маркетологи в Австрии тоже не дураки. Зная о приверженности нации к здоровому образу жизни, они снабдили каждый супермаркет отделом с продуктами, имеющими зелёные наклеечки «натурально», «био», «органик» и прочей заманухой. Цены на то же самое в этих отделах в два раза выше, но зато всё выращено без селитр и пестицидов, на чистейшем конском навозе. Мне всегда было интересно: если наклейку «содержит ГМО» сделать зелёного цвета, натуралофаги тоже будут это покупать?

Вернувшись от мыслей о здоровом питании к интересным местам Вены, мы обнаружили, что в Вене есть целый дворец Шёнбрунн. Для поездки туда мы выбрали значимую дату — годовщину нашей свадьбы, и не прогадали.

Шёнбрунн ничуть не хуже Версаля. Чёрт побери, он даже лучше, он офигенен, в его садах можно найти множество фонтанов, крытых оранжерей, кафе, ресторанов и всего, чего душе угодно. По его территории можно гулять целый день, что мы и делали, иногда спасаясь от внезапно обрушивавшегося на наши головы дождя, здесь есть настоящие лабиринты из кустов, и я не понимаю, почему люди больше хотят в Версаль, а народа в Шёнбрунне было хотя и достаточно, но до версальского столпотворения было очень и очень далеко.

А потом мы ненадолго сбежали из Вены в город Мельк. Нас там заинтересовал монастырь, который значительно отличался ото всех виденных нами ранее монастырей, прежде всего, своими размерами. Он реально огромный! Он как небольшой город, только монастырь. К тому же построен он в стиле настоящего хардкорного барокко, а это единственный стиль, который я выделяю в архитектуре.

На территории ожидаемо обнаружились всякие рестораны, чем мы немедленно воспользовались. Правда, нам не повезло приземлиться за столик минут за двадцать до закрытия, однако когда время закрытия всё-таки наступило, нас никто не попросил на выход, не стоял над душой и не отказывался принимать заказ на ещё немного еды, и всё это оставило очень положительное впечатление.

Сам монастырь запомнился своим садом, красивым и ухоженным. Мы обошли его во всех возможных местах, после чего поколесили немного по городу, но не нашли, чем бы в нём ещё можно было заняться, а время было довольно раннее, и мы решили ехать в Кремс.

Про Кремс мы не знали практически ничего, видели пару фотографий из гугла, не более, но нам просто нужна была конечная цель, по пути к которой мы сможем посмотреть на красоты долины Вахау, катаясь вдоль Дуная, и этот город идеально подошёл нам географически. Мы не спеша катили к пункту назначения, доверив маршрут навигатору, и разглядывали из окон проносившиеся мимо городки и природные красоты. «Через 150 метров поверните налево», — сказал навигатор. Ну, налево, так налево, он же навигатор, ему виднее, в конце концов. Мы его и покупали как раз для того, чтобы не думать, куда поворачивать, и, поворачивая налево, продолжали глазеть из окон на холмы, Дунай и вот это всё. Навигатор — прекрасное изобретение, к которому привыкаешь и без которого уже не мыслишь путешествий в любимом нами свободном формате. Внутри у навигатора живёт механическая женщина, которая приятным голосом говорит, куда надо ехать, она знает всего несколько фраз, и за время знакомства с ней ты уже знаешь наизусть интонацию этих фраз, порядок слов, паузы между этими словами, и вообще, ты с ней знаешь друг друга лучше, чем с некоторыми из твоих давних друзей. Она — член семьи, причём совершенно идеальный член, от которого ты никогда не ждёшь никаких неожиданностей.

И когда навигатор сказал: «въезд на паром», — я чуть не потерял управление. Я чувствовал себя так, будто радиоприёмник вдруг начал осмысленно отвечать на мои вопросы. Бунт машин, пробуждение Skynet и вторая экранизация «Грузовиков» Стивена Кинга пронеслись перед моими глазами. Я затормозил прямо посередине дороги, на которой, впрочем, никого не было, и изумлённо посмотрел на навигатор.

Навигатор предательски молчал, показывая маршрут, в соответствии с которым мы действительно должны были пересечь реку без помощи моста. Откуда мне было знать, что через Дунай действительно ходят паромы, и что наш навигатор умеет прокладывать маршруты, учитывая водные переправы, и что он умеет говорить фразу «въезд на паром»? Я решил после возвращения скачать с него все звуковые файлы и послушать, чтобы больше не допускать таких неожиданностей; впрочем, до сегодняшнего дня я так этого и не сделал, так что у механической женщины всё ещё есть шанс преподнести мне сюрприз.

Паром мы решили не ждать. Я перепроложил маршрут, после чего навигатор попытался переправить нас на другом пароме, ниже по течению, что заставило меня изучить вопрос подробнее. Я нашёл опцию «запрет паромных переправ», и в результате Дунай мы пересекли всё-таки по мосту.

Заехав по дороге в небольшой городок Шпиц и неплохо проведя там время, мы всё-таки добрались до нашей цели. Кремс оказался красивым, очень зелёным и крайне аккуратным, как и всё австрийское, городом. Мы не смогли выделить в нём каких-то особенно интересных точек, кроме, разве что, древних городских ворот, что не помешало нам гулять по нему довольно долго, до самого вечера.

Больше мы Вену не покидали до самого нашего отъезда, до которого, к сожалению, оставалось не так много времени. Нам нужно было успеть сделать несколько дел, которые, по нашему мнению нужно обязательно сделать в Вене.

Когда мы планировали поездку в Вену, Ксюша обнаружила, что там, в одном-единственном месте, делается какой-то страшно уникальный торт «Захер». Дискуссия о необходимости посещения этого заведения носила лингвистический характер.

— А мы пойдём в кафе «Захер»? — спросила Ксюша.
— Захер? — переспросил я.
— Могу ли я поинтересоваться, твоя последняя реплика была именем собственным, произнесённым с вопросительной интонацией, или непосредственно вопросом, выраженным наречием? — поинтересовалась она.
Ну, возможно, не такими вот прям словами, но близко.

Так или иначе, в «Захер» мы решили сходить. На месте, правда, мы подкорректировали наши планы, когда, проходя мимо кафе, увидели немаленькую очередь, тянущуюся на улицу, и подумали: «Захер?» (классификацию данной лексической единицы в качестве той или иной части речи я в данном случае оставлю на совести читателя). Но на обратном пути нам сопутствовала удача, и мы, зайдя в кафе безо всякой очереди, заняли последний свободный столик.

Мы всё сделали правильно. Торт оказался довольно вкусным, но точно не настолько, чтобы стоять за ним в очереди; честно говоря, «Прага» мне нравится больше. А вот само кафе действительно очень атмосферно. За соседним с нами столиком сидел преклонных лет австриец с чашечкой кофе и читал газету, и, похоже, занимался этим не первый час. Кстати, «Захера» перед ним не было. Возможно, он так же, как и мы, подумал: «Захер?»

Кстати, гуляя где-то там, в самом центре, мы обнаружили магазин с какими-то камнями. Различные камни и минералы нас иногда интересуют, через витрину не было видно ровным счётом ничего, а моего немецкого не хватило, чтобы перевести вывеску, и мы решили зайти. Я дёрнул ручку двери магазинчика, но она оказалась заперта. Ну, закрыто, и пусть, пойдём дальше, но внезапно сквозь стеклянную дверь я увидел, как скучавший за компьютером продавец внутри магазина ломанулся открывать нам дверь; он так радушно приглашал нас внутрь, что мы уже не могли отказаться.

Чёрт бы побрал моё кротовье зрение. Камушки оказались не всякими там кальцитами и пиритами, а самыми настоящими изумрудами, размещёнными в закрытом магазине в витринах с пуленепробиваемыми стёклами и снабжёнными ценниками, количество нулей в которых варьировалось от трёх до пяти. Мы, единственные посетители этого закрытого клуба любителей изумрудов, конечно, с умным видом посмотрели на всё это, покивали головами, порассуждали на тему «покупать — не покупать» и решили, что всё-таки нет, пойдём отсюда, вдруг там дальше по улице неплохие самородные алмазы продаются. Больше мы в закрытые магазины не заходили.

Ещё одним важным делом, без которого нельзя покинуть Вену, был поход в ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС. Листовку с названием этого жуткого места мы каким-то образом получили в своё распоряжение в самом начале венской части нашего путешествия, и с этого момента решили сделать поход в ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС обязательной частью программы. Если бы меня, не знающего немецкого языка дальше фразы «когда последний поезд в обратном направлении», спросили, что такое, по моему мнению, «ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС», я бы, основываясь на чистой фоносемантике, с уверенностью ответил, что это либо комната ужасов, либо название почасового отеля БДСМ-направленности, либо, в крайнем случае, музей пыток. Но неисповедимы пути немецкого языка: оказалось, что «ШМЕТТЕРЛИНГ ХАУС» — это «дом бабочек».

Внутри оказалось совсем не так страшно, как оно звучит на вывеске. Внутри царят тропические температуры, влажности и растительности, и десятки разноцветных шметтерлингов всех сортов порхают из стороны в сторону и поедают сок предусмотрительно оставленных для них цитрусовых. Очень позитивное заведение, многие приходят с детьми, несмотря на то, что на двери написано «ШМЕТТЕРЛИНГ» — очень они смелые и выдержанные, эти австрийцы.

В последний наш день в Вене мы пошли в ресторан. Собственно, мы почти каждый день этим занимались, но тот ресторан был, как оказалось, особенным. Впрочем, началось всё ещё с парковки.

Проложив маршрут до парковки, я дважды проехал вокруг района и не смог найти въезд на неё: на пути неизменно оказывался ремонт дороги. Я уже успел начать расстраиваться, но на третий раз я заприметил временный знак, предлагавший желающим запарковаться съезжать на заправку, а на заправке стоял специальный человек в светоотражающем жилете, который дал нам бумажку с картой проезда на парковку, извинился за доставленные ремонтом дороги неудобства, и, понимая, видимо, что одним «извините» сыт не будешь, рассказал, что всем посетителям парковки в период ремонта положена скидка 50% — а цена парковки в историческом центре Вены немаленькая. Вот что значит правильный долгосрочный маркетинг: если бы я жил в Вене, я бы ещё год после этого парковался только у них, пусть и по обычным ценам, но зато я бы знал, что там работают хорошие и правильные люди.

Ресторан был запримечен Ксюшей ещё в какую-то из предыдущих наших прогулок, и главным его преимуществом в этом контексте была внешняя фотогеничность крайней степени. Впрочем, фотогеничность внешняя не всегда предполагает фотогеничность внутреннюю, и, тем более, ни то, ни другое не даёт представления о том, насколько вкусно там кормят, а для меня в выборе ресторана определяющим фактором является именно это. Находился он в одном из самых дорогих и туристических районов города, и мой опыт подсказывал мне, что расположенные таким образом заведения редко предлагают что-то кроме фотогеничности, но, тем не менее, мы решили рискнуть.

Пафос внутри ничем не уступал пафосу снаружи. В меню было написано, что ресторан расположен в старейшем здании Вены (именно в старейшем, а не в одном из), и что в ресторане есть несколько залов, каждый из которых имеет своё название и свою историю. Официанты были крайне корректны, крайне расторопны и крайне невозмутимы. Я лишь раз смог поколебать спокойствие нашего официанта: когда он спросил про степень прожарки бифштекса для Ксюши, я, зная её предпочтения, зловредно сказал «well done» и увидел, как у него дёрнулась правая бровь. Я бы сам наорал на любого, кто собирается прожарить хорошее мясо до состояния well done, но закалённый официант сохранил каменное выражение лица и сказал «очень хорошо», даже не дав понять своим тоном, что он о нас думает; а когда я заказал себе medium rare, он и вовсе оттаял и стал советовать, какого пива лучше взять к заказанному нами мясу.

Против всех моих опасений, еда была космически вкусной, а в счёте не набралось даже трёх нулей! Ну, честно говоря, даже двух не набралось. Вена — ещё одно прекрасное место, где при приближении к центру цены не взлетают экспоненциально.

Утром следующего дня мы покинули Вену. Мы оставили позади газометры, парламент, пафосный ресторан, а ещё дальше на нитку нашего маршрута были нанизаны тирольские горы, Париж, Мон-Сен-Мишель, Фужер, Шербур, Камарг и Безье. Возвращаясь, мы всегда жалеем о тех местах, из которых мы уезжаем. Мне было жаль оставлять чаек Шербура, и тихий пригород Парижа, и горный домик в Тироле, и Вену. Особенно Вену.

Жалея о том, что ты уезжаешь откуда-то, ты тем самым признаёшься себе, что ты хотел бы находиться в оставляемом тобой месте большее количество времени. Однако если твоё желание находиться там дольше осуществится, то в какой-то момент время твоего нахождения в тех местах, которые тебе жаль оставлять, превысит время нахождения в тех местах, куда ты возвращаешься, и естественным образом возникнет вопрос, где твой настоящий дом. И в этом шатком неравенстве существует прекрасное состояние паритета, когда ты нигде не бываешь дольше, чем где-то ещё, и фактически являешься гражданином мира; наверное, к этому состоянию мы подсознательно и стремимся.

Мы заночевали в Минске, совершенно случайно найдя потрясающе комфортный отель, и я, как всегда, почувствовал себя миллионером, когда счёт перевалил за миллион белорусских рублей. Смоленские туманы сменились подмосковным смогом, и вот мы снова здесь, все в заботах, все в делах — готовимся к новому путешествию.