Продолжительное и созерцательное путешествие по Хорватии на Nissan Cefiro. Часть 1

Введение

У меня есть один большой недостаток — я не умею писать коротко, а тем более — о Хорватии. Это очень особенная для меня страна, и отчёт о прошлогодней поездке уже перевалил за 15 частей, и я понимаю, что если сейчас я не положу хотя бы начало публикации здесь, то потом уже точно не соберусь.

Как обычно, за фотографии спасибо жене. Она тоже немного в шоке от результирующего объёма. Как обычно, в отчёте почти нет полезной информации и читать его в целях почерпнуть что-то, кроме эмоций, точно не стоит. Как обычно, наша благодарность автомобилю Nissan Cefiro 2002-го года выпуска не имеет границ, ибо не каждая машина готова два месяца кататься туда-сюда с дыркой в радиаторе.

И как обычно, отчёт о Хорватии начинается совсем не с Хорватии.

Глава 1. Дорога. Будапешт.

Выспаться перед поездкой — это точно не про нас.

Запланировав выезд на 4 часа ночи, мы, конечно же, добросовестно пытались заснуть, пока хватало силы воли, но в итоге сдались и выехали в половине второго. Невозможно спать, когда зовёт дорога — долгая и во многом трудная, но оттого не менее нами любимая.

Спящая Москва осталась позади, извилистая российская М1, продольный и поперечный профиль которой проектировал нетрезвый цирковой слон Вениамин, незаметно переходит в белорусскую М1 — прямую и ровную. Ночь сменяется днём, и после полудня мы попадаем в Польшу. Здесь дороги снова становятся другими, внезапными, как и сама Польша — петляющая однополоска переходит в современный автобан, который снова становится однополоской, и так до бесконечности. Дороги увлекают нас за собой, в них есть манящая неопределённость — ведь мы никогда не знаем, куда они приведут нас. Только совсем начинающий и неопытный путешественник может думать о дороге, как о чём-то, что связывает точки А и Б; на самом же деле дорога — это загадка, ответ на которую каждый раз разный, даже если едешь одним и тем же маршрутом. В прошлом году мы проезжали вот по этой же самой дороге — а сейчас она обрывается снятым асфальтом, строительной техникой и знаком «объезд», не указывающим никакого определённого направления; а вот здесь позапрошлым летом мы ехали со скоростью 15 км/ч, опасаясь лишиться подвески — а сейчас тут новый асфальт и освещение. А вон на том столбе в начале прошлой осени мы видели аиста, и сейчас видим его же — присмотрелись, а он пенопластовый. Интересно, зачем пенопластовый аист на столбе, если вокруг сотни настоящих? Загадка. Очередная загадка дороги.

В начале нашей карьеры автопутешественников мы рассматривали маршрут как план, а отклонение от него — как отклонение от плана и, следовательно, нежелательное событие. Сейчас всё, что осталось от маршрута — это начальный и конечный пункты, да пара промежуточных на дальних перегонах, и те не считаются обязательными. Приедем — посмотрим, будет время и желание — остановимся, нет — так поедем дальше. Все прикидки ориентировочны, а любой план во время поездки начинается со слова «если» — ведь ты никогда не знаешь, куда и когда приведёт тебя дорога.

Небольшое польское село, на въезде стоит знак — Radio «Maria», частота такая-то. Ну-ка, интересно, что там передают на сельской радиостанции — про всхожесть культур и цены на солярку? Включаем и внезапно погружаемся в мрачную и таинственную атмосферу. По радио ксендз ведёт католическую службу в прямом эфире — из костёла, который мы прямо сейчас проезжаем; на остроконечной верхушке здания — крест, который кажется длиннее, чем надо, из-за закреплённой на нём передающей антенны. Воскресенье, первая половина дня — на улицах ни души, ни одной машины, всё село — на службе, которую мы слышим в своём чудодейственном FM-приёмнике. Это был самый атмосферный проезд через отдельно взятый населённый пункт на нашей путешественнической памяти.

К вечеру приезжаем в современно выглядящий и довольно крупный город то ли Ряшев, то ли Жешув — обожаю эту польскую фонетику, когда одна половина языка произносит один звук, а вторая половина — другой. Располагаемся ни много ни мало в отеле Хилтон — снова букинг сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Отель отличный, а еда — так и просто восхитительна, особенно после 18 часов дороги. Мы могли бы успеть прогуляться по старой части города, но не представляли, где она, да и устали порядком — пошли в номер, ограбили мини-бар и легли спать — ведь завтра снова в дорогу.

Перед выездом в путешествие заснуть решительно невозможно, а вот после дня дороги — запросто, даже если предстоит ещё день дороги. И дело здесь не в усталости — в четыре руки можно запросто ехать без остановки больше суток; но перед выездом в путешествие ты чувствуешь голод, похожий, наверное, на голод вампира или зомби — необъяснимую пустоту в несуществующем внутреннем органе, которую нужно чем-то заполнить, иначе невозможно ни спать, ни есть, ни вообще ничего не возможно. А на исходе первого дня ты сыт и легко засыпаешь с блаженной улыбкой на лице, зная, что завтра будет ещё достаточно пищи для твоего неописанного наукой внутреннего органа.

Мы прощаемся с Жешувом, или с Ряшевым, проезжая прямо через его исторический центр — тысяча чертей, он был в пятнадцати минутах ходьбы от отеля! Но решаем не останавливаться — мы знаем, что сюда мы вернёмся ещё не раз, а пока у нас впереди есть довольно редкое для нас явление — обязательная остановка на маршруте. Старый должок, который давно пора отдать.

Польско-словацкий погранпереход оборудован так, будто державы раньше находились в состоянии вооружённого до зубов нейтралитета — проезд ниже основного уровня дороги с контрольным пунктом над ней. Достаточно одного небольшого взрыва — и дорогу завалит напрочь, ни один танк не пройдёт. Странно, возможно, я упустил какой-то фрагмент современной истории славянских народов. Переход давно заброшен и выглядит из-за этого ещё более устрашающим — работает только пункт оплаты дорог. В окошке сидит тётенька, которая говорит на всех языках мира и продаёт виньетки трёх стран за любую европейскую валюту — и почему-то напоминает мне антиутопические фильмы про будущее с продавцами имплантов на чёрном рынке.

Польские надписи сменяются словацкими надписями; неподготовленный человек вряд ли это заметит, но у меня текут слёзы умиления при взгляде на них. Словацкий алфавит — самый ужасающий алфавит из всех славянских. В нём 46 букв (точнее, графем — у них там ещё диграфы затесались), обозначающих прикольные звуки, типа «длинный L» или «звонкий Ч». Прекрасный язык.

И вот — город Кошице. Наш старый знакомый, наш старый должок. В прошлый раз мы попали сюда поздно ночью, предварительно отстояв на польской границе 8 часов, пробив колесо, погнув диск и потеряв время в пробке. Наша машина была единственной на улицах этого города, где у нас была отмечена на всякий случай достопримечательность — готический собор святой Елизаветы Венгерской. Терять нам тогда было нечего, улицы были пусты, и я зарулил к собору. Я остановил машину поперёк узкой проезжей части, на которой всё равно не было не души, и, слегка пошатываясь от усталости и неимоверного нервного истощения, вышел и несколько минут смотрел на это величественное сооружение на фоне ночного неба. Жена вымоталась ещё сильнее моего, и индифферентно посмотрела на собор через лобовое стекло. И не сфотографировала его. Представляете? Не сфотографировала. Совсем. Даже на телефон.

Этот долг можно было отдать только одним способом, и вот мы паркуемся на порядком забитой парковке перед тем же собором — но на сей раз белым днём и в весьма приподнятом настроении. Жена достала фотоаппарат, и мы обошли собор, фотографируя его с каждой возможной стороны; а после того, как это было сделано, я остановился примерно на том же месте, что и в прошлый раз, и ещё раз взглянул на величественное сооружение. «В расчёте?» — молча спросил я у собора. «В расчёте», — молча ответило мне древнее здание. Я облегчённо вздохнул, махнул ему рукой на прощание, и мы поехали в Будапешт.

Венгерские дороги, как и любые дороги отдельно взятой страны, имеют свою специфику. Долгое и медленное шоссе от границы до автобана, а на самом автобане — всеобщее несоблюдение дистанции и некоторых других общечеловеческих норм. Венгрия — прекрасная страна, но полностью избавиться от пережитков соцлагеря ей пока не удалось.

В Будапеште мы остановились в самом центре Пешта в отеле одной из наших самых любимых сетей Mercure. Все ведь знают, что Будапешт состоит из Буды и Пешта, правда? Ну, кто не знает — в Википедии всё написано. В Будапеште мы планировали пробыть две ночи, чего, по нашим представлениям, было достаточно для поверхностного знакомства с городом, а большего нам и не требовалось. Прошлое наше знакомство с Будапештом состоялось в двухчасовой пробке на его объездной — в какой-то мере мы давали городу возможность реабилитироваться.

И город не подвёл. Наверное, мы оба ожидали от него чего-то большего, какого-то откровения, но после Дрездена, Кракова и Флоренции — вряд ли какая-то европейская столица удивит нас, ведь мы знаем, что главное обаяние — не в столицах. Столица — лицо страны, её показушная часть, и здесь Будапешт вполне укладывался в эту парадигму. Красивый старинный европейский город, во многом современный, в чём-то — старомодный и несомненно интересный; но бомжи на улицах, хамоватые водители и множество безэмоциональных граждан несколько портят впечатление. То тут, то там внезапно торчат уши Советского Союза — в отеле блокируют депозит на кредитной карте на случай, если ты сбежишь и за что-то не заплатишь, а надпись «сегодня фуникулёр не работает» является стандартной и означает, что кассир отошёл поесть на 15 минут, даром что за это время толпа туристов разочаровалась и пошла залезать наверх пешком. Но положительные впечатления всё равно перекрыли отрицательные. В какой-то момент мы залезли в автобус, в типичный советский «Икарус», к которому мы все привыкли настолько, что давно забыли, что их делают в Венгрии, и попытались объяснить водителю, что хотим проехать несколько остановок, и спросили, как нам оплатить проезд, на что водитель с широкой улыбкой на ломаном английском ответил, что прямо в автобусе проезд оплатить нельзя, поэтому езжайте так; где-то тут мы и поняли, что Будапешт — это всё-таки Европа, хотя пока и скорее окраина, чем центр.

Ещё одно большое, но лично моё впечатление от Будапешта — это венгерский язык. Те, кто читает наши отчёты, наверняка помнят мою особую любовь к финно-угорским языкам с их полутора десятками падежей и лексикой, не совместимой со здравым смыслом. Впервые мне пришлось провести столько времени среди угорских племён, и за это время я только укрепился во мнении, что в развитии этой языковой ветви что-то пошло очень не так. И по сей день по-венгерски я знаю только одно слово — «McDonalds». Причём уже даже внутри этого заведения творятся страшные вещи, ведь, заказав Kakukkfüves szürkemarha, ты не можешь быть уверен, что ты получишь в итоге.

Мы провели в Будапеште полтора световых дня. Мы поднялись на самую высокую точку, в очередной раз устроили мне пытку чёртовым колесом — я, несмотря на свою боязнь высоты, иногда соглашаюсь на это, но тут никто не предупреждал, что катать будут четыре круга, не давая слезть — и познакомились с вороной, которая любит фотографироваться. Мы смотрели с цепного моста на Дунай, и удивлялись тому, что он грязнее Москвы-реки — возможно, это к нашему приезду взбаламутили, я точно не знаю. Мы прогулялись по проспекту Андраши и ничего не поняли в этих ваших архитектурных изысках. Мы обошли всю Буду и понаблюдали за почётным караулом. Чёрт побери, как же мне жаль этих людей, которые часами независимо от погоды стоят и караулят фиг поймёшь что, хотя, конечно, сами виноваты. Я верю, что когда-нибудь человечество станет более цивилизованным и не будет превращать часть представителей своего рода в дрессированных обезьян. Мы даже успели посетить бункер времён второй мировой с соответствующей экспозицией — и я с удивлением обнаружил, что венгры, похоже, не испытывают по поводу своего участия в войне каких-то сильных эмоций, в отличие от немцев, например. Очень спокойная экспозиция чисто информационного плана — вот венгерский нацист пытает югославского солдата, а вот, значит, фото детей в концентрационном лагере. При этом всё это — в нейтральном тоне, не призывающем зрителя делать какие-то определённые выводы. Удивительная венгерская выдержка.

А следующим утром мы рассчитались с отелем, после чего нам было позволено забрать с его парковки машину, и покатили к первой главной цели нашего путешествия — к Загребу.

Любые неприятности в дороге должны, в полном соответствии с законом Мерфи, случаться в самый неподходящий момент; и я в напряжении ждал границы между Венгрией и Хорватией. Мы въезжали в Хорватию в первый день её членства в ЕС, что означало, что мы должны пройти только паспортный контроль и никакой таможни, и, тем не менее, я беспокоился. Готовы ли венгерские пограничники к смене генеральной линии партии? Готовы ли хорватские пограничники к смене курса своего Председателя?

Пограничный пост развеял мои сомнения. Венгерский пограничник взял наши паспорта, поставил в них штампы и с улыбкой сам понёс их молоденьким хорватским пограничницам — видимо, лишний повод пообщаться на этой скучной границе, где 99% машин с номерами ЕС и едут без контроля. Хорватки гордо поставили штамп нового образца, по стандарту ЕС, и мы въехали в нашу долгожданную Хорватию. Зелёные горы, красные крыши, так давно нами покинутые и вместе с тем такие знакомые — ведь я всё время вижу их во сне. Через пару-тройку часов мы будем в Загребе, а пока мы снова, как в первый раз, с открытыми ртами смотрим вокруг, опасаясь разрушить эту шаткую реальность, в которой мы снова находимся на нашей земле обетованной.

Странное чувство — мы выехали из дома, ехали три дня и приехали... домой.

Глава 2. Загреб.

В Загребе мы провели месяц. Вообще-то это был не совсем месяц отдыха, скорее наоборот — месяц работы, но это не помешало нам знакомиться с городом и его окрестностями. Поэтому, если я буду излагать события последовательно, вряд ли кто-то прочтёт получившийся тридцатитомник; остаётся выхватывать самое яркое и запомнившееся, и посредством этого пытаться передать впечатление от города.

И для начала расскажу о месте, где мы остановились. Когда, листая Airbnb, я впервые наткнулся на него, я уже предвидел, какой будет реакция жены на мой вопрос: «Дорогая, не хочешь месяц пожить на чердаке?». Но, ловко увернувшись от летящей в голову кастрюли, я смог всё-таки изложить свои доводы и в итоге убедить свою вторую половину остановиться именно на этом варианте.

Наше жильё представляло собой целый этаж старинной виллы, расположенной в одном из самых древних районов Загреба — в Верхнем городе. Этаж был мансардным, что и побудило хозяйку написать в объявлении «сдаётся чердак виллы»; на деле же это оказалось полноценной трёхкомнатной квартирой с кондиционерами, посудомоечной машиной и всеми прочими прелестями цивилизации, которые только можно себе вообразить — а заплатили мы за неё ощутимо меньше, чем за какую-нибудь хрущёвку в подмосковье.

Хозяйку виллы звали Ива. Имя это не имеет ничего общего с деревом и является сокращением имени Ивана (ударение на первый слог) — женской формы славянского имени Иван. Ива несколько лет прожила в Великобритании и упорно отказывалась разговаривать со мной по-хорватски, предпочитая английский; впрочем, надо признаться, что по-английски я говорю значительно лучше, чем по-хорватски. Ива занимала один из этажей трёхэтажной виллы, на втором жила её сестра, а на последнем как раз и расположились мы.

Надо сказать, что слово «верхний» в названии района города следует понимать достаточно буквально. Загреб расположен у подножья горы Медведницы, а Верхний город немного заползает на её склон и находится выше всего остального Загреба. Проживание в этом районе имеет некоторую специфику — улицы имеют форму серпантина, а до ближайшего супермаркета рукой подать — всего двести метров... которые включают в себя лестницу — двести ступенек вниз, а потом, с покупками — двести ступенек вверх. Исторический центр города был от нас всего в пятнадцати минутах ходьбы — но тоже вверх-вниз, разумеется.

Примерно через пару дней мы поняли, что наша физическая форма требует некоторой доработки для комфортного существования в таких условиях, и решили заняться бегом. В первый день наших занятий мы зачем-то пробежали 8 километров — как водится, вверх-вниз, другого ландшафта у нас под рукой не было, но зато тот, который был, подходил для нашего занятия идеально: кусочек природного парка прямо посреди одноэтажной жилой застройки, где лишь изредка встречались собачники и такие же бегуны, как мы. Пересекающая весь парк дорожка, по которой мы бегали, шла почти параллельно улице, на которой мы жили, но улица уходила вверх, а дорожка — вниз.

На второй день мы осилили 6 километров, а потом пришлось делать перерыв, ибо организм отказывался подчиняться съехавшему с катушек хозяину, который внезапно решил его подвергнуть жёсткой тренировке. Но, так или иначе, весь месяц нашего пребывания в Загребе мы бегали эти самые 8 километров — пусть и не каждый день, но в другие дни мы часто уставали от наших прогулок так, что, честное слово, лучше бы мы бегали. А после того, как мы прибегали домой, жена обычно говорила, что очень хочет свежих круассанов, и смотрела на меня большими глазами, какие бывают у голодных котиков, и я, конечно, сразу же за ними отправлялся — двести ступенек вниз, двести ступенек вверх.

Кстати, внизу располагались не только магазины. Там же были и другие интересные штуки, например, почта. Однажды вечером мы даже зашли туда — ну, нам надо было купить карту города, а мы знали, что в Европе они продаются на почте; дело осложнялось лишь поздним временем: отделение должно было закрыться где-то через пять минут. Я, честно говоря, не особо надеялся застать его открытым, но попытаться всё же стоило.

Конечно же, оно было открыто. Но это ещё не всё — милейшая женщина в окошке, продававшая нам карту, услышала мой ужасающий хорватский, поинтересовалась, откуда мы, и минут десять мы разговаривали о России, о расстояниях, о Евросоюзе и о прочих высоких материях. В итоге отделение закрылось несколько позже, чем должно было, а мы получили колоссальный культурный шок от столкновения с суровыми реалиями хорватской почты.

Если учесть наше удачное местоположение, не удивительно, что нашим любимым занятием стали прогулки по историческому центру Загреба. Здесь есть на что посмотреть — ведь поселения, слившиеся потом в единый город Загреб, были основаны ещё в 11-м веке. Центр просто напичкан всякими интересными историческими зданиями, а на главной площади, контрастируя с ними, возвышается «загребский небоскрёб» — аж целая шестнадцатиэтажка. На её крышу можно подняться на лифе и созерцать весь исторический центр с высоты полёта сытой и ленивой птицы.

В этой поездке я, помимо всего прочего, должен был прикупить книг для совершенствования языка. Но тут была проблема, о которой я знал и до поры до времени старался не думать. Дело в том, что чтобы покупать в Хорватии книги, надо быть человеком довольно состоятельным и вместе с тем расточительным.

В Хорватии (я ещё раз подчеркну — во всей Хорватии, а не в столице) проживает 4,3 миллиона человек — это вчетверо меньше, чем в Москве. Книги здесь издаются малыми тиражами и денег стоят совершенно бешеных — причём если у вас есть шансы прикупить что-нибудь из художественной литературы за 600-1500 рублей, в зависимости от популярности, то специализированная литература — словари, справочники по грамматике и всё такое прочее — начинаются от 3000 рублей и растут до бесконечности в зависимости от редкости и востребованности издания.

Спасением для книжных червей являются довольно частые распродажи и многочисленные букинистические магазины, предлагающие огромный ассортимент книжного сэконд-хэнда.

Как-то раз в одном из книжных магазинов в самом центре Загреба я нашёл прекрасный сборник Дугласа Адамса на хорватском и немедленно возжелал его купить; это желание вылилось в долгий разговор с продавщицей на разнообразные темы — о России, о визовом режиме, о бюрократии, да и вообще о том, что всё хорошо не бывает, в особенности, почему-то, у славянских народов. Удивительное дело — я начинал каждый свой разговор с хорватами с фразы «я не очень хорошо говорю по-хорватски», а они начинали разговор со мной с того, что всеми силами пытались меня убедить, что я говорю по-хорватски всё-таки очень хорошо; при этом я постфактум прекрасно осознавал всё то нереальное количество грамматических ошибок, которые я совершил, произнося предложение только что. Мне кажется, что помимо первоочередных и очевидных причин — дружелюбия, учтивости и гостеприимства хорватов — этот феномен имеет под собой и некоторую лингвистическую подоплеку; в Хорватии, несмотря на её малую площадь и совершенно мизерное население, имеется богатейшее разнообразие диалектов. Жители Загреба с трудом понимают жителей Дубровника; что уж говорить о жителях почти семидесяти населённых островов Хорватии — они, прибыв на континент, и вовсе рискуют быть принятыми за иностранцев. Даже в соседних деревнях, удалённых друг от друга на десять километров, говорят на чуть различных языках.

Охота за книгами была одним из стимулов, двигавших нами, когда в выходные мы поехали на блошиный рынок. Загребский блошиный рынок — это то место, где можно купить всё за смешные деньги; главное — найти то, что тебе нужно, а это не так уж просто среди многочисленных прилавков, толпы покупателей и кучи продавцов, которые все как один говорят на загребском диалекте хорватского, с трудом понимаемом человеком, изучавшим литературный хорватский. Но нам повезло — я урвал потрёпанный толковый словарь хорватского языка примерно за пятую часть его реальной стоимости, а жена, конечно же, нашла множество винтажных югославских вещей — из серии «бесполезно, но зато ТАК радует!»

Есть ещё одна вещь, которая меня восхищает в Хорватии — это хорватская кухня. Несмотря на то, что страна известна в основном благодаря своему бесподобному морю — хорватская нация не перешла полностью на морепродукты, а сохранила прекрасные традиции поедания мяса в разнообразных формах и неумеренных количествах. Порции, предлагаемые в ресторанах, не оставят голодным никого, а уж мы-то с нашими отнюдь не выдающимися габаритами и вовсе объедались до неприличия всякий раз, когда заказывали что-то мясное.

В один из дней мы забрели в очень туристическое место в самом центре исторического центра, простите за тавтологию. Вывеска над рестораном была на двух языках, и сообщала, что по-английски он называется «Гензель и Гретель», а по-хорватски — «Ивица и Марица» — такой вот, дословный, можно сказать, перевод. Мы заказали чего-то очень вкусного и два бокала вина — в тот день мы гуляли без машины — но языковой барьер сыграл с нами шутку, и официант вместо двух бокалов принёс один, но с двойной дозой. Задумчиво посмотрев на бокал, я сказал:

— Вообще, я имел ввиду один бокал для жены и один для меня... Но и так нормально, оставьте. Только жене тоже принесите. Можно тоже двойной.

Всё-таки языковой барьер — это не всегда плохо.

Ещё одним культурным шоком и сильнейшим потрясом устоев стал для нас штраф за неправильную парковку. Собственно, это даже не штраф — если инспектор на платной парковке находит машину, владелец которой не оплатил стоянку — он выписывает так называемую «дневную карту» — талон, дающий владельцу машины право стоять на этом месте весь день. Разумеется, на владельца возлагается обязанность оплатить парковку за целый день, раз уж он не соизволил внести плату за нужный ему отрезок времени.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что мы, конечно же, оплатили парковку заранее и не ожидали подобного рода проблем. Как выяснилось позднее, объяснялась неувязка просто — мы, все из себя продвинутые и современные, платили, отправляя СМС с номером своей машины на короткий номер для оплаты парковок; и, само собой, будучи, хорошо это или плохо, гражданином России, я отправлял номер полностью — с кодом региона. А хорватский инспектор был, видимо, не очень в курсе этой специфики, и при проверке вбивал номер без региона. Номера нет, парковка не оплачена, получите талон.

На талоне был указан адрес, куда следовало приехать, чтобы внести оплату или оспорить платёж; в тот момент мы были уверены, что это какой-нибудь полицейский участок, где нас будут прессовать, колоть и подвергать всяческим изощрённым пыткам, пока мы не подпишем чистосердечное признание в том, что злонамеренно оставили машину на платной парковке на срок не менее одного года, не собираясь платить за стоянку, так как в ней находился груз наркотических веществ, предназначенных для передачи албанскому наркокартелю.

Тогда мы ещё не знали, что платными парковками в Загребе рулит не полиция, а обычная частная компания; но, приехав по указанному адресу и представ перед служащим, разбирающим подобного рода дела, я сразу понял, что всё будет хорошо.

— Здравствуйте, я не очень хорошо говорю по-хорватски...
— Нет!
— Что «нет»? o_0
— Нет, вы прекрасно говорите по-хорватски!

Мы говорили с ним больше пятнадцати минут. Он советовал нам лучшие морские курорты, объяснял, почему на островах море чище, чем на континенте, и рассказывал, где он отдыхал в прошлом году с семьёй. К концу этого разговора мы почти подружились; когда мне стало совсем трудно понимать его загребский диалект, он ненавязчиво перешёл на английский, и диалог продолжался. Дневная карта была аннулирована, но я был готов хоть каждый день специально парковаться в неположенных местах, чтобы иметь возможность снова и снова общаться с этими замечательными людьми.

Однако совсем всё ведь хорошо не бывает, правда? Вот и у нас начались проблемы планетарного масштаба. В какой-то момент наш старенький навигатор, без которого уже мы не представляли себе беспроблемных путешествий, сдал совсем. Постоянно терял спутники, зависал в самые неподходящие моменты и вообще всячески капризничал. Поняв, что старичку пора на покой — ведь он откатал с нами больше сотни тысяч километров — мы заказали новый, современный и навороченный навигатор с немецкого Amazon.de — разумеется, за половину той цены, которую нам пришлось бы заплатить в России. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и в Хорватии эти навигаторы стоили неприлично дорого — но ведь Хорватия стала частью ЕС, а значит, никаких таможенных пошлин — заказывай хоть из Испании. В комплекте, конечно, были карты Европы, а не России, но нам-то это только на руку — в Москве надо хорошо побегать, чтобы найти навигатор с европейскими картами; а в России я и без него ориентируюсь — яму объезжаем справа, колдобину — слева, из подворотни сдаём задом, едущих по обочине материм, моргающих пропускаем — тут всё ясно, никакой навигатор не нужен.

Глобализация дала о себе знать — заказанный в Германии навигатор поехал в Загреб из Эдинбурга. Как ребёнок, которому сказали, что Деда Мороза не существует, с широко открытыми глазами, я наблюдал его путь по трекингу — посылка приехала в Загреб из Эдинбурга меньше, чем за 24 часа. Привет, Почта России, счастья тебе и здоровья.

Но вот с получением посылки вышла небольшая техническая неувязка. Как выяснилось, домофон на нашей вилле работал как ему заблагорассудится, звонил куда ни попадя, а порой и не звонил вовсе; а потому, договорившись по телефону о доставке, я сидел у окна, выходящего на улицу, и караулил курьера. Курьер опоздал где-то на час против оговоренного времени; за это время я успел подружиться с пауком, который сплёл на оконной решётке паутину идеально квадратной формы. Паука я назвал Василием и долго рассказывал ему о жизни в Москве, о Красной площади и о том, какими были первомайские демонстрации в конце восьмидесятых годов прошлого века, но перед самым приездом курьера сильный порыв ветра оторвал Василия вместе с его паутиной от решётки, и он полетел на своём ковре-самолёте на новое место жительства. Эх, если бы и у людей переезды проходили так просто...

Однако нам пора возвращаться к Загребу, а то я что-то совсем заболтался. Исторический центр Загреба — несомненно, самая интересная его часть; здесь можно ходить часами, открывая всё новые и новые уголки, и, наверное, всей жизни не хватит, чтобы посетить все расположенные здесь рестораны и кафе. Но я возжелал посмотреть на новый Загреб — на спальные районы, новостройки, в общем, на жизнь загребского Жулебино. К сожалению, я совершил большую тактическую ошибку.

Привыкнув к тому, что в Хорватии все расстояния очень-очень маленькие, я предложил пойти в новые районы пешком. Меня не смутили даже новости на хорватских сайтах: «Небывалая жара в Загребе! Асфальт плавится под ногами! Напоминаем жителям, что в Загребе работают общественные души!» Да ладно, что тут идти, подумал я, прогуляемся. Я был неправ.

Тридцать пять градусов в тени. Мы идём по улицам нового Загреба, мало чем отличающимся от улиц спальных районов Москвы — поток машин, блочные многоэтажки и ничего интересного. Ещё на пару градусов ситуацию подогревала жена, которая ежеминутно, громко и весьма доходчиво сомневалась в моих умственных способностях и необходимости продолжать эту милую прогулку. Но я был непреклонен — я нашёл на Гугл Мэпс посреди новых районов какой-то парк с водохранилищем и желал его лицезреть. В итоге мы шли, палимые солнцем, часа полтора, прежде чем оказались в пункте назначения.

Место, обнаруженное нами, действительно было оазисом среди выжженной пустыни — большое водохранилище с чистой водой, в которой плавали лебеди; местные жители загорали на берегу, а некоторые спасались от жары в воде. На наше счастье в этом оазисе работал бар с ледяными напитками, и мы восстановили душевное равновесие и привели в норму теплообмен.

Нагулявшись в парке, мы побрели вдоль ближайшей широкой улицы в надежде найти автобусную остановку. Не то чтобы мы хорошо представляли, куда нам надо ехать — к этому моменту мы хотели уехать хоть куда-нибудь, где есть кондиционер; но, как назло, автобусных остановок не встречалось.

И вот, в конце концов, когда нервы наши были уже на пределе, мы неожиданно вышли к конечной остановке трамвая. Мы неоднократно видели в центре города трамваи — а значит, мы могли попасть отсюда в центр! Но ситуация осложнялась тем, что на картах оплаты общественного транспорта у нас совсем не было денег.

На остановке мы обнаружили здание, похожее на депо, и зашли в него. Я спросил, могу ли я положить денег на карту для оплаты проезда, и — о счастье! — получил положительный ответ и указание пройти к окошку кассы. В окошке нами был обнаружен кассир, мужчина лет сорока с небольшим, с которым у нас состоялся любопытный диалог.

— Здравствуйте, я не очень хорошо говорю по-хорватски...
— Здравствуйте, а откуда вы?
— Из России.
— О! Россия! Расцветали яблони и груши! Как тебя зовут? Это мяч!

Как выяснилось в последовавшем за этим сюрреалистическим диалогом разговоре, кассир воспроизвёл весь свой запас русского языка, усвоенный им в югославской школе за семь лет обучения оному; разумеется, мы перекинулись парой слов о внешней и внутренней политике, положили денег на карты и пожелали друг другу хорошего дня. Загребский трамвай, который, как оказалось, был очень быстрым и комфортным средством передвижения, был к тому же оснащён самым настоящим кондиционером, казавшимся нам тогда лучше любой манны небесной. Трамвай домчал нас до знакомого центра города, где мы уже без труда ориентировались; оттуда мы пошли домой, где нас тоже ждали кондиционеры, готовые быть включёнными на полную мощность, и там мы, наконец, начали понемногу отходить от неимоверной жары, накрывшей в эти дни Загреб.

Жара эта продолжалась несколько дней и заставила нас потреблять продающееся на улицах города мороженое в неумеренных количествах. Процедура эта была со всех точек зрения приятной, но её беспрепятственному осуществлению зачастую мешали всякие жужжащие полосатые насекомые, которых жена на дух не переносит. Одна оса была столь настойчива в своих приставаниях к моему мороженому, поедаемому за столиком в одном из летних кафе старого города, что я назвал её Агафьей и решил, что она будет путешествовать с нами. С этих пор каждый раз, когда мы, после очередного перегона километров в четыреста, заходили в кафе, заказывали мороженое, и к нам подлетала оса, мы радостно кричали: «Агафья, ты добралась!» Нет, предупреждая возможные вопросы — мы не употребляли никаких наркотических веществ. Мы и без них видим мир во всех его красках.

Небольшим путешествиям за пределы города мы старались уделять не меньше внимания, чем самому городу, но любое путешествие должно иметь цель; просто поехать в неизвестном направлении бывает, может быть, интересно, но такие вылазки редко оставляют какие-то запоминающиеся впечатления. Поэтому, пожелав перебраться через Медведницу минуя автобаны, по узким местным шоссе, мы стали искать какую-нибудь интересную точку, в которую мы могли бы таким образом попасть, и нашли расположенный за пределами Загреба аутлет.

Будучи людьми, делающими основную массу покупок онлайн, мы не особенно любим посещать подобные заведения, но в данном случае аутлет представлял собой необходимую нам цель, и мы поехали. И, как и ожидалось, сама дорога и встреченные по пути затерянные в горах маленькие деревни и городки оказались значительно интереснее самого аутлета. Мы познакомились с захватывающими дух дорогами Медведницы, фотографировали потрясающие виды, удивляли каких-то местных жителей, перевозящих на тракторе сено, в общем, получали массу положительных эмоций; а когда мы спустя долгое время добрались, наконец, до аутлета, оказалось, что самое интересное, что в нём имеется — это продуктовый супермаркет.

Кстати, раз уж я начал говорить о супермаркетах, вспомню интересную деталь. В одном из крупнейших продуктовых супермаркетов Загреба — самообслуживание. Но не такое, как у нас — набирай что хочешь, и тебе всё пробьют; это самообслуживание восьмидесятого уровня, для прокачанных покупателей. Ты набираешь в корзину товары, проходишь на кассу, на которой нет живого человека, и сам пробиваешь всё, что набрал. Сам. Пробиваешь. То есть сам берёшь и сканируешь штрих-коды товаров. А если не хочешь — не сканируешь, но эта мысль почему-то приходит только в наши русские головы. А все остальные вокруг стоят и сканируют. Если какой-то штрих-код не проходит — они зовут служащего, который помогает им ввести его вручную. А потом вылезает чек, ты прокатываешь кредитную карту и удаляешься с покупками. Конечно, здесь существует какой-то контроль, но сама по себе концепция настолько удивительна, что сразу чувствуешь, что попал в другой мир — вроде бы и братья-славяне, ан нет — совсем другие — они реально стоят и сканируют.

Посмотрели мы на это, и пошли на обычную кассу с живым человеком. Как говорится, Ктулху, не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Лесопарк Максимир в Загребе — древнейший в восточной Европе. Но не это делает его замечательным; главное его для нас, социофобов, достоинство, которое, впрочем, можно распространить на всю Хорватию — это отсутствие людей.

Нет, конечно же, парк не пуст. То тут, то там, встречаются люди — но их количество очень далеко от того, чтобы вызывать раздражение. Как и другие европейские парки, Максимир — очень чистый и очень зелёный, здесь нет табличек «по газонам на ходить», здесь люди отдыхают, лёжа на траве, а в многочисленных прудах водятся черепахи, которые в тёплую погоду выползают греться на солнце. В Максимире находится загребский зоопарк — один из немногих зоопарков, который нам понравился и в который мы бы хотели вернуться; но всему своё время — о нём я расскажу отдельно и подробно.

Ботанический сад Загреба мало чем отличается от других посещённых нами европейских ботанических садов; не будучи знатоками ботаники, мы вряд ли могли по достоинству оценить коллекцию растений. Он запомнился нам парой интересных моментов, а в остальном — это обычный ботанический сад с ухоженными тропинками, красивыми деревьями, и, как водится, кустарниками и всякими табличками с непонятными надписями на латыни.

Мы припарковались у бокового входа в сад, оплатили стоянку и вошли в ворота; тут же к нам подошёл служитель сада, и стал нам что-то настойчиво объяснять. После моего стандартного «я не очень хорошо говорю по-хорватски» он сбавил темп; оказывается, он хотел предупредить нас о том, что боковой вход закроется после 14:00 и нам придётся выходить через главные ворота.

А в здании, расположенном в саду, есть небольшая экспозиция, центром которой является спил дерева, посаженного здесь в день основания сада, в 1889 году. Дерева давно уже нет, но блин, выпиленный из его ствола, разместили здесь, и отметили годовые кольца, соответствующие тем или иным историческим событиям. В самом центре — основание парка, а дальше кольца, соответствующие году создания первой ЭВМ, первого звонка по мобильному телефону, основания интернета; ближе к внешней стороне ствола — провозглашение Республики Хорватия и отечественная война. Удивительно, сколько великих событий пережило это дерево.

В одном коротком рассказе невозможно описать все те места, которые мы посетили, и все те чувства, которые мы испытали, тем более, посещали мы, конечно же, не только сам Загреб — немало выездов по окрестным городам было совершено за этот месяц. Обо всех наших вылазках я обязательно расскажу, а пока я надеюсь, что вы вместе с нами прониклись неповторимой атмосферой этого города — одной из самых спокойных европейских столиц. Повторяя слова одного английского журнала — жители Загреба считают своим национальным долгом хорошо проводить время, и сделают всё возможное, чтобы вы занимались тем же.

Глава 3. Зоопарк.

Мы с женой не любим зоопарки. Жалко зверьё, которое содержится в неволе, в условиях порой совсем неподобающих. Единственный зоопарк, который по-настоящему понравился нам до этого — это Рануа в Лапландии, где вольеры имеют такую площадь, что стая волков имеет возможность охотиться, не догадываясь о том, что она чем-то ограничена; и я до сих пор не совсем понимаю, что сподвигло нас на посещение зоопарка в Загребе в парке Максимир — то ли какие-то прочитанные до этого положительные отзывы, то ли свободно гуляющие по всему парку черепахи.

И загребский зоопарк действительно приятно нас удивил. Правда, попали мы туда в очень неудачный день — было какое-то мероприятие, позволяющее детям входить бесплатно, и в зоопарке было огромное количество народа — человек, наверное, тридцать. Нет, я не шучу — тридцать хорватов в одном месте — это уже столпотворение, если это не пляж, конечно.

С трудом прорвавшись к кассе (перед нами была очередь из одного человека, который покупал билет почти целых пятнадцать секунд), мы вошли в зоопарк. Нас встречала ничем не огороженная цапля, которая не собиралась никуда убегать, а просто стояла на одной ноге с сердитым видом.

Сразу же у входа располагался вольер с нутриями. Нутрии — водоплавающие грызуны, переходный этап между крысой и бобром — милейшие существа, очень социальные по своей природе: несмотря на обилие места в вольере, они спали прямо друг на друге, пачками по 7-8 штук, а те, которым по каким-то причинам не спалось, купались в прилагающемся бассейне. Эта картина была настолько умилительной, что мы простояли рядом с ними добрых двадцать минут, фотографируя и просто разглядывая.

Рядом с нутриями был вольер с табличкой «Выдры», но в нём, к сожалению, никого не было, и мы, решив, что выдры сейчас в отпуске, пошли дальше.

Нам понравилось, как организован зоопарк. Всё, что в принципе может содержаться без клеток — так и содержится. Разумеется, здесь всё равно не всё идеально — не так уж много места для крупных хищников, обезьяны в клетках, и, само собой, главный предмет моего уныния — клетки с птицами; но, конечно же, не сравнить с московским зоопарком по комфорту, обеспеченному местным зверям, а с безобидными животными, типа зебр и косуль, вообще можно пообщаться непосредственно, ограждение между ними и посетителями довольно номинальное.

Стая забавных сурикатов, сурки, здорово отъевшиеся кролики и существо из фильма ужасов — галапагосская черепаха — самые запомнившиеся жители зоопарка, но фотографии жены расскажут о них лучше, чем это сделаю я. А когда мы собирались уходить, мы снова завернули к нашим старым знакомым — нутриям, и обнаружили, что в соседнем вольере что-то зашевелилось.

Собственно, называть пространство для выдр вольером, наверное, не совсем правильно: это скорее гигантский открытый аквариум, имеющий некоторые надводные сооружения, и в данный момент в нём резвились две вернувшиеся из отпуска выдры. Выдры — хищники, и их движения значительно пластичнее и изящнее, чем у их соседей нутрий, и мы долго наблюдали за ними, прежде чем покинуть зоопарк.

На этом я закончу рассказ об увеселительных заведениях Загреба, ведь многое предстоит ещё рассказать об окрестностях города и не только о них — за этот месяц мы не смогли удержать себя не только в пределах одного города, но и в пределах одной страны.

Глава 4. Медведница.

Как я уже говорил, Загреб расположен у подножья горного массива Медведница. Западная часть массива является природным парком, хорошо оборудованным и имеющим в своём составе множество интересных мест, о которых я и буду рассказывать.

Медведница, само собой, пользуется у загребчан заслуженной популярностью; очень удобно, что вообще не надо думать на тему «а куда бы нам пойти на природу» — природа всегда рядом. Даже в будние дни здесь довольно много народа, а уж в праздники в некоторых ключевых точках и вовсе бывает столпотворение; но вместе с тем в парке всегда можно найти место, где нет ни души.

Рассказ о Медведнице невозможен без рассказа о её дорогах, и здесь мне придётся прерваться и ввести читателя в курс дела относительно ситуации с дорогами в Хорватии. Про автобаны и шоссе я расскажу, когда представится более подходящий случай, а сейчас — про горные дороги.

Хорватских горных дорог боятся даже итальянцы, и на то есть веские причины. Дороги эти такие же крутые, как в Италии, такие же узкие, как в Италии, с таким же безумным количеством поворотов, как в Италии, и, пожалуй, даже более ухоженные, чем в Италии; отличие у них только одно — со стороны пропасти нет отбойника. Ну, на каком-то небольшом количестве серпантинов он есть, хотя закономерность я так и не понял, но в основном отбойник отсутствует напрочь. Асфальтовое полотно, потом полоска земли сантиметров в тридцать шириной — и обрыв, а там может быть как склон, поросший деревьями, так и просто пропасть глубиной метров в двести, в зависимости от местности.

Хорватия, как и Италия, состоит из гор чуть более чем полностью, и потому горных дорог в ней предостаточно. Поначалу передвигаться по ним действительно достаточно стрёмно, особенно учитывая однорычажку спереди и балку сзади — машина-то у нас всё-таки скорее шоссейная, чем гоночная. Адреналина добавляют двухсторонние дороги, на которых две машины не могут разъехаться по ширине — на них каждые сотню метров есть карманы, в которые можно встать, чтобы пропустить встречку, а хорватские ПДД описывают довольно сложный набор правил, определяющий, кто кого должен пропускать в различных ситуациях, и сходу сориентироваться получается не всегда; выручает только вежливость водителей, которые видят иностранные номера и пропускают непутёвых туристов.

Дороги Медведницы — не исключение; скорее, это особо изощрённая демонстрация правила. Здесь есть односторонние дороги, двухсторонние дороги и дороги, которые являются односторонними по выходным и праздникам с 9:00 до 17:00, а в остальное время они двухсторонние. Чтобы добавить хардкора, скажу, что эти правила соблюдают не все — кто-то просто нарушает сознательно, кто-то — по забывчивости, а ещё есть служебные машины природного парка Медведница, которые могут ездить вообще как угодно, хоть поперёк. Поначалу даже мне было довольно тяжело во всём этом ориентироваться, а жена при нашем первом посещении Медведницы так и вовсе вжалась в сиденье и требовала от меня соблюдения установленного ей лично ограничения скорости в 30 км/ч; но за месяц проживания в Загребе и постоянных вылазок в Медведницу мы полностью адаптировались, а жена рассекала по этим дорогам похлеще моего.

Но пора вернуться к тем местам, к которым нас эти дороги привели; ведь не покататься же мы в Медведницу приехали, хотя это тоже является своего рода аттракционом. Помимо огромного количества пешеходных маршрутов, ведущих из точки А в точку Б для тех, кто хочет просто прогуляться, здесь есть и кое-что поинтереснее; впрочем, и простые пешеходные маршруты никак нельзя назвать скучными — то горная река попадётся, то небольшой водопад, а то и огромный валун преграждает путь, а на нём табличка: «обход там», — и стрелка на тропинку, уходящую вверх чуть ли не отвесно.

Первым из мест, которые мы хотели посетить, была пещера Ветерница. На сайте Медведницы было написано, что пещера открыта для посещений по субботам и воскресеньям в хорошую погоду; погода была вроде бы неплохая, но недавно прошёл дождь, и мы решили рискнуть.

Не зная точно, с какой стороны лучше подойти ко входу (а идти пару километров от парковки придётся по-любому, в этом, собственно и есть смысл природного парка) мы проложили по навигатору кратчайший из возможных маршрутов. Долго петляли по улочкам Верхнего города и выбрались-таки к нужной точке, единственным признаком цивилизации в которой был дом с мужичком явно деревенского вида во дворе. Я пошёл к нему узнавать дорогу; он рассказал мне, насколько я мог понять его загребский диалект, что мы заехали совсем-совсем не туда и к пещере надо подъезжать сверху, а не снизу. Что ж, нам оставалось только развернуться и продолжить поиски.

Кстати, пока мы едем от подножья Медведницы к её вершине, вот вам ещё одна любопытная черта хорватов: ни один из них ни разу не удивился, услышав, что я говорю по-хорватски. Обычно носители чего-нибудь отличного от английского, немецкого и французского нехило удивляются даже услышав всего несколько слов на родном языке: «О, вы говорите по-ирландски! Виски моему новому другу!», ну или «Ни фига себе, ты говоришь на пушту! На колени, соплеменники, я привёл вам нового бога из далёких земель, он ездит на стальной колеснице!», а ещё бывает «Братья, этот белокожий говорит на кикуйю! Пройди к нашему столу и раздели с нами это изысканное блюдо, вчера оно было таким же белокожим, как ты!», а если очень повезёт, то «Да ладно, откуда ты знаешь урималь?! Я хочу от тебя детей, немедленно!» (нет, дорогая, последнее — это не на личном опыте, клянусь. Нет, я не знаю этот язык, совсем-совсем, правда-правда). Так вот, хорваты воспринимают обращение к ним на их языке как должное. Хоть бы раз кто-нибудь при первом общении поинтересовался, откуда я знаю их язык, а то ведь моя заранее придуманная история о том, что я родился в лесу и меня воспитали три куницы, говорившие по-хорватски, так и осталась не востребованной.

За время этого короткого лирического отступления мы достигли очередного места парковки, выгрузились и пошли по направлению к пещере, используя тайные знания, дарованные нам магическим GPS-чипом моего телефона. Путь этот был трудным до безобразия, и, как и все трудные пути, привёл нас в никуда — то есть к пещере мы, конечно, пришли, но она была огорожена решёткой, запертой наглухо; вокруг не было ни одной живой души. Видимо, погода в тот день всё-таки считалась плохой.

Как выяснилось, негативный эмоциональный заряд был не единственным, что мы вынесли с собой из Медведницы в тот день — на наших рюкзаках обнаружилось немалое количество насекомых, которые, в соответствии с моими весьма и весьма смутными энтомологическими познаниями, были похожи на клещей. Находка эта здорово нас напугала, и мы довольно долго вычищали подручными средствами все сумки и одежду. Я предложил жене на всякий случай побриться налысо, а немного подумав, добавил к этому плану пару пунктов в виде оранжевой одежды и барабана, но жена не согласилась.

Следующую попытку проникновения в пещеру мы предприняли ровно через неделю, когда обвинить погоду в том, что она плохая, мог разве что очень обиженный на природу человек. Солнце пекло уже четвёртый день подряд, дорога к пещере была сухой и значительно более лёгкой, чем в первый раз, и, более того, на этой дороге нам встречались люди, а на прошлой неделе мы были совершенно одни.

Пещера, слава Кришне, оказалась открыта, и вокруг неё уже собралось человек десять, ожидая очередной экскурсии. Взглядом я выбрал самого незанятого из этих людей — скучающего за оборудованным рядом с пещерой столом молодого человека — подошёл к нему и спросил, что нам, собственно, делать дальше — прямо тут стоять и ждать проводника? Он усмехнулся и ответил, типа, ага, вот прям тут стойте и ждите. Разумеется, через десять минут ожидания оказалось, что он-то и был проводником.

Я не буду рассказывать про пещеру, а в качестве оправдания у меня есть древняя русская пословица «лучше один раз увидеть». Из того, что не видно на фотографиях, я могу упомянуть лишь пару летучих мышей, пролетевших мимо нас на бешеной скорости и скрывшихся в лабиринтах узких ходов. Мы, кстати, расстроились, потому что нам хотелось поближе познакомиться с этими животными; тогда мы ещё не знали, что наше весьма близкое и неожиданное знакомство с ними было впереди. Экскурсовод, который всё время рассказывал о пещере на хорватском с кучей слов-паразитов, из-за которых я не понимал примерно половину его речи, спросил у группы, знает ли кто-нибудь, почему пещера называется Ветерница. Помню, я тогда подумал ещё — он что, совсем болеет? Ежу понятно, что потому, что ветер тут гуляет нехилый. Но пока я вспомнил, что по-хорватски ветер — это «въетар», из-за чего никто из присутствующих не смог догадаться об истинном смысле названия, экскурсовод уже всё сам объяснил. Оно и к лучшему — моя теория о том, что название хорватской пещеры произошло от русского слова, могла его не устроить.

А из пещеры мы отправились в рудник. В Медведнице есть старый-старый, открытый ещё в 16-м веке, рудник. Его мы нашли довольно быстро, нашли кассу, а в ней — девушку-экскурсовода, которая продала нам билеты и сказала ждать времени следующей экскурсии — минут пятнадцать. В условленное время мы снова подошли к кассе, но кроме нас там никого не было. Из кассы вышла та же девушка, огляделась и не обнаружила никого кроме нас; её это нисколько не смутило, и она, деловито напялив каску, объявила нам, что нам повезло, и у нас будет индивидуальная экскурсия, и нас это полностью устраивало. Она даже предлагала рассказать всё по-английски, но я отказался, сославшись на необходимость практиковать язык; в результате жена поняла сильно меньше меня, но я ей потом всё рассказал.

В какой-то момент, гуляя по лабиринтам рудника, мы дошли до статуи рабочего, и при нашем приближении включился громкоговоритель, запись в котором была призвана ближе познакомить нас с бытом рудокопов. Аудиозарисовка продолжалась минуты три, и всё это время я напряжённо вслушивался, но не понял ни слова и не смог даже достоверно опознать, на каком языке они говорили; а после того, как громкоговоритель умолк, экскурсовод с улыбкой сообщила: «Наверняка вы сейчас ничего не поняли. Дело в том, что эти рабочие говорили на просторечном загребском диалекте». Мне кажется, во время войны хорватам было совершенно не обязательно пользоваться средствами шифрования — достаточно было периодически менять диалект, благо их предостаточно.

Одно из наших посещений Медведницы было связано с глубокой привязанностью жены ко всяким местам, где вода течёт сверху вниз — начиная от душа и заканчивая водопадами; и, узнав, что в Медведнице есть водопад, она, конечно же, пожелала его посетить. К водопаду мы выдвинулись утром, ведь путь предстоял неблизкий — около пяти километров от ближайшей парковки, но чего не сделаешь ради водопада.

Ещё на парковке к нам привязалась кошка. Они с женой быстро нашли общий язык — кошка мурлыкала, а жена всё время предлагала её чем-нибудь накормить; её не останавливало даже то, что у нас с собой ничего не было. В качестве промежуточной меры мы попытались её напоить водой из бутылки, но вода кошку не впечатлила.

Дорога всё время шла вверх-вниз, жара была ужасная, и запасы воды быстро кончились; к счастью, через пару километров обнаружился чистейший родник с холодной ключевой водой, из которого мы наполнили все пустые ёмкости, которые у нас с собой были. Здесь же мы окончательно убедились, что кошка пить не хочет — воды у родника было предостаточно.

По дороге мы встретили только одного человека, и он был на велосипеде. Он с нами поздоровался, и мы ответили тем же. Во всех европейских странах, от Скандинавии до Балканского полуострова, существует традиция, весьма непривычная для русского человека — если две группы лиц по предварительному сговору встречаются посреди пустынной местности, они должны не сделать рожу кирпичом и молча пройти мимо друг друга, как можно было ожидать; согласно традиции, они должны поздороваться. Дальше приветствия дело идёт редко, хотя всякое бывает — как-то раз в результате этого «добрый день» мы были втянуты в длинный разговор о судьбах отечества и здоровом образе жизни; правда, это было в Лапландии.

Примерно на четвёртом километре кошка выпала из нашей команды, завалившись спать где-то в траве. Честно говоря, я был не прочь последовать её примеру, но мы решили идти к водопаду — и мы идём к водопаду, без вариантов. И, что характерно, мы пришли.

Вы когда-нибудь поливали из садовой лейки какое-нибудь нежное растение, ну, например, молодую петрушку, на которую нельзя лить слишком сильно, иначе её смоет потоком воды? Вот примерно так выглядел этот водопад. Конечно, мы сфотографировали там всё, что только могли — не уходить же оттуда совсем с пустыми руками. Ещё там есть прикольный мостик и ручей. Если вы случайно уроните на кухне стакан с водой — у вас будет примерно столь же полноводный ручей. Короче, место было бы прикольным, если бы для его достижения не надо было пройти пять километров, а с их учётом оно несколько разочаровало. Позднее мы узнали, что сюда лучше приходить осенью, когда идут дожди и ручей вместе с водопадом обретают какую-никакую мощь, сравнимую уже, видимо, с падением на пол целого чайника воды и поливанием мощного куста крыжовника.

А на обратном пути к нам снова присоединилась та же кошка — видимо, в целях поддержания порядком павшего духа нашей команды. Она проводила нас до парковки, мяукнула на прощание и отпустила с миром. Интересно, дошла ли она хоть раз с кем-то до водопада? И если да — испытала ли она разочарование?

Ещё одной важной достопримечательностью Медведницы является Медведград. Да, как вы наверняка смогли понять из названия — это город медведа. В общем-то, это тупо крепость, а интересно в ней то, что соорудили её аж в 13-м веке, а высота в 600 метров над уровнем моря позволяет насладиться незабываемыми видами на Загреб. Правда, созерцать виды на Загреб иногда мешают обитающие здесь насекомые, похожие на ос, но раза в три больше; жена их очень боялась, и мне приходилось периодически оглушать их ударом ладони. Через пару минут они, правда, очухивались, но пребывали в таком состоянии, что им было явно не до нас.

А на самой высокой точке Медведницы, на высоте 1035 м над уровнем моря, стоит, как водится, телебашня. Помимо телебашни там ещё и всякие горнолыжные сооружения имеются, но их мы в работе оценить не смогли, потому что июль — не самое подходящее время для горных лыж. Но зато кафе рядом с телебашней вполне себе работали, несмотря на почти полное отсутствие посетителей, и мы смогли употребить потрясающе вкусную мясную тарелку на фоне потрясающе красивого вида по потрясающе низкой цене.

Глава 5. Самобор.

Среди множества населённых пунктов, расположенных вокруг Загреба, особое место занимает Самобор. Это маленький, древний и очень любимый туристами город; туда-то мы и отправились в один из облачных дней, когда погода не предвещала ничего хорошего — но не сидеть же дома, в самом деле.

Ехать от Загреба — километров пятнадцать, и даже не надо выезжать на платную дорогу, что не могло не радовать; пробки в окрестностях Загреба, конечно, не чета московским, но была суббота, и простоять минут тридцать на выезде из города можно было запросто — платная дорога, ведущая в этом направлении, является одной из основных трасс в направлении Словении, а значит, и всей остальной Европы.

Впрочем, мы довольно быстро научились избегать больших задержек на пунктах оплаты дорог — достаточно было свернуть в коридор, где можно расплатиться кредитной картой. Я по сей день не перестаю удивляться этому — абсолютно пустой пункт пропуска, прокатал кредитку — поехал дальше, но бок о бок с этим пунктом стоит сорокаминутная очередь машин на оплату наличными. И ладно бы это были сами хорваты — нация в этом плане довольно консервативная; но нет, очередь в выходные состоит из немцев, австрийцев, швейцарцев, словенцев, итальянцев. И все эти представители развитых, с позволения сказать, стран, в большинстве из которых мы наличностью вообще не пользовались, когда по ним путешествовали, предпочитают протолкаться сорок минут вместо того, чтобы оплатить кредиткой и ехать дальше. У меня нет объяснения этому феномену.

В Самоборе мы решили припарковаться в самом-самом центре города. Несмотря на его туристичность — места на парковке были; единственной проблемой оказалось то, что парковочная разметка была рассчитана, видимо, на машины максимум гольф-класса, и мы выпирали за габариты парковочного места на полметра вперёд и на полметра назад. Но свободных мест было полно, мы никому не мешали, а потому с чистой совестью оплатили парковку и пошли гулять.

И первым, на что мы наткнулись в Самоборе, была книжная распродажа. Очень кстати, надо сказать — я немедленно купил «Идиота» Достоевского на хорватском и ещё какую-то кулинарную книгу со вкусным названием «Мясо».

Подозрительно поглядывая на постоянно хмурившееся небо, мы обследовали город. Центр оказался очень уютным, с узкими мощёными улицами, и чем-то напомнил мне старые городки на севере Германии, а новые районы, добираться в которые можно, преодолев резко уходящие вверх улицы, были тихими и немноголюдными; впрочем, странно было бы ждать многолюдности от города с населением в 35 000 человек. Весь город — и старый, и новый, построен максимум в два-три этажа, что придаёт ему особое очарование на фоне его старшего брата Загреба.

На самом деле, подумалось мне, ведь это — мечта любого москвича. Тихий городок без людей, а до столицы — пятнадцать километров, которые, надо заметить, преодолеваются за пятнадцать же минут, а не за полтора часа; а ещё за десять-пятнадцать минут можно добраться до центра этой самой столицы. Цены на недвижимость при этом, мягко говоря, не зашкаливают, а последние пять лет ещё и падают непрерывно.

Нагуляв аппетит, мы зашли в ресторан, а точнее — в корчму, вывеска которой сообщала, что здесь нас ждёт аутентичная самоборская кухня; а ещё более укрепила нас во мнении, что мы хотим зайти именно сюда, ставшая уже привычной наклейка с рейтингом Trip Advisor, который, похоже, скоро станет поавторитетнее мишленовских звёзд.

И могу сказать, что с выбором места мы точно не ошиблись, хотя чувства в процессе трапезы испытывали смешанные. Мы заказали суп, стейк из индейки и блины с грибами; это было серьёзной ошибкой. Когда нам принесли суп — мы уже поняли, что серьёзно переборщили; этим супом мы довольно плотно наелись, а после этого нам принесли всё остальное, это нас добило — порции явно были рассчитаны на средних размеров медведя. Разумеется, жена не смогла съесть две трети своего. Разумеется, это пришлось съесть мне. В общем, всё как обычно. Когда мы выходили из корчмы, я чувствовал себя сильно перекормленным слонёнком. Не в силах быстро передвигаться, мы не спеша побрели к машине, и, разумеется, в этот момент начался дождь.

Деваться нам было некуда, и мы, иногда пережидая под попадавшимися нам крышами и навесами, короткими перебежками, отягощённые непосильным грузом еды в желудках, перемещались к парковке. Операция завершилась успешно — конечно же, вместе с самим дождём — и мы покатили обратно, но выбрали для этого длинную окружную дорогу для того, чтобы посмотреть на окрестности Самобора.

Наше любопытство с его постоянными «давай свернём сюда», «давай посмотрим, что там» в итоге привело к тому, что мы стояли на просёлочной дорожке в населённом пункте Руде в окрестностях Самобора и большими глазами смотрели на дорогу, уходящую вверх. Мне казалось, что уклон её составляет около 45°. Я понимал, что у страха глаза велики — на такой уклон мы бы, конечно, не забрались, а дорога была явно проезжей, но из салона казалось именно так. Сдавать задом по извилистым улочкам не хотелось, и мы рванули вверх; машина удивилась, но вытянула. Наверху обнаружились три дома, и хозяева всех трёх вышли посмотреть на первую машину с российскими номерами, которую они видели у себя во дворе, а дальше дорога снова шла вниз, и, слава Ктулху, выходила на трассу. Я к таким приключениям спокойно отношусь, а жена почему-то всегда очень переживает, когда резкий подъём, или резкий спуск, или спуск с обледенением, или подъём на грейдерной дороге с пробуксовкой, или когда надо небольшую пропасть с разгона перепрыгнуть, ну и вообще по поводу сотни разных незначительных мелочей.

Другие сюрпризы обратного пути, к счастью, были приятными — мы обнаружили лавандовое поле. Целое дикое лавандовое поле, не хватало только монашек, если вы понимаете, о чём я. Конечно, мы остановились, и устроили там целую полноценную фотосессию нас, любимых; правда, во времени мы были довольно сильно ограничены, потому что туча, накрывшая нас дождём в Самоборе, всё это время не дремала и шла за нами по пятам. Закончился этот сеанс единения с лавандой тем, что мы сломя голову бежали к машине под накрывшим нас ливнем, и, хотя бежать было всего ничего, достигли цели мы промокшими насквозь.

Кстати, это наше посещение Самобора было не единственным; как-то мы заехали на смотровую вышку, расположенную на горе прямо рядом с этим городом.

Смотровая вышка — это такая металлическая башня метров пятнадцать высотой со смотровой площадкой наверху. Она просто стоит рядом с дорогой и доступна всем желающим — ни охраны, ни заграждений, ни даже элементарной калитки — залезай и смотри на Самобор и на Загреб. Ну, табличка висит с предупреждением, что лицам до 14 лет туда не надо, сверху бросать предметы — нехорошо, а залезать наверх под алкоголем и вовсе запрещается. И, разумеется, ни на самой вышке, ни вокруг — ни души, это же Хорватия.

Где-то в этот момент мы вспомнили, что набрали с собой бутербродов в дорогу. Как вы думаете, кто полез за ними 15 метров вниз, а потом 15 метров наверх? Правильно, жене бы я это не доверил.

На башне мы сняли, кажется, каждый градус окружавшей нас панорамы, а также нас двоих на фоне каждого градуса окружавшей нас панорамы и каждого из нас по отдельности на фоне каждого градуса этой же самой панорамы. В такие моменты память всегда возвращает меня к моей среднеформатной камере «Любитель-166+» и плёнке на 12 кадров.

А после вышки мы решили заглянуть в какой-то сельский ботанический сад. Мы на него случайно наткнулись, разглядывая на карте местные достопримечательности, и захотели попробовать заехать в него, несмотря на воскресенье; и точно, домик с надписью «касса» был закрыт. Но сам ботанический сад, к нашему удивлению, был открыт, и внутри не было ни одного живого человека. Мы там всё обошли и осмотрели, преследуемые призраками посетителей, и поехали дальше. До сих пор не знаю, что это было — то ли его просто закрыть забыли, то ли по выходным такой вот «свободный вход».

Медленно наступал вечер, а у нас после башни остались недоеденные бутерброды, и мы заехали в какое-то поле, расстелили там плед, ели бутерброды с видом на холмы и встречали закат.

Воистину, каждый вечер можно сделать незабываемым, если он — в Хорватии.

Глава 6. Грац и Любляна

Немного отвлекаясь от темы Загреба и Хорватии вообще, хочу рассказать о паре поездок в другие страны, совершённых нами, пока мы жили в столице нашей любимой страны.

Хорватия пока ещё не присоединилась к Шенгенскому соглашению, поэтому чтобы выехать из неё в остальную Европу — придётся пройти пограничный контроль, то есть показать паспорта и получить въездные штампы. Таможенный контроль после вступления в ЕС отсутствует напрочь, так что процедура очень быстрая; и, тем не менее, мы знали, что в определённые дни на границе бывают очереди. А потому первую из наших поездок мы запланировали на субботу — день, когда вся Европа едет на хорватское Адриатическое море, а в обратную сторону — пусто.

Всё получилось так, как мы и рассчитывали. Моментально долетев по пустому автобану до погранперехода со Словенией, которая является для Хорватии воротами во всю остальную Европу, мы оказались на совершенно пустом погранпереходе, где наши паспорта проштамповали улыбчивые хорватские и неулыбчивые словенские пограничники; национальным особенностям последних будет посвящён отдельный рассказ, а сейчас мы мчались по очень хорошим и очень платным словенским дорогам в Австрию.

Помните, по дороге из Италии мы остановились на ночь в городе Граце, и очень жалели, что не смогли погулять по нему? Так вот, время настало. Правда, день у нас был не совсем свободным — у жены была запланирована фотосъёмка, но первая половина дня была в нашем распоряжении, и мы пошли осматривать город.

Известен Грац, по большому счёту, двумя вещами: своей старинностью и тем, что он является родиной Арнольда Шварцнеггера. Но Шварцнеггер, как выяснилось, родился не в самом городе, а в деревне неподалёку от него, поэтому к непосредственному осмотру оставалась только старинность. И, надо сказать, мы нисколько не пожалели о том, что вернулись в этот город.

Даже в Германии мы не встречали столь непосредственного синтеза провинциальности и современности. Две старинные, мощёные булыжником набережные реки Муры соединены мозговыворачивающим мостом в стиле хай-тек; а прямо посреди исторического центра с узкими односторонними улицами и двухэтажными домами с черепичными крышами возвышается огромный Дом искусств из стекла и бетона, формой похожий на раздувшуюся рыбу-ежа.

Конечно же, в Граце есть свой замок, и не один. Собственно, само название города, имеющего славянские корни, произошло не без вмешательства известного нам всем корня «град», представшего в данном случае в виде слова «Градец» (у ранних славян оно означало «небольшая крепость» или «небольшой городок», что в те времена было, в общем-то, равнозначно), а уже после поселившиеся на этом месте австрийцы, непривычные к произношению славянских слов, привели его к нынешней форме. А вот соседи-словенцы и по сей день называют этот город «Градец», и именно так он обозначен на всех словенских дорожных указателях.

Так вот, я говорил про замок. В самом центре Граца на высоком холме располагается замок, который в совокупности с холмом называется «Шлоссберг»; в переводе это слово означает «замковый холм», что даёт некоторое представление о ширине фантазии тех, кто его так назвал. Подняться на холм можно либо на лифте, для чего нужно пройти через туннель, вырубленный в толще горы, либо по старинной каменной лестнице с множеством пролётов, которая сама по себе является достопримечательностью чуть ли не более интересной, чем сам замок. Конечно, мы прошли по туннелю, интересно же; но не для того мы сюда приехали, чтобы на лифтах кататься, и, развернувшись возле лифта, пошли к лестнице.

Примерно на этом этапе мы встретились с девушкой Аней, которую жена должна была снимать в этот день, и продолжали обход уже совместно, в режиме фотосессии. Аня уже некоторое время прожила в Австрии и по причине столь удачно выбранного места проживания оказалась отличным экскурсоводом. По-русски она говорила без акцента, но некоторые слова забывала и заменяла немецкими; к тому же в ней явно формировался истинно нордический патриотизм — стоило мне упомянуть о том, что мне не нравится австрийское пиво, и она тут же встала на его защиту, перечислив сорта, которые стоит попробовать; и сейчас, когда я пишу эти строки и пью тёмный Гёссер, сваренный в Граце, я должен признать, что она была права — хорошее австрийское пиво существует, но, в отличие от баварского, в России его найти довольно тяжело.

Продолжить фотосессию нам предстояло недалеко от Граца, в фермерском хозяйстве, принадлежавшем друзьям Аниного мужа, где те держали лошадей. Вот тут-то мы посмотрели на настоящую провинциальную Австрию с её зелёными горами, голубым небом и затерянными между горами и небом аккуратными домиками, к которым (и я много лет не перестаю удивляться этому) ведут отлично ухоженные асфальтовые дороги.

Пока девушки занимались фотографией, я общался с Аниным мужем. Мы легко нашли общие темы вокруг рынка программного обеспечения, и я пугал его рассказами о русских военных разработках, которые, к сожалению, были правдой, а он в ответ рассказывал об Австрии, горах, озёрах и природе; мы договорились, что под его руководством уделим этой прекрасной стране значительно больше времени в наш следующий приезд.

А в другой день, когда нам не сиделось в Загребе, мы снова отправились на словенскую границу; но на сей раз мы не собирались покидать пределов этой страны — нашей целью была столица Словении, Любляна.

Снова погранпереход и снова улыбчивые хорваты и неулыбчивые словенцы. Пожалуй, пора приоткрыть завесу тайны над этой малочисленной славянской народностью — сорвать покровы, осуществить разоблачения и внести элемент сенсации.

В богатой номенклатуре славянских народов словенцы занимают несколько парадоксальное положение — это самая северная южнославянская народность. Словенцы и хорваты исторически были и остаются близкими соседями, и, тем не менее, происхождение и история этих славян сильно различаются и имеют довольно мало общего — исключая, конечно, период единой Югославии.

Внешнее отличие словенцев от хорватов можно охарактеризовать двумя основными признаками, за прилюдное озвучивание которых меня упрекнут в нетолерантности, предвзятости, субъективности и прочих грехах, но я рискну. В конце концов, я живу в России, и постоянно отмечаю множественные недостатки этой жизни; надо же когда-то начинать пользоваться и её достоинствами, главное из которых состоит в возможности говорить что угодно, потому что всем пофиг.

Итак, первое отличие среднего словенца от среднего хорвата — это масса. Среднестатистическая семья из трёх словенцев весит в среднем вдвое больше, чем среднестатистическая семья из трёх хорватов. Да, наверное, я преувеличиваю, но лишь самую малость. Вероятно, сказывается та же болезнь цивилизации, что накрыла США — уровень жизни в Словении значительно выше, чем в соседних славянских странах.

Второе, что позволяет безошибочно определить словенца на фоне первого признака — это выражение лица. Гугловый поиск картинок по запросу «Grumpy cat» даёт довольно точное представление о среднесуточном выражении лица среднестатистического словенца. Так как у словенцев, в общем-то, не так много поводов жаловаться на жизнь, как у соседних вечно улыбающихся народов, я подозреваю, что это выражение лица не является сознательным или бессознательным выражением недовольства, а просто сложилось генетически.

Но, тем не менее, контраст поразителен — пересекая границу, ты в один момент переносишься из мира в меру упитанных весёлых хорватов в мир не в меру упитанных сердитых словенцев.

Долго ли, коротко ли, но мы приехали в Любляну и направились к её историческому центру, который нас в основном и интересовал. Сердитые дорожные рабочие сердито укладывали асфальт, из-за чего в центре образовалась небольшая пробка, в которой стояли сердитые водители. Купив билет на фуникулёр у сердитой кассирши, мы забились в кабинку с кучей сердитых туристов-словенцев и парой улыбающихся туристов-китайцев и поехали наверх — в крепость Люблянский град. Ничего не напоминает? У меня тут вырисовывается теория, в соответствии с которой так называемые альпийские славяне не отличались умом и сообразительностью. Во всяком случае, в то время, когда они начали давать названия городам и крепостям.

Люблянский град нам очень понравился, и я даже снял его панораму. Процесс занял довольно длительное время, в течение которого из располагающихся на площади града летних кафе на нас смотрело множество сердитых посетителей крепости.

Мы посетили и другую люблянскую достопримечательность, по совместительству являющуюся символом города — мост с сердитыми драконами, которые, надо сказать, этому городу очень к лицу. А потом зашли в ресторан на набережной, и сердитая официантка принесла нам совершенно бесподобные тосты с рубленым тунцом.

Центр города абсолютно волшебен, уютен и незабываем, и мы долго гуляли по его улицам среди его сердитых жителей; а увидев вывеску «магазин вина», конечно же, сразу зашли внутрь, и были шокированы видом широко улыбающегося хозяина магазина. Впрочем, потрясение длилось недолго — хозяин оказался итальянцем.

Где ещё поговорить с итальянцем об итальянском вине, как не в Словении? Тем более, у него было Брунелло ди Монтальчино 2007-го года по нормальной европейской цене. Конечно, мы не ушли оттуда без покупок; под конец он убедил нас купить бутылку Кьянти неизвестного нам до этого производителя, которое оказалось замечательным; впрочем, в рекомендациях итальянца относительно вина я и не сомневался.

Наверное, по моему описанию может показаться, что нам не понравилось в Словении и в Любляне. Это категорически не так; и страна, и город абсолютно прекрасны, и мы, несомненно, хотим не раз вернуться в Словению и поподробнее познакомиться с жизнью её сердитых жителей. Возможно, сами жители несколько проигрывают соседям-хорватам и соседям-итальянцам в радушии и приветливости, а может, это лишь особенности строения мимических мышц — я не мог точно этого определить, так как на моём пути был плохо преодолимый языковой барьер: хотя загребский диалект и взял многое от словенского языка, но всё-таки это не одно и то же, плюс в самой Словении диалектное разнообразие более чем достаточное.

Под конец дня мы, уже порядком уставшие, в счастливом расположении духа брели по улочкам центра к парковке, чтобы ехать обратно в Загреб, и тут я обратил внимание на любопытную деталь — в какой-то момент с моего лица пропала улыбка, прочно обосновавшаяся на нём с момента нашего приезда в столицу Хорватии. За день я адаптировался, мимикрировал, и не выделялся из массы словенцев ничем, кроме недостаточной упитанности. Я не особенно обеспокоился этим обстоятельством, и правильно — улыбка вернулась на место на следующий день после возвращения в Загреб.

Недаром старинная славянская пословица гласит — в гостях хорошо, а в Загребе лучше.

Глава 7. Вараждин и Слунь.

С техникой, как известно, всё хорошо не бывает. Ещё в Граце моя цифромыльница Fuji стала тонко намекать на то, что её жизненный цикл подходит к концу и на перерождение без участия сервисного центра можно не надеяться. Я тот ещё фотограф, но всё-таки без фотоаппарата чувствую себя неуютно, а потому озадачился немедленной покупкой нового; на сей раз моей избранницей стала камера Nikon 1V1. Она напоминала мне мой старый советский ФЭД-2, что автоматически переводило её в разряд тёплых и ламповых, несмотря на вполне современную начинку.

Конечно же, выяснилось, что камера снята с производства, других подобных моделей Nikon не выпускает, а её последовательница Nikon 1V2 была больше по габаритам, стоимости и ненужному мне функционалу. Конечно же, сразу после этого выяснилось, что на Амазоне полно этих камер, но ни одна из них не доставляется в Хорватию — безобразие, ведь Хорватия к тому моменту была в ЕС уже 20 дней, можно было бы и поменять политику доставки. Другую камеру этого модельного ряда я не хотел, так как ни у одной не было видоискателя; я как человек, учившийся фотографии в СССР, органически неспособен снимать без видоискателя, и не хочу переучиваться. В общем, решено было искать камеру в Загребе.

Но все обзвоненные и обойдённые магазины беспомощно разводили руками, предлагали аналоги, привезти под заказ через две недели, «а купите лучше плюшевого слона» — всё, что угодно, кроме того, что требовалось. И вот, почти отчаявшись, я получил ответный e-mail из одного магазина, который утверждал, что эта камера есть в наличии в их торговом зале. Правда, не в Загребе, а в городе Вараждине; к счастью, до него было всего 90 километров — а это 40 минут по автобану.

Навигатор привёл нас к окраинам Вараждина, оказавшимся серыми неприветливыми кварталами блочной застройки. Припарковавшись на подозрительного вида подземной парковке, мы нашли нужный магазин, и мне, в лучших традициях российского сервиса, пришлось некоторое время убеждать продавцов, что эта камера у них действительно есть, что её наличие подтвердили прям из самой штаб-квартиры их компании, и что мой персональный менеджер будет очень расстроен, узнав, что они не смогли продать никому кроме меня не нужный залежавшийся товар; но в итоге последний, видимо, во всей Хорватии экземпляр был обнаружен в недрах магазина, упакован и куплен. Я был счастлив. Правда, камера была разряжена в ноль — видимо, не первый год там пылилась, но главное — она была у меня. По прошествии времени могу сказать, что сделал правильный выбор, ничуть не разочарован и по сей день испытываю экстаз от звука механического затвора; правда, эта маленькая цифровая жужжалка всё-таки начала успешно отучать меня от видоискателя.

И раз уж мы волею судеб оказались в Вараждине, неправильно было бы не познакомиться поближе с этим городом.

Исторический центр Вараждина не имеет ничего общего с блочно-панельной окраиной; ведь в 18-м веке этот маленький городок был, ни много ни мало, столицей Хорватии. Правда, побыть в статусе столицы ему удалось недолго, лет двадцать; после этого произошёл пожар, в результате которого город сгорел до основания, а столица была перенесена в Загреб. Но в пожаре уцелели построенные во времена былого величия города многочисленные дворцы в стиле барокко, который всегда меня восхищал.

Жена почему-то не верит, что мне нравится архитектура барокко и всегда смеётся, когда я начинаю с умным видом говорить об архитектуре; причина этого в том, что я не являюсь ценителем искусства вообще. Рембрандта я не читал, скульптур Моне не видел, и картин Гюго тоже не люблю — именно это называется «сугубо технический склад ума». Но строительство зданий — задача прежде всего инженерная, и красота реализации этой задачи восхищает меня на самом деле; в этом смысле центр Вараждина неподражаем. Здесь нет элегантности саксонской Фрауэнкирхе и монументальности работ Микельанджело; именно лаконичность реализации — настолько, насколько это возможно для барокко — придают городу его неповторимый колорит.

Я был очень доволен тем, что мы оказались в Вараждине, сделали полезное дело и посмотрели на столь выдающиеся памятники архитектуры. Жена снова будет смеяться, читая это, но мне правда нравится. Правда-правда.

А несколько позднее, уже под конец нашего пребывания в Загребе, мы решили съездить в город Слунь. Нет, вообще-то решили мы это давно, но всё никак случай не выпадал, а тут как раз суббота и жара градусов в тридцать пять. Как раз по причине субботы и жары мы решили не соваться на автобаны — на выезде из Загреба была пробка, да и движение было довольно плотным, ведь весь Загреб ехал на море, а вместе с Загребом туда ехала половина Европы — и тоже, конечно, через Загреб. А потому мы выехали на пустое шоссе и не спеша покатили по направлению к нашей цели.

После того, как мы проехали Карловац, шоссе перестало быть пустым — ведь именно в Карловаце заканчивался участок автобана для тех, кто ехал на знаменитые Плитвицкие озёра, и дальше оставалась одна-единственная двухполосная дорога, как раз через Слунь и проходящая; поэтому мы довольно медленно тащились вместе со всеми, кто ещё не был на Плитвицких озёрах и решил в тот день вместо моря поехать туда. В чём-то я им завидую: в первый раз увидеть Плитвицкие озёра своими глазами — такое не забывается и не повторяется; когда-нибудь мы обязательно съездим туда ещё раз, и не один, но очарование первого раза уже не вернётся. Остаётся утешаться тем, что в маленькой Хорватии столько удивительных мест, что хватит на всю жизнь, даже если ездить куда-нибудь каждый день, а многие из этих мест не столь раскручены и потому безлюдны.

В самой Слуни есть какие-то достопримечательности, но сам город не был нашей конечной целью, и мы проехали его насквозь; нас интересовал его пригород Растоке. Здесь река Слуньчица, спускаясь по порогам туфовых скал многочисленными водопадами, впадает в реку Корану.

Свой день в Слуни мы начали с пиццы. Так как мы были значительно южнее Загреба (да-да, в Хорватии 100 километров — это «значительно южнее»), пицца здесь была совсем другой, больше похожей на итальянскую, но с несомненным хорватским колоритом; в частности, пицца часто содержит в своём составе общебалканский соус айвар, который делается из красного болгарского перца и подаётся во всех регионах Хорватии к мясным блюдам.

Здесь мы впервые за месяц увидели над дверями ресторана знакомое нам по прежним поездкам по Хорватии слово «коноба», которое я, пожалуй, переведу как «трактир», хотя это и не до конца верно. В Загребе есть рестораны, кафе, бары и другие объекты общепита, но нет коноб, присущих только приморской Хорватии; мы обрадовались, как будто встретили старого знакомого, с которым давно не виделись и хотели пообщаться.

А когда пицца была доедена, а кофе — выпит, мы пошли осматривать водопады. Это заняло у нас больше двух часов, настолько там всего было много и интересно, и это при почти полном отсутствии народа. Люди там были, но они почему-то больше кучковались у пиццерии и у сувенирной лавки, будто приехали поесть и за магнитиком, а не на водопады посмотреть.

Температура, напомню, была в районе 35°, а иногда поднималась и повыше, и в какой-то момент мы не выдержали и залезли почти по пояс в воды горной реки. Воды были холодными до неприличия и здорово освежали, и, наверное, только это спасло нас от теплового удара.

На обратном пути мы снова проезжали Слунь и попали в небольшую пробку, вызванную тем, что в этот день здесь, оказывается, был съезд байкеров. На улицы города вышли, наверное, все его жители — нечасто такие глобальные события происходят в небольших городах — и байкеры, пользуясь всеобщим вниманием, газовали до отсечки, вставали на заднее колесо и вообще всячески выпендривались — наверное, скорее в хорошем смысле, чем в плохом. Выглядело это круто и интересно; хотя я, как закоренелый технарь и параноик в одном лице всё равно считаю, что у минимально безопасного транспортного средства должно быть хотя бы три колеса.

А через несколько дней мы покинули Загреб и гостеприимную виллу. Ива пожелала нам счастливой дороги, и мы отправились навстречу второй части самого долгого на тот момент нашего путешествия — на море. Ещё целый месяц ждал нас впереди; этот месяц окажется месяцем радости и отдыха, но вместе с тем и месяцем суровых испытаний и трудных ситуаций, больших побед над собой и, куда без этого, разочарований — которые, наверное, в тот момент нам тоже казались большими, но память о них стёрлась, и сейчас мы вспоминаем о них с улыбкой. Хорватия обладает удивительным свойством стирать плохое и хорошенько вдалбливать в память хорошее, и сейчас, когда в моём сознании проносится калейдоскоп образов и эмоций, связанных с этим месяцем, они почему-то сплошь положительные, хотя в процессе нашего путешествия было всякое. Были семь тысяч километров с пробитым радиатором, были горные перевалы на последних каплях бензина, были дороги, которые оканчивались тупиком — но всё это меркнет на фоне Хорватии. Если бы меня попросили изобразить радость, я как человек, от природы неспособный что-либо нарисовать, написал бы слово «Хорватия» и пририсовал бы рядом очень широкий смайлик.