Новогодняя Латвия

Глава 1.

Идея подарить Ксюше на день рожденья новую камеру витала в воздухе давно. Её творческий потенциал давно уже перерос имеющуюся технику, да и потом, что дарить на день рождения фотографу, как не камеру?

Всё бы хорошо, но одно обстоятельство вызывало беспокойство. Ведь подаришь камеру — она же, страшно сказать, захочет ей пользоваться! Поехали, скажет, куда-нибудь, чтобы сфотографировать там всё. А впереди были новогодние каникулы, поэтому поехать куда-нибудь не было проблемой. Мысль о том, что в новогодние праздники придётся ездить куда-то по дорогам Московской области, а возможно, и за её пределами, повергала меня в уныние.

Можно было, конечно, поехать в Финляндию, или там в швейцарские Альпы, но экономика в те дни совершила очередной стремительный рывок в пропасть, и выбирать страны приходилось более осмотрительно. К тому же машина в последней поездке начала проситься на покой, и ехать на ней далеко, не разобравшись с имеющимися проблемами, было несколько неразумно.

Поэтому, составив список вариантов и хорошенько порезав его бритвой Оккама, я остановился на Риге. Относительно недалеко, достаточно бюджетно и в меру интересно — вот первый набор впечатлений, составленных по отчётам, фотографиям и форумам.

Оба подарка — и камеру, и поездку — пришлось преподнести немного заранее, чтобы было время подготовиться и освоиться с новой техникой, но Ксюша, кажется, не возражала. Вообще, я бы удивился, если бы возражала. К чёрту календарь, он неудобный.

В Ригу можно проехать всякими разными путями, и самый прямой и логичный, Новорижское шоссе, мы отмели сразу, прежде всего из-за необходимости проходить российскую таможню. Это такое место, где происходят паранормальные вещи, а мы оба материалисты и сторонники научного подхода. По этой причине нам ближе Белоруссия, где, по крайней мере, всё довольно прямолинейно и понятно.

Зимние белорусские дороги оказались, к счастью, нисколько не хуже летних. Мы довольно быстро достигли границы, на которой нам предстояло провести около двух с половиной часов — очереди не было, но ни с той, ни с другой стороны никто никуда не торопился. Что ж, это нам знакомо; по этой причине мы и выехали заранее, в ночь, поэтому всё ещё никуда не опаздывали.

Со стороны Латвии дорога поначалу идёт вдоль деревень. Или сёл. Или как оно у них там называется, я не знаю, но выглядит так, что мы на всякий случай испугались того, куда мы едем. В Белоруссии тоже, знаете, деревня на деревне, но всё (по крайней мере всё, что стоит вдоль дорог) — покрашено в весёленькие цвета и выглядит обжито. А в Латвии... Там всё по-другому. Мрачные, почерневшие от времени дома, нередко с покосившимися крышами, стоящие прямо посреди поля, между дорогой и непролазным лесом. Если бы не спутниковые тарелки на крышах и дым из труб — мы бы точно подумали, что всё это давно заброшено.

Остаток дороги до Риги — это довольно однообразное шоссе с весьма среднего качества асфальтом, пролегающее через не менее однообразный лес. Мы останавливаемся только чтобы заправиться, не без интереса думая о том, куда же всё-таки нас приведёт это путешествие.

Нет, мы, конечно, смотрели фотографии Риги, читали отчёты, но реальность, преломлённая призмой чужого восприятия, всегда другая — иногда немного, а иногда совсем. Мы понятия не имели, понравится ли нам Рига. Я лишь был уверен, что это всяко не хуже, чем остаться на Новый Год в Москве.

Глава 2.

Окраины Риги встретили нас многоэтажками, но мы не особенно расстроились — судя по фотографиям наших апартаментов, они располагались в самом-самом историческом центре, в районе, который по-латышски называется «Вецрига», то есть, дословно, «Старая Рига».

Искомая Вецрига оказалась старой настолько, что автомобильное движение в ней было ограничено (например, по улице, на которой жили мы, оно было просто запрещено), парковка на улице стоила абсолютно невменяемых денег, и единственной альтернативой была подземная парковка в полукилометре от квартиры, тоже очень и очень небесплатная, особенно если принять во внимание сошедший с ума курс. Если бы мы заранее не знали всех этих подробностей, это могло бы стать чередой довольно неприятных неожиданностей. К счастью, годы путешествий многому научили нас, так что теперь, приезжая в незнакомое место, мы заранее знаем, есть ли вешалки в шкафу. И их приблизительное количество, конечно же.

Поэтому, припарковавшись в заранее намеченной точке, которая из всего множества точек с возможностью подъезда и парковки была наименее удалённой от наших апартаментов, мы связались с хозяйкой наших апартаментов и пошли заселяться.

Хозяйка появилась эффектно. На ней была неимоверная меховая шапка, увеличивавшая её рост на добрых полметра. Она непрерывно громко говорила по-русски с сильным латышским акцентом. Она всё время жестикулировала, моментально перемещалась по квартире туда-сюда, внезапно оказываясь в самых неожиданных местах, и непроизвольно заражала нас своей внезапностью и своим весельем. Она была офигенна. Именно её образ, по моим оценкам, усиливал аутентичность места нашего проживания минимум на треть.

А место, надо сказать, оказалось именно таким, как мы любим. Старый дом на одной из очень тихих улочек, автомобильное движение по которой, как я уже говорил, запрещено, а пешеходы оказывались на ней нечасто из-за отсутствия каких-либо магазинов и развлечений. Но ближайшая площадь с ресторанами и крупная торговая улица, проходящая через весь исторический центр, были в пределах одной минуты хода. Лучшего расположения и придумать было нельзя.

Мы забронировали маленькую квартиру на верхнем этаже, но хозяйка, эмоционально объяснив нам, что предыдущие жильцы прожгли там диван и устроили беспорядок, поселила нас в квартиру этажом ниже, не попросив никаких доплат, несмотря на то, что она была раза в полтора больше.

Скрипучая деревянная дверь подъезда, лихо закрученная лестница, газовая колонка для горячей воды, мебель из прошлого века, и окна соседних домов, до которых, казалось, можно дотянуться рукой, открыв наше окно — всё это способствовало погружению в атмосферу Старой Риги. И мы, разгрузив вещи, и ещё не до конца осмотрев своё жилище, немедленно отправились в эту Старую Ригу, чтобы понять, наконец, где мы оказались.

И вот чего мы уж точно не ожидали — это того, что Рига окажется любовью с первого взгляда. Вариантов было много, от «ну, всяко не Москва» и до «а вдруг понравится», но мы оба подумать не могли, что просто влюбимся в этот город.

На каждой площади старого города в честь приближавшегося праздника была организована новогодняя ярмарка, и все они живо напоминали нам пражские рождественские ярмарки, которых нам так не хватало. Правда, там не было трдельников, но зато были свиные рёбрышки, которыми можно было объедаться бесконечно. А ещё там был глинтвейн.

Глинтвейн — это напиток, который поддерживает жизнедеятельность рижан зимой. Без него рижане не функционируют, ломаются и требуют ремонта. После первого часа на улицах Риги мы поняли, что нам тоже необходимо немедленно стать рижанами, и стали заправляться глинтвейном. Эти заправки стали обязательным атрибутом наших прогулок куда угодно, за исключением ситуаций, когда нам нужно было ехать на машине. Учитывая, что перемещались мы в основном в пределах старого города и центра, мы всегда могли дойти до очередного глинтвейна до того, как закончилось действие предыдущей порции, и, хотя временами было просто неимоверно холодно, мы стойко переносили все испытания латышской зимы благодаря глинтвейну.

Мы много всего перепробовали на этих ярмарках — мясного, мучного, кондитерского и алкогольного. Но самым ярким впечатлением для нас стал ярмарочный домик, на котором мы внезапно обнаружили вывеску «Лазанья».

Мы, конечно, заинтересовались латышской лазаньей, полагая, что она окажется каким-нибудь довольно странным блюдом, но тут нас ждал ещё больший сюрприз — хозяин заведения оказался самым настоящим итальянцем родом из Пизы, переехавшим в Латвию к своей жене-рижанке. Я считаю, что факт переезда итальянца из Тосканы в Ригу является неопровержимым доказательством существования большой, чистой и бескорыстной любви. Во всяком случае, если бы я жил в Тоскане, и Ксюша предложила бы мне переехать в Латвию, я бы приковал её наручниками к батарее и накачивал Брунелло до тех пор, пока эта идея не покинула бы её голову.

Тогда, в день нашего приезда, было уже довольно поздно, когда мы оказались на ярмарке, и мы едва успели урвать нашу вечернюю порцию глинтвейна, а всё остальное было уже закрыто, и мы решили пойти в парк. Прямо через дорогу от Вецриги находится парк Бастионная Горка, и, когда мы пришли в него вечером, он почему-то напомнил нам обоим парк из «Один дома-2», что делало его ещё интереснее. Всё это вместе создавало удивительно праздничное рождественско-новогоднее настроение... Не хватало только снега.

Снега было, конечно, побольше, чем на наше пражское Рождество, но тонкий его слой, едва покрывавший траву и не задерживавшийся надолго на асфальте, всё-таки не мог удовлетворить наши праздничные амбиции. Нам хотелось большего.

Впрочем, отсутствие снега совершенно не означало, что было тепло, и, даже будучи хорошо заправленными глинтвейновым топливом, мы всё равно чувствовали, что температура на улице довольно низкая, и одевались соответственно. В отличие от рижан. То ли они просто более привычны к низким температурам, то ли тщательнее заправляются глинтвейном, но в десятиградусный мороз девушки шастают в капроновых колготках, а школьники бегут на занятия безо всяких шапок и варежек. Мы, довольно тщательно упакованные по случаю погоды, чувствовали себя неграми в Гренландии.

В процессе наших прогулок нам, конечно, приходилось много с этими самыми рижанами коммуницировать, и поначалу я, честно говоря, опасался языкового барьера. Я, знаете, считаю, что лучше перебдеть, чем недобдеть, поэтому языкового барьера я опасался даже перед первой поездкой в Белоруссию; и в том, и в другом случае оказалось, что никакого барьера просто не существует.

В Риге все (в пределах погрешности измерения) говорят по-русски. Некоторые — с акцентом, некоторые из некоторых — с сильным акцентом, но говорят — все. Но про погрешность измерения я оговорился не зря: нам всё-таки удалось обнаружить человека, который по-русски не разговаривает; впрочем, это целая отдельная история.

В старом городе любого города, простите за тавтологию, всегда полно сувенирных магазинов, и Рига — не исключение. Куча магазинов янтаря, к которому мы равнодушны, стандартные магазины китайских сувениров и довольно смешные лавки, реализующие «предметы старины», типа, вот эта бесполезная ржавая хрень пролежала в земле четыреста лет, и поэтому вы должны её купить. Нет уж, спасибо, у меня полно своей бесполезной ржавой хрени.

Особняком стоят магазины с сувенирами ручной работы, которые предлагают уникальный штучный товар (ну, те из них, которые действительно ручной работы, а не handcrafted in China). В разных странах они предлагают разный ассортимент, и латыши в смысле сувениров явно находятся с нами на одной волне: они повсеместно продают крыс и сов.

Нет, я понимаю, сов любят все, а вот ориентация на весьма ограниченный контингент крысолюбов нас очень порадовала. Но у нас накопилось такое количество сувениров из разных уголков Европы, что складывать уже некуда, поэтому просто взять и купить первое понравившееся мы не можем. Надо, чтобы не просто понравилось, а очень понравилось.

Однажды, прогуливаясь по узким улицам Вецриги, мы набрели на магазин, в витринах которого были всякие интересные штуки ручной работы, а из дверей магазина лилась удивительно мелодичная латышская музыка. Мы зашли внутрь и обнаружили за прилавком девушку лет двадцати, которая подпевала латышской песне и одновременно шила что-то очередное на продажу. Вот она не говорила по-русски вообще, даже «здравствуйте» не знала. К счастью, по-русски говорила её мама, которая сидела на кассе, и мы купили в этом магазине самую замечательную крысу из всех, что смогли найти в Риге.

И раз уж речь зашла про шопинг, покончу сразу со всем, что относится к этой теме.

Учитывая специфику нашего пребывания, большая часть нашего шопинга имела своей целью покупку продуктов питания и винной продукции. Продукты, которые мы покупали, всегда были превосходного качества, но однажды мы умудрились купить в Стокманне банку красной икры, которую невозможно было есть. Она не была протухшей, пахла как икра, но по органолептическим свойствам больше напоминала клей «Момент». На самом деле, я даже затрудняюсь точно объяснить, что с ней было не так, с ней просто вообще всё было не так, это было видно и чувствовалось на вкус.

За икру было обидно, и мы понесли банку в Стокманн, где нам с улыбками и извинениями оформили возврат. От удивления мы тут же купили в этом Стокманне ещё больше икры (на этот раз развесной, никаких банок) и бутылку вина. Правильный клиент-ориентированный подход ведёт к прибыли, испытано на нас.

Но главным моим впечатлением от рижского шопинга стало посещение блошиного рынка. Ксюша пришла в ужас при виде этого места и старалась не отходить от меня ни на шаг, и даже почти не фотографировала, а я был в восторге. Старый, полусгнивший рынок с ржавыми прилавками, половина из которых пусты, узкие проходы накрыты дырявыми полотнами какого-то давно потерявшего цвет брезента, а за прилавками сидят продавцы, которые явно поддерживают свою жизнедеятельность не только глинтвейном, и занимаются своим ремеслом, похоже, не первый год. В этом раю я купил прекрасный микрометр 1976-го года производства без признаков люфта и две кольцевые фрезы, которые, похоже, режут вообще всё и не хотят затупляться по сей день.

В Риге у нас было ещё одно дело, на которое сподвигли нас родственники. Так получилось, что в этом городе проживал родственник хороших друзей наших родственников, а по совместительству — доктор медицинских наук и известный гемолог, и нам немедленно поступил наказ явиться к нему, выслушать его наставления и рекомендации, а также, при необходимости, сдать любые запрошенные им анализы, пройти курс стационарного лечения, принять участие в медицинском эксперименте по пересадке мозга, ну, и далее по тексту.

Нельзя сказать, что я был в восторге от этой идеи. С врачами я предпочитаю встречаться только тогда, когда я или ломаю себе что-нибудь нужное, или отрезаю что-нибудь не лишнее, а это случается нечасто, хотя и чаще, чем хотелось бы. Явиться к врачу просто потому, что у меня есть возможность явиться к врачу, мне представлялось странным предприятием, но иногда мы принимаем иррациональные решения по всяким трансцендентным причинам, и предварительно созвонившись, мы поехали лечиться.

Доктор жил в доме старой постройки недалеко от центра Риги. Простота обстановки компенсировалась фантастическим количеством книг в его комнате. Усевшись напротив нас, он первым делом задал самый главный профессиональный вопрос:

— Что вас беспокоит?
— Да вроде ничего... — рассеянно отвечали мы.
— Ну, тогда и не надо вам ничего обследовать, нечего здоровым людям по врачам ходить, — выдал он своё медицинское заключение.

Следующие полтора часа мы провели в дружеской обстановке за непринуждённой беседой обо всём — о жизни, о путешествиях, и, конечно, о здоровье. Больше всего его волновало, не веганы ли мы — эта зараза в последнее время поразила многих — но, убедившись, что мы оба — убеждённые мясоеды, он успокоился за наше здоровье окончательно.

Помимо всего прочего, мы иногда любим прикидываться людьми культурными, а в Риге, знаете ли, есть югендштиль. Йа-йа, самый что ни на есть югендштиль натюрлих фантастиш. Только не спрашивайте меня, что это и почему оно так называется, я вообще без понятия.

В общем, это то ли какая-то одна улица, то ли несколько улиц, то ли несколько домов на нескольких участках нескольких улиц, которые с точки зрения архитектуры являются отражением этого самого югендштиля. Мы не являемся ценителями архитектуры в целом (за исключением виленского барокко второй половины 18-го века, конечно же), поэтому я не очень понимал, зачем мы идём искать этот самый югендштиль, и как мы определим, в какой момент мы его уже нашли, но Ксюша мне показала фотографию дома с двумя довольно страшно выглядящими вытянутыми человеческими головами, глядящими в разные стороны, как головы орла на гербе, и заявила, что вот это вот он и есть — югендштиль, и именно его мы и ищем. Окей, сказал я, и мы пошли искать длинные головы.

И как раз в этот момент наконец-то повалил снег. Настоящий новогодний снег засыпал вообще всё — дома, тротуары, людей, югендштиль... Нашу машину он, правда, тоже засыпал, в тот день она как раз ночевала на улице, но мы не в обиде.

Мы шли к югендштилю, руководствуясь туманными намёками гугла. В гугле по соответствующим запросам находились отчёты людей, которые тоже искали, и вроде бы находили югендштиль, но при этом они разбирались в югендштиле примерно так же, как мы, и точно сказать, было ли то, что они находили, югендштилем, не представлялось возможным. Поэтому, дойдя до какой-то точки, которую мы посчитали точкой наиболее частой упоминаемости в югендштиль-отчётах, мы начали фотографировать всё подряд вокруг себя в надежде, что в кадр попадёт югендштиль. Особое внимание мы уделяли фасадам, на которых было максимальное количество человеческих голов, но тех самых длинных голов так и не смогли обнаружить, как ни старались.

Несколькими днями позже мы проходили по каким-то своим делам по той же улице, на которой мы искали югендштиль... И внезапно увидели две длинные головы. Оказывается, в прошлый раз они были прямо над нами! Мы были прямо под ними, и потому не заметили!

Зато теперь мы знаем, что изучение архитектуры требует особых методов, которые профессиональные архитектурные историки скрывают от простых смертных, чтобы создать вокруг себя иллюзию элитарности и обладания тайным знанием. Но мы, случайно узнавшие их секрет, люди не жадные, и с удовольствием делимся им со всеми: при изучении архитектуры нужно иногда переходить на другую сторону дороги.

Кроме того, в рамках культурной программы мы сходили на концерт органной музыки в рижский собор. Рижский орган — какой-то там мегауникальный, к тому же, сразу после нашего отъезда он закрывался на ремонт на неопределённый срок, и пропустить это мероприятие было нельзя. Раньше нам не везло с органными концертами — стоило нам приехать в какой-нибудь город с органом, и концерты тут же в честь нашего приезда переносили на какие-нибудь страшно неудобные для нас даты, но в этот раз всё сложилось как нельзя лучше. Нам настолько понравилось, что мы пошли туда ещё раз, вытащив с собой друзей, с которыми мы праздновали Новый Год.

Собственно, мы не особенно задумывались, где и как мы будем праздновать этот Новый Год, поэтому, когда нас пригласили к себе друзья, по случаю тоже оказавшиеся в Риге в этот праздник, мы особенно не сомневались. Доотмечали Ксюшин день рожденья, взяли такси и поехали на другой берег Даугавы, где они арендовали дом на две немаленькие семьи. Дом был большой и белый, а для большей гармонии наши друзья поместили в него привезённую с собой большую белую собаку.

Праздник прошёл прекрасно, мы употребили большое количество различного итальянского вина, которое имело на нас столь позитивно-веселящиее действие, что мы даже послушали выступление латышского президента по телевизору. Правда, всё равно ничего не поняли, потому что латышский президент говорила по-латышски.

С целью продолжить столь удачно сложившуюся традицию взаимного времяпрепровождения в границах Евросоюза, мы вытащили наших друзей в ресторан Розенгральс, в который до этого сами заглядывали. Сейчас популярно делать тематические рестораны, и этот, с закосом под средневековье, нам очень понравился. Возможно, по аутентичности он несколько не дотягивает до пражского «Короля разбойников», но необычность блюд, типа салата из запечённой в меду свёклы с козьим сыром и мороженого на глыбе льда, не оставили нас равнодушными.

Конечно, в Риге мы много ходили по всякому общепиту, и я не могу припомнить, чтобы где-то нам что-то не понравилось, но самые яркие впечатления оставили этот вот самый Розенгральс и ещё один ресторан под названием «Moonshine».

Мимо него мы проходили много раз, но он был расположен в каких-то таких глубинах старого города, которые никак не хотели пересекаться с обычными траекториями наших перемещений, и мы всегда натыкались на него, только что закончив есть что-нибудь другое, и с сожалением проходили мимо. Ресторан был оформлен в стиле Америки 50-х, с Элвисом, музыкальным автоматом и посадочными местами, стилизованными под длинные американские автомобили. Но внутри практически всегда было довольно много посетителей, а мы, как вы знаете, не любители сидеть среди толп.

В конце концов, мы не выдержали и пошли туда целенаправленно, и попали в какой-то такой удачный день, что в ресторане, на всех его двух этажах, не было вообще совсем никого, кроме нас, и мне даже пришлось спросить, работает ли заведение.

Заведение, как выяснилось, работало, и мы заказали что-то вкусное, потом что-то ещё вкусное, а потом... Не знаю, как это произошло, но мы конкретно объелись. Прям вот не просто переели, а именно объелись изо всех сил. Перемещаться по улицам после этого было тяжело.

Снова я убежал куда-то вперёд в своём повествовании; не то чтобы я пытался соблюдать какую-то хронологию в этом рассказе, но эти прыжки во времени сбивают с толку прежде всего меня самого. Читатель, я надеюсь, сможет при необходимости просто распечатать этот текст, порезать ножницами на абзацы и склеить в нужном порядке.

Так вот, я говорил про Новый Год. Проснувшись после новогодней ночи и выйдя из дома для того, чтобы выпить традиционный стакан глинтвейна, мы обнаружили, что с Ригой одномоментно произошли некоторые неприятные метамарфозы. На парковках старого города появилось огромное количество больших чёрных джипов с московскими номерами, количество людей на улицах резко увеличилось, и было бы прекрасно, если бы это не пошло в ущерб ощущению праздника, но... Нашего знакомого продавца глинтвейна, у которого мы покупали это рижское топливо каждый день, и которого мы уже знали как облупленного, похоже, уже перетащили на тёмную сторону. «Эй, брателло, наверни горячего!» — кричал он. Это был тот самый человек, который всегда общался с нами с вежливой улыбкой и всегда говорил «спасибо», когда мы давали ему деньги за глинтвейн. Страшно подумать, что сделала с ним эта московская орда всего за одну ночь.

Первым нашим порывом было бежать как можно дальше, но, к счастью, мы смогли сохранить некоторое благоразумие и применить философский подход. Вместо того, чтобы смотаться ото всей этой Москвы, которая смогла догнать нас даже в Риге, мы позвонили нашей хозяйке и сказали, что хотели бы задержаться ещё на неделю, чем привели её в неописуемый восторг. Мы понимали, что все эти орки — явление приходяще-уходящее, и они уедут к концу новогодних каникул точно так же, как приехали в их начале, а у нас будет время для того, чтобы познакомиться с окрестностями города.

Мы просто не хотели запомнить Ригу такой.

А один из последних наших дней в Риге мы начали задумываться о том, что мы хотим с собой увезти. Нет, вязаная крыса и микрометр — это понятно, а как насчёт чего-нибудь важного, какой-нибудь такой жизненно необходимый сувенир? Нам не пришлось даже спорить. Конечно, вино.

Я не знаю, честно говоря, существует ли латвийское вино, но в ресторанах Риги, если просишь хорошего вина, предлагают итальянское. Тут мы с рижскими рестораторами полностью солидарны.

И тут, как назло, нам на глаза попалась уютно выглядящая энотека, а внутри были бутылки-бутылки-бутылки и ни одной живой души. Мы сразу поняли, что это судьба.

Мы вошли в винное царство, но не успели ничего осмотреть самостоятельно, так как на сигнал открывшейся двери моментально появился хозяин заведения и, после радушного приветствия, настороженно спросил, что мы ищем.

На самом деле, большинство хозяев энотек за пределами винодельческих стран, увидев незнакомого клиента, задают вопрос «что вы ищете?» настороженно. Хозяину энотеки надо понять, с кем он имеет дело. Кто-то просто зашёл с улицы, потому что никогда раньше не видел столько вина одновременно — неплохой клиент, возможно, удастся убедить его что-то купить. Кому-то срочно надо залить трубы, и он зашёл, потому что увидел что-то алкогольное — плохой клиент, но уйдёт быстро, когда увидит цены. Кто-то пришёл, чтобы купить вино по рекомендации хозяина энотеки, причём иногда не себе, а друзьям на день рожденья — сложный клиент, хозяин не знает ни его, ни друзей, а вкус к вину — дело очень индивидуальное, и советовать что-то — это брать на себя ответственность за чей-то там день рожденья. Кто-то пришёл, точно зная, что ему надо — хороший, годный клиент: если много покупателей, то он не займет много времени, а если народа нет — то с ним можно и поговорить.

Поэтому, услышав первый вопрос «что вы ищете», который задают в любой энотеке, я всегда произношу секретный пароль виноманов «север Италии». Дальше уже можно конкретизировать до Тосканы и Пьемонта, до западного или восточного берега Гарды, до конкретного одноэтажного дома в Монтальчино, в погребе которого созревает Брунелло, но «север Италии» в любой энотеке открывает вам портал на другой уровень общения. Моментально воспылав к нам любовью, которую может испытывать только один любитель североитальянских вин к другому, хозяин тут же повёл нас к нужным рядам бутылок и стал страстно рассказывать о каждой из них. Я считаю, что я неплохо разбираюсь в итальянских винах, но на фоне этого виномана я старался просто хотя бы сохранить лицо. Он говорил о виноградниках, о существовании которых я не догадывался, и о таких циклах сбора урожая, о которых я раньше не подозревал. Он пополнил мой запас знаний множеством подробностей, о которых не рассказывают в винных академиях, и выдал нескольких производителей, которых я раньше не знал, но которых теперь буду искать по энотекам всего мира.

Мы проговорили с ним добрых сорок минут. Было просто неимоверно жаль, что мы можем увезти с собой всего восемь бутылок, чёрт бы побрал эти таможенные лимиты.

Но, конечно, мы купили девять, и одну из них выпили в тот же день. За север Италии.

Глава 3.

Круг наших интересов, собственно, и не ограничивался Ригой изначально. Рядом с нами была Юрмала, и национальный парк Кемери, и ещё некоторое количество локальных достопримечательностей, и мы, недолго думая, начали крайне непоследовательно обследовать всё это. В путешествиях нам вообще не свойственна какая-то последовательность.

И поэтому сначала мы поехали в Кемери. По большому счёту, Кемери — это лес. Большой, густой смешанный лес. Не более того.

С той лишь оговоркой, что не из каждого леса можно выйти к морю. Мы не то чтобы ожидали от зимнего моря чего-то особенного, ведь с зимним Балтийским морем мы уже познакомились в Финляндии, но именно здесь, в Латвии, оно по какой-то причине являло собой воистину незабываемое зрелище. Волны, застывшие снежной пеной, целые полуострова льда, вдающиеся в море, и полная тишина, нарушаемая только шумом прибоя.

Чтобы не ехать назад тем же путём, мы сделали круг по дорогам Кемери, и дороги эти представили нам унылый колорит околорижской провинции. Заснеженные поля, заснеженные леса, заснеженные дома, похожие на те, которые мы видели у границы, и почти полное отсутствие людей на протяжении всего пути. Мы заехали в небольшой городок Тукумс, и не нашли ничего такого, ради чего там стоило бы задержаться.

А в следующий раз мы уже вполне целенаправленно поехали в Юрмалу. Как мы и ожидали изначально, Юрамала оказалась местом, с одной стороны, довольно пафосным, а с другой — абсолютно лишённым всякой туристической инфраструктуры за пределами высокого сезона. Закрытые дорогие рестораны, длинные улицы, сплошь состоящие из забавных небольших домиков, унаследовавших, с одной стороны, викторианский стиль, а с другой — очарование постройки на дачном участке, и все эти домики, за редким исключением, пусты — люди приезжают сюда только летом. Зимой это место производит сложное впечатление, в котором мы не захотели разбираться, отправившись вместо этого к морю.

Нельзя сказать, что море в Юрмале чем-то принципиально отличается от моря в соседнем Кемери, во всяком случае, зимой. Именно поэтому мы, прогуливаясь по побережью то тут, то там, и перемещаясь вдоль этого самом побережья на машине, сами не заметили, как снова оказались в Кемери среди знакомого леса. И, так как местное море мы уже обследовали, на этот раз мы уделили больше внимания лесу, покатавшись по просёлочным дорогам на удивление неплохого качества.

Каждая наша следующая вылазка к морю была похожа на предыдущую, и тем удивительнее было то, что мы проводили на море всё больше и больше времени. В какой-то из дней мы поймали себя на том, что гуляем по пляжу уже пару часов, и уже отошли от машины на четыре с лишним километра, а ведь возвращаться нужно ровно столько же — по снегу и льду, а иногда и преодолевая препятствия. За пределами того, что является общественными пляжами, побережье порой представляет собой останки каких-то некогда важных стратегических сооружений, превратившихся со времён СССР в затейливый набор бетонных блоков и труб, и всё это обильно покрыто льдом. Перемещение по этим конструкциям требует особенной осторожности и занимает чёртову уйму времени, которого нам всегда так не хватало, учитывая очень короткий зимний световой день. Вот и в тот раз мы хотели дойти до «вооон того маяка», но поняли, что не успеем вернуться до темноты.

Поэтому, вероятно, у нас и созрела идея похода на пирс Мангальсала. Пирс находился на территории Риги, являлся, если верить гуглу, излюбленным местом отдыха рижан, и, не понимая, что может пойти не так, мы, посмотрев на термометр, который показывал жалкие -5°C, что нас совершенно не пугало, поехали к месту.

Дорога заканчивалась километра за полтора до места, мы вышли из машины и почувствовали, что здесь довольно ветрено. Впрочем, это уже не могло нас остановить, и мы пошли к пирсу. Тропа пролегала через небольшой лесок, и в какой-то момент мы увидели, как в десятке метров от нас, среди деревьев, движется огромный корабль. Мы не сразу поняли, что это судно, которое входит из Рижского залива в устье Даугавы — сначала нам показалось, что корабль плывёт по лесу, и мы остановились в полном ступоре от этого зрелища.

Довольно скоро мы вышли к пирсу, который начинался как раз в том месте, где Даугава впадает в море. Лес кончился, и тут мы поняли, что тот ветер, который был до этого — это вообще не ветер, а так, лёгкое помахивание опахалом. Здесь, на берегу, ветер был уже вполне конкретный и уверенный, и к нашему приходу он постарался замести все следы местных пешеходных тропинок, хорошенько забросав всё удачно подвернувшимся снегом. Мы переглянулись, понимая, что самым разумным будет пойти обратно... Но тут Ксюша увидела маяк.

Вы же помните, у неё был новый фотоаппарат, и тут она поняла, что на этот вот фотоаппарат она ещё ни разу не фотографировала маяк. Мои попытки убедить её в том, что самые лучшие кадры маяков получаются, если снимать их телеобъективами с большого расстояния, не возымели действия, и она категорично заявила, что у нас просто нет другого выбора, кроме как идти к маяку.

Этот поход был, пожалуй, худшим проявлением слабоумия и отваги на нашей памяти. Влажный морской ветер на пятиградусном морозе пробирался прямо в суставы и вынимал из них душу. Дороги до пирса просто не было, всё было завалено снегом, под которым была толстая корка льда, которая иногда ломалась, и нога проваливалась куда-то вниз — спасибо хотя бы, что не в воду.

Когда мы дошли до начала бетонного пирса, ситуация драматически ухудшилась. Бетонные плиты представляли собой сплошной неровный каток, омываемый с обеих сторон морем. Никакого ограждения, конечно же, не было. К тому же, на пирсе не ограниченный уже ничем ветер бушевал в полную силу, и нас сдувало во все стороны одновременно. Напоминаю, что удерживать равновесие нам приходилось посредством промёрзших до состояния окоченения мышц.

Но мы дошли. Я до сих пор удивляюсь этому, но мы дошли, сфотографировали этот чёртов маяк и пошли обратно через всё это. Теперь я могу с гордостью говорить, что мы побывали в ледяном аду и вернулись живыми, и ничуть не покривлю душой.

Дальнейшие наши планы предполагали ещё немного слабоумия и много отваги. Пока мы были у этого маяка, мы успели заметить, что на другой стороне устья тоже есть пирс, и на его конце тоже есть маяк, и, более того, мы признали в нём тот самый маяк, до которого мы не дошли, пока гуляли по пляжам Юрмалы. Тот маяк, к которому мы дошли, был так себе маяк, а вот тот маяк, который был на той стороне — это был всем маякам маяк, высокий и полосатый, по причине чего мы к нему так и стремились. Потом мы уже узнали, что это Даугавгривский маяк, довольно известное сооружение, а тогда мы просто хотели к нему как-нибудь попасть, тем более что по прямой до него было приблизительно метров двести.

Но дорожная сеть Латвии имеет свои особенности. Чтобы преодолеть двести метров водной поверхности, нам предстояло проехать сорок километров. Сорок километров, Карл! Я уже готов был просто проплыть несчастные двести метров, чтобы разделаться с этим, но Ксюша отказалась.

Самое интересное в этой истории то, что к Даугавгривскому маяку мы так и не попали. Проехав эти сорок километров, мы упёрлись в шлагбаум с угрожающими надписями о том, что здесь пограничная территория, и ехать дальше нам строго не рекомендуется во избежание. Поэтому мы проехали ещё дальше, к ближайшей точке, откуда можно было выйти на берег, и пошли по берегу к маяку, но он всё равно был слишком далеко от нас, а приключение на пирсе Мангальсала не оставило нам никаких сил. Сфотографировав злополучный маяк издалека, мы отправились обратно.

В последний раз, когда мы поехали к морю, мы нашли пляж с платной парковкой. Представьте: посреди заснеженного леса стоит будка с охранником, который с большими-большими глазами берёт у нас деньги и пропускает на платную парковку, также расположенную в лесу и абсолютно пустую. Видимо, летом это популярное туристическое место, а мы оказались единственными его посетителями за все три месяца зимы, но зачем тогда, спрашивается, держать несчастного охранника в будке в холодное время года? Это форменное издевательство и над охранником, и над нами, и над здравым смыслом.

Много времени на море мы на сей раз не провели и поехали в «Латвийский этнографический музей под открытым небом». Вообще, это довольно популярное у туристов место, но новогодние каникулы к тому времени закончились, и мы бродили по музею, лишь однажды встретив других людей — видимо, таких же социофобов, как мы.

Я не буду описывать впечатления от представленных в музее построек — вы можете составить их сами по фотографиям и по Википедии. Вместо этого я хотел бы рассказать, как мы прокладывали тропы между интересовавшими нас точками музея по колено в снегу, руководствуясь лишь его немасштабной картой, потому что путь в обход был слишком долгим; как ловили закат и искали мельницу, и как почти заблудились и искали выход в темноте. На самом деле, этот музей — нереально атмосферное место, если попасть туда в правильное время. Приди мы туда летом, белым днём, среди толпы других туристов — никакого волшебства бы не было, мы бы просто осмотрели деревянные здания. Поэтому мой вам совет — отправляйтесь туда зимой, в снег, и под вечер, и тогда в нём будет так интересно потеряться.

Глава 4.

Нам всё время хочется куда-то поехать. Как бы хорошо ни было в том месте, где мы в данный момент находимся, мы всё равно не можем просто сидеть там и получать удовольствие.

В Латвии довольно много всяких интересных мест, чего, к несчастью, нельзя сказать о количестве хороших дорог. Будучи усугублёнными зимним сезоном, эти обстоятельства заставляли нас искать что-нибудь поближе, и мы поехали в Сигулду. А чтобы урвать побольше короткого светового дня — сделали это на рассвете.

Так уж получилось, что я не являюсь любителем истории и, за исключением довольно малочисленных интересных лично мне периодов, знаю её довольно посредственно. Все эти крестоносцы, меченосцы, ливонцы, тевтонцы и другие непонятные слова вызывают у меня ассоциации разве что с Монти Пайтоном в поисках святого грааля, но там, подозреваю, исторические факты были представлены в несколько искажённом виде, да и география отличается.

Поэтому вряд ли я смогу дать адекватную оценку исторической ценности Турайдского замка, куда мы поехали в первую очередь, и остановлюсь на оценке умозрительной.

Замок окружает усадьба, образующая вместе с ним Турайдский музей-заповедник. На территории усадьбы имеется некоторое количество деревянных построек неизвестной мне исторической ценности, и даже небольшая, но вполне себе действующая деревянная церковь, здание которой показалось мне интереснее всех прочих. Обычно внутри работают какие-то там экспозиции, которые рассказывают нам о быте, истории и прочих интересных кому-то вещах, но к нашему приезду всё закрыли из-за зимы, праздников, сильного мороза, или по каким-то другим причинам. Возможно, им сообщили, что к ним едут люди, которые не любят историю, и они обиделись.

Тем не менее, билетная касса работала, территория была доступна и совершенно пуста, а дорожки — почищены. Погуляв некоторое время среди этих строений, могу сказать, что зимой территория не воспринимается как усадьба или музей, скорее, это просто большой парк, оборудованный местами какими-то архитектурными аномалиями, чтобы не скучно было. Особенно приятно гулять по этому парку в полнейшем одиночестве наблюдая за восходом Солнца.

Через некоторое время мы достигли непосредственно Турайдского замка, круглая башня которого возвышается над территорией музея и видна издалека; сразу мы к нему не пошли, так как в кассе нас предупредили, что замок откроется чуть позднее. Это какой-то страшно древний замок, которым латыши очень гордятся и который неторопливо восстанавливают вот уже шестьдесят с лишним лет. Прибалтийским народам спешка вообще не свойственна.

Собственно, главным достоинством этого замка является возможность забраться наверх и обозреть окрестности. Ещё там есть какая-то экспозиция, которая представляет заинтересованным зрителям предметы, найденные на территории замка в процессе его реставрации, но мы, единственные зрители, к сожалению, не были ей заинтересованы.

Мы продолжали свой путь по намеченному маршруту и вскоре достигли пещеры Гутманя. Несмотря на смешное название, эта пещера является крупнейшей в Прибалтике, что, впрочем, не означает, что она большая — просто в Прибалтике туговато с пещерами. Стены пещеры сплошь покрыты надписями, происхождение и смысл которых остались для нас загадкой.

Впрочем, к тому моменту нам было не до того, чтобы интересоваться пещерными надписями — нам на пятки наступал ползучий холод. Мы уже спешили в спасительное тепло машины, когда обнаружили, что недалеко от пещеры есть жизнь — небольшой павильон, открытый исключительно для нас, единственных посетителей пещеры, продавал горячие напитки и холодные закуски, а также клюкву в сахаре. Правда, девушке, торговавшей всем этим, внутри павильона, видимо, было жарко, поэтому клюквой она торговала снаружи, с раскладного прилавка. Теперь я знаю ещё один народ, кроме финнов, который нельзя испугать русской зимой.

А от пещеры мы, наконец, поехали в саму Сигулду, которая знаменита, как вы, наверное, уже догадались, замком. Сигулдский замок, в отличие от Турайдского, полуразрушен, и восстанавливать его никто не собирается. Вместо этого рядом с ним совсем недавно, в 19-м веке, построили другой замок, не такой защищённый. В нём сейчас живёт администрация Сигулды, поэтому внутрь попасть нельзя, но можно бродить вокруг и с террас нового замка обозревать старый. А от старого — обозревать новый. В научной литературе это явление носит название прибалтийского замкового дуализма.

Глава 5.

Всё хорошее рано или поздно заканчивается, закончились и наши новогодние каникулы, которые и без того растянулись на значительно больший отрезок времени, чем планировалось изначально. Покидая Ригу, мы оставляли за спиной не только Новый год и праздничное настроение. Мы покидали ещё один город, который мы полюбили и в который мы хотели бы вернуться.

Заснеженная дорога обратно была тяжелее, чем чистый асфальт, который сопровождал нас в Ригу, но мы не спешили. Леса Латвии сменялись бескрайними полями Белоруссии, и лежащий на этих полях туман сползал на дорогу под колёса нашей машины, для которой это путешествие было последним.

Да, всё имеет свой срок. Наша машина провела с нами добрых восемь лет, побывала с нами в полутора десятках стран, и теперь ей было пора на покой. Для нас это было не просто сменой транспортного средства, это была замена одного из полноценных членов нашей команды, и не передать словами, как тяжело далось нам это решение, но, к несчастью, век машины намного короче, чем век человека.

Я стараюсь убеждать себя в том, что транспортное средство — это, по определению, средство. Средство доставки пассажиров и груза к месту назначения, средство перемещения в пространстве, средство достижения цели. Но каким-то образом некоторые средства начинают занимать в нашей душе значительно большее место, чем мы сами того хотим, и начинают приближаться по важности к самой цели, и поэтому нам так тяжело менять их на ходу.

Конечно, несмотря ни на что, едва вернувшись, мы начали готовиться к новому путешествию. Нам предстояли новые дороги, новые впечатления и новые трудности на новой машине. Мы привезём новые сувениры, заведём новые знакомства и решим новые проблемы и поставленные перед собой новые задачи.

И всё же, вспоминая и рассказывая друзьям о тех больших целях, которых вы достигли, не забывайте упомянуть и вложенные в достижение этих целей средства. В том числе и транспортные.

Посвящается автомобилю Nissan Cefiro 2002 г.в. с номером кузова A33-090401, который я помню наизусть.