Про поездку в дельту Селенги и об особенностях национальной охоты и рыбалки в Пойме

— Ну, что. Ты готов ехать на охоту?

Звонок Михаила в середине августа, когда на дачном участке разгоралась борьба за урожай, прозвучал совершенно неожиданно для меня. Где-то в это время в прошлом году у нас с ним был разговор по поводу утиной охоты на Селенге, и я даже обещал получить новый общероссийский охотничий билет, взамен отмененных союзных. Но, «как и всегда» (вечная память незабвенному Виктору Степановичу) закрутился, погряз в бытовых мелочах и по своей безалаберности про все забыл.

А вот Миша помнил и ждал моего ответа. Мне же сказать было нечего: охотбилета нет, до открытия сезона осталась неделя — в общем, к поездке я не готов. Но остановить Михаила, когда он настроился на какое-то дело — невозможно. Билет — ерунда, два-три дня и он будет оформлен. Собраться же за неделю на охоту даже новичок сможет, а нам что волноваться? Не впервой.

Он был, конечно, прав. На Селенгу, точнее в ее дельту, охотиться на уток мы выезжали не раз. Только вот раньше сезон охоты на водоплавающую птицу в Бурятии открывался в первые выходные сентября, а в этом году его почему-то перенесли на двадцать третье августа — последнюю субботу месяца. Что так же не прибавило мне энтузиазма поучаствовать в этом мероприятии (давили садово-огородные дела). Однако психологический нажим Михаила возымел свое действие, и я решился на поездку.

Вот примерно сюда мы должны будем забраться, петляя на лодках по бесчисленным озерам и протокам широко раскинувшейся перед впадением в Байкал реки.

Переоформить охотничий билет и на самом деле оказалось совсем не сложно. Принес в областное охотобщество две фотографии, написал стандартное заявление, и уже через пару дней мне вручили заветную зелененькую книжечку.

До выезда оставалось еще два дня. За это время мне нужно было закончить дела, связанные с начинающейся уборочной компанией на даче, собрать одежду, охотничий инвентарь, закупить продукты, спиртное (на охоте без него обычно фарта не бывает). А еще требовалось прихватить рыболовные снасти, так как утиная охота на Селенге просто не представляется без рыбалки, и очень удачливой, замечу я вам — но об этом разговор будет далее.

Ехать мы планировали на Михаиловом дизельном броневике марки Mitsubishi Delica, прицепив к нему телегу для размещения всего бутора, что мы намеревались взять с собой. А имущества этого, даже с учетом опыта предыдущих поездок, набиралось чудовищно много. Кроме двух лодок и моторов к ним, столов-стульев, спальников, продуктов, охапки дровишек для костра, нужно было тащить еще газ и плитки для приготовления пищи и обработки добытых трофеев: охотиться мы должны были три дня, а с дорогой набиралось и все четыре. За это время, при дневной августовской жаре, можно что угодно проквасить.

Особенность Селенгинской поймы (так местные жители называют дельту) состоит в том, что на огромном пространстве, если смотреть с высоты, в сплошном море качающегося и переливающегося всеми оттенками зеленого цвета, камыша, не увидишь ни одного дерева. Даже кустарника. Все это осталось позади, в устье и на берегах крупных проток Селенги, которые в низовьях разбиваются на тысячи мелких русел, стоячих или медленно несущих мутные от плотной биомассы воды среди зарослей тростника и травяных островов, коварно проваливающихся при любой попытке ступить на них.

В камышовых зарослях, прямо из воды, поднимаются серыми холмиками ондатровые хатки, выложенные из стеблей, срезанных тут же острыми зубами хозяев. Практически круглый год здесь царство дикой природы, грубо нарушаемое беспрерывной ружейной пальбой лишь в сезон утиной охоты. В остальное время треск лодочных моторов местных жителей, уходящих в пойму на свой, скрываемый от посторонних глаз промысел, моментально глохнет в вязкой тишине ее просторов. Величие этих пространств, соединяющих в себе одновременно сушу и воду восхищает и подавляет бескрайностью и непознанностью настолько, что вскоре начинаешь произносить ее название только в превосходной степени — Пойма.

Костра там не разведешь: не из чего. Домики-зимовья, в одном из которых мы намеревались остановиться, устраиваются на берегах проток, на отсыпанных островках из завезенного зимой грунта или уложенных в основание нескольких рядов лиственничных хлыстов. Зимовья эти ставятся местными промысловиками не ради прихоти или бестолковой и очень дорогой охоты на уток (по их мнению, и я с ними вполне согласен), а для проживания в них на период добычи ондатры.

Сезон ее заготовки идет с конца сентября и продолжается до ноября-декабря, пока полностью не промерзнут пойменные озера и не станут подо льдом все протоки. Наряду с боровой добычей пушнины и ловом рыбы, сейчас это основной источник получения доходов на проживание после развала коллективного сельского хозяйства, ранее очень прибыльного на богатейших землях долины Селенги.

Потому и не жалеют мужики ни денег, ни сил, чтобы обзавестись хоть какой-то халупой на отведенном им промысловом участке, где в ненастные дни и холоднющие ночи можно передохнуть между каждодневными поездками на лодке по проверке установленных капканов, снять и распялить шкурки, да и выспаться по-нормальному — в тепле. Домой-то за весь сезон хорошо, если раз-два удастся выбраться, а то и пару месяцев на жену взглянуть не удается.

Все остальное время зимовья стоят пустые, дожидаясь следующего сезона. Ну, пустые — это не значит совсем брошенные. За ними всегда есть пригляд: сам ли хозяин изредка наведывается, либо знакомые, что ловят рыбу или заготавливают сено на берегах проток, увидят посторонних, без спроса хозяйничающих в чужой собственности. Вот тогда разговор бывает серьезным. Пойма, она ведь как и тайга. А там свой закон, и прокурор у них медведь.

Зная это, Михаил всегда заранее договаривается о нашей стоянке со своим знакомым по имени Володя из припойменной деревни Истомино, и мы смело едем в его старый строительный вагончик, установленный на берегу одной из проток в урочище Харауз.

Как уже говорилось, поездку мы запланировали продолжительностью в четыре дня. Выезд в пятницу, два полных дня на охоту — суббота и воскресенье, а в понедельник утренняя зоря, быстрое свертывание табора и возвращение домой. Поскольку Михаил работает, то сборы и укладывание взятого имущества были начаты только после обеда и продолжались почти до девяти часов вечера. Выехали из города (а город этот, кстати, называется Иркутск), мы только после десяти.

Езда по ночной дороге меня мало радует: и фары слепят, и дорога плохо просматривается, заставляя постоянно быть в напряжении и снижать скорость до положенных загородных 90 км/час. А участок федеральной трассы Р258 «Байкал», от Шелехова до Култука, я всегда старался проходить только днем. Бесчисленные подъемы и спуски, повороты влево и вправо, следующие сразу же один за другим (мой отец, царство ему небесное, про такое говорил: «Дорога вертлявая как бык пос...ал»), серпантины, узкая проезжая часть… И еще много чего, что можно было перечислять здесь на полстраницы принтерного текста. А можно сказать проще. За все время моих поездок по этому участку («Федеральная трасса» — как звучит!), общим счетом больше тридцати лет, у меня не наберется и пары случаев, когда проехав Култук или Шелехов, я с удивлением отмечал для себя, что не увидел ни одной аварии.

А вот Михаил — другой. Сам родом из Байкальска, где продолжают жить его родственники, он эту трассу проезжает по десятку раз в году, и потому ночная езда для него в радость: «Машин меньше — ехать проще», — говорит он, прижимая к сотне и изредка поглядывая в зеркало на болтающийся сзади прицеп.

Погода была сухая, дорога не скользкая, и уже часам к одиннадцати вечера мы были в Байкальске. Заехали в одно из многочисленных садоводств, где, завершая клубничную страду, проживала Мишина мать (отец его, тоже заядлый охотник, умер более двадцати лет назад), завезти гостинцы и баллон газа для печки.

Для выращивания клубники Байкальск является самым благоприятным местом по всей Восточной Сибири (опять же по моему, сугубо субъективному, мнению). Обилие влаги, тепла и солнечных дней в летний период позволяют местным садоводам (да каким садоводам, теперь уже, скорее, клубничным фермерам), получать такие ее урожаи, что на деньги от продажи в розницу или оптом, можно жить год. Природные особенности этой местности наиболее ярко заметны весной. Проезжая по освободившейся от снега и уже обсохшей трассе в апреле-мае через Слюдянку, в сторону Улан-Удэ, за полсотни километров до Байкальска попадаешь в такие снежные завалы, что не верится про весну по календарю. Горнолыжная база на горе Соболиной там действует до мая месяца по причине огромного количества снега, выпадающего за зиму. А основа всех этих приятных аномалий, конечно же, Байкал. Сглаживая температуру до минус двадцати градусов, закрывая землю теплой снежной шубой зимой и обильно поливая участки летом, он превратил эти места в клубничный заповедник.

В ягодный сезон сюда направляются караваны частников и оптовиков со специальными низкими ящичками под душистый и нежный продукт (чтобы она не помялась) и вывозят ее сотнями килограммов. Транзитники (особенно едущие в сторону Читы, где садовая земляника вымерзает в бесснежье) всегда останавливаются, чтобы закупить себе, или на перепродажу, пару-тройку ведер. Пока работал комбинат, этим приработком занимались в основном пенсионеры. После закрытия БЦБК, клубника стала главным фактором выживания местного населения, вынужденного оставаться на насиженных десятилетиями местах.

А мы еще ругаем комбинат за то, что он загрязнил озеро. Да не будь его, так и бродили бы в этих местах только охотники на зверя (здесь и сейчас полно медведей; мой друг Толя, втихую, капканами берет их по два-три в год), туристы, добирающиеся до Окуневых озер, да ягодники, в сезон сбора черники и клюквы. Вот и пойми тут, что есть хорошо, а что совсем плохо. А я так думаю: все, что сделано раньше и, конечно же, не нами, хорошо потому хотя бы, что оно есть, и плевать безоглядно на дела наших отцов и дедов — это подлость. А ведь как плевали в девяностые. Особенно у нас здесь, когда дрались за депутатские кресла. Во как расфилософствовался. Видимо, бессонная ночь такие мысли навевает. Теперь понятно, почему все ночные сторожа такие умные.

Впереди только асфальт трассы, местами уже обновленный, местами снятый для перекладки, и круглая, невероятно огромная луна.

После полуночи километрах в тридцати за Боярским, Михаил свернул с федералки на местную автодорогу, идущую вкруговую через поселки расположенные в пойме Селенги: Посольское, Ранжурово, Шигаево, Кабанск и другие. Проехав деревню Истомино, в районе озера Жилищенское мы свернули к одной из проток Селенги, где охотники оставляют машины и пересаживаются на лодки. Здесь, откинув спинки сидений, мы и продремали до утра.

Проснувшись часов в семь, сполоснув лица взятой из дома водой и перекусив бутербродами с чаем из термоса, поехали на охотничью базу в Шигаево пообщаться с такими же ненормальными, как и мы, и узнавать о приобретении путевок на отстрел водоплавающей птицы.

Там царила тишина, нарушаемая только резкими криками многочисленных ласточек, вольготно расположивших свои гнезда под ее навесами. Охотников не наблюдалось, но транспорт, явно городской, здесь присутствовал. Скучающий без компании сторож предложил нам чаю и сообщил, что приехавший вчера народ, оставив машины на вверенной ему территории, уже ушел на лодках в пойму, а за путевками нужно ехать к охотоведу в Кабанск.

Шигаевская база охотников и рыболовов существует с давних пор. В те далекие советские времена народ наш был победнее и не имел в таком количестве, как сейчас, лодок и катеров в частной собственности. Здесь же лодку, за небольшую плату, можно было взять напрокат и уходить на веслах, насколько хватит сил, вниз по Селенге. А если у вас еще имелся и мотор, то охота и рыбалка были обеспечены на сто процентов.

Сейчас база переживает не лучшие свои времена. Лодки с мощными иностранными моторами теперь есть практически в каждом дворе припойменных деревень, владельцы которых лихо проносятся мимо, уходя на добычу рыбы или промысел ондатры.

У богатых, вообще, стало модным в сезон охоты на водоплавающих подходить к Пойме с Байкала на крутых катерах или яхтах и гонять утку на спущенных с них аэроботах или мотолодках, не нуждаясь в услугах базы.

Бывают на ней теперь в основном приезжие из Иркутска или Улан-Удэ, которые останавливаются здесь для того чтобы разгрузить и спустить на воду лодки, да оставить под охраной свои машины.

В Кабанск, к конторе районного отделения Бурятского Республиканского охотобщества, мы подъехали к самому ее открытию в девять часов утра. Выписка путевок начиналась в десять и не заняла много времени, но серьезно облегчила наши карманы от взятых про запас денежных знаков. За право охотиться, заниматься рыбной ловлей и отдыхать в этих местах с нас взяли по тысяче рублей. В путевку было вписано разрешение на добычу уток, двух гусей и «других водных животных». Ну, да ладно. Зато с этой бумагой мы можем вполне законно находиться на территории «водно-болотного угодья Дельта Селенги», охотиться на водоплавающих и заниматься рыбалкой.

Так. Теперь нужно срочно мчаться на Жилище. Там разгрузиться, договориться с мужиками, остающимися на берегу, о присмотре за машиной, собрать лодки, загрузить их и отплывать к месту будущей дислокации в Пойме. На все это мы планировали потратить часа полтора. Но не все сбывается так, как задумывается.

Подогнав телегу ближе к берегу одной из проток, мы вытащили из нее все наше имущество, и пока Михаил отгонял машину, я занялся его разборкой. Лодки мы с ним собирали уже вдвоем.

Управились с этим делом мы достаточно быстро, и когда нам осталось только уложить наше имущество и спуститься на воду, к нашему берегу причалили три ярких пластиковых плавсредства. Причалили и причалили — мне до них дела нет. Но не такой человек Михаил. Начав с вопросов о конструктивных особенностях и лестных высказываний по поводу необычных водных транспортных сооружений, оказавшихся неизвестной нам помесью ялика и байдарки, он уже через пару минут дружески беседовал с одним из прибывших путешественников. Да, именно путешественников по воде, поскольку выбирающиеся на берег люди садились в свои диковинные лодки еще в верховьях Селенги, на территории дружественной Монголии.

Перед нами было живое воплощение (уже хотя бы потому, что они в полном составе доплыли сюда) совместного проекта бурятских и монгольских турфирм, предлагающих знакомство с частичкой Восточной Азии путем экстремального водного путешествия по Селенге. Начинается оно у пограничного городка Наушки и продолжается по территории Бурятии в течении восьми - десяти дней, неспешно (со скоростью течения реки), на протяжении четырехсот километров.

Путешествие действительно должно было быть удивительным даже для меня, живущего в этих краях, а представьте, какие ощущения испытывают в таких поездках жители нашей средней полосы, не говоря уже об иностранцах. Так вот, как раз иностранцы и причалили к нашему берегу, совершая этот экстрим круиз в составе двух немцев и трех подданных Австрии, одна из которых была женщиной. Об этом поведал Михаилу молодой паренек из улан-удэнской турфирмы, который попросил нас помочь им с причаливанием и на котором, по всей вероятности, лежала обязанность контактера на российской территории.

Иностранцы, хоть и старались выглядеть бодрыми, видимо, очень устали. Да оно и понятно: это вам не Рейн или прогулка на речном трамвайчике по Дунаю. Неделя без теплого туалета, с ночевками где попало и питанием супчиком из консервированных продуктов, сваренным на примусе в обществе двух аборигенов, доведет до изнеможения кого угодно. Аборигенами были упомянутый уже паренек русской национальности в тельняшке и коренастая монголка из дружественной турфирмы.

Михаил, узнав подробности этого «невероятного» по своей трудности путешествия, решил помочь «героическим» турпроходимцам в адаптации на родственных нам землях Бурятии. В качестве антидепрессанта была предложена закупленная нами, чисто в медицинских целях, «Зеленая марка классическая» 0,7 л, соленая свиная грудинка и овощи в виде слегка помятых помидоров, огурцов и зеленого лука с наших дач.

Австронемцы, после недельного пищевого воздержания, при виде этого скромного натюрморта на призыв: «За прибытие», ответили дружным: «Ia». Братания начались. Один из немцев оказался русскоговорящим, хорошо помнившим времена ГДРовского «Freundschafta» и могущества Советского Союза. Он переводил наши спичи остальным инопутешественникам, а их тосты и краткие монологи нам. За первой «маркой» сторонами было высказано взаимное уважение к красотам природы и похвальное стремление к ее познанию и изучению. Под вторую пошел разговор о дружбе народов и деловых отношениях между нашими странами, в которые так неудачно вмешался Крым и «вежливые люди», а когда я сказал, что один из моих зятьев был из поволжских немцев, то наши симпатии стали почти братскими. В завершение брифинга коренастая монголка выставила бутылку «золотого Чингисхана», которую допивать не стали, а вручили нам как талисман удачной охоты. В ходе братаний выяснилось, наконец-то, кто из австрийцев являлся дамой — она пила меньше всех, и у нее в ушах были серьги.

Солнце заметно сдвинулось к западу, и все вдруг вспомнили, что нужно еще и добираться до мест: нам в Пойму, а европейцам — в Улан-Удэ, а оттуда и до дома.

Быстро попрощались, и вот мы уже на воде. Впереди, на своем Nissan Мurano, шел Михаил. Он знает эти места, помнит в какие рукава нужно сворачивать, где мели или заросшие травой непроходимые озера. У него на лодке стоит пятнадцатисильный Daihatsu, на котором, если бы мы блуданули, можно быстренько пробежаться по округе, ища нужный проход. Пару раз так и получилось, но потом все наладилось, и мы пошли «верной дорогой».

Поначалу несколькими мелкими проходами мы выбрались в протоку Шаманка, по которой открывался свободный выход в Селенгу. По протокам двигались против течения, опасливо обходя мели и заросшие кувшинками многочисленные озера, а когда вывернули в судоходное русло реки, то пошли свободно вниз по навигационным створам до отворота к нашей стоянке.

Рассказывая об охоте, рыбалке ли в дельте Селенги, хочу предупредить новичков в этих местах об одной крайне неприятной особенности Поймы. Она чрезвычайно коварна. Можно часами и днями сидеть над ее Гугловскими снимками и картами, запоминать каждый изгиб бесчисленных проток и заплутаться в камышово-водных бескрайностях в первый час плавания.

В один из ранних моих выходов в дельту, совсем недалеко от устья, у маяка, у нас с товарищем заглох мотор. Завести его не удалось, и мы начали выгребаться на веслах, помогая имеющимся у нас шестом. Вдалеке просматривались купы деревьев, здания и башенка невысокого маяка, и мы надеялись за час-полтора выбраться на чистую воду. Не тут-то было. Весла вязли в зарослях кувшинок, шест на всю длину уходил в топкий ил, а не утихающий ни на минуту «верховик» сгонял «казанку» в то же место, от которого нам с огромным трудом удавалось уйти на десяток метров. Проходы в камышах, до которых мы кое-как добирались, вместо чистой воды выводили на все новые озера, ничуть не приближая к намеченным ориентирам. После нескольких часа мученических трудов, вдавленные ветром в камышовые заросли мы, отчаявшись выбраться, решили ночевать в лодке, чтобы продолжить все утром, пока снова не начнется ветер. Нас спас знакомый, проходивший неподалеку на своем «Меркурии» и услышавший наши крики. А представьте, что вблизи нет маяка и людей на лодках с мощным мотором?

Выйдя в русло Селенги, мы прошли вниз по течению еще около десяти километров и напротив урочища Харауз свернули в широкий приток по правому берегу. Еще метров пятьсот по нему вглубь Поймы — и мы на месте. Слегка постаревший и поржавевший домик стоит там, где ему и должно находиться, но в него уже кто-то заселился. Михаил начинает разборки и выясняет, что это еще один знакомый хозяина помещения, которому разрешено здесь находиться. Он прибыл сюда с двумя товарищами. Вопрос решается быстро, с полной удовлетворенностью обеих сторон. Товарищи нового знакомого ставят возле домика палатку, а мы втроем начинаем размещаться в помещении.

Остаток дня был посвящен разборке имущества, предварительному осмотру мест охоты и совместному ужину по случаю прибытия и знакомства.

Первая зоря оказалась очень добычливой. Ну, это и понятно: открытие охоты, птица не пуганая. Счет на ствол начинался с пяти штук и достигал полутора десятков у рекордсмена. Кто-то может сказать, что это удача. Возможно. Однако продолжение нашего водно-болотного сафари доказало обратное этому предположению. Дело, скорее всего, было в том, что большинство из прибывших сюда имели долгий опыт утиной охоты, да и оружием владели нешуточным: два Benelli Raffaello, МЦ21-12 и только у меня и одного из наших соседей были ИЖевские двустволки.

В следующие дни после открытия охоты утка стала пугливой и так легко, как в начале, под выстрел не попадала, но и охотники уже приспособились маскироваться в камышах, подобрали места интенсивных перелетов и пустыми на табор не возвращались. Количество добытой птицы росло, и ее нужно было постоянно обрабатывать для сохранения. Этим, безусловно, нужным, но чрезвычайно трудоемким делом приходилось заниматься после каждого выезда на утренние и вечерние зори.

Подготовка любой птицы для хранения — кропотливая, грязная и нудная работа. Вначале ее нужно ощипать и опалить на костре или паяльной лампой (сейчас это делают газовыми горелками), потом выпотрошить, помыть, посолить, а уж после уложить в емкость для дальнейшей перевозки. Многие охотники только из-за этой процедуры не любят утиную охоту, а вот через наши с Михаилом руки, в этот раз, их прошло несколько десятков штук. Титанический труд.

Правда, в каждой, пусть даже самой ненавистной, работе всегда есть какая-то своя, может и небольшая, но приятная сторона. Здесь таким бонусом за наши мучения становились утиные пупки — разделанные и подготовленные к приготовлению желудки. Самая вкусная гречневая каша, сваренная с ними в походном котелке на газовой плитке, получается только в Пойме. Это опять мое субъективное мнение, но Михаил с ним полностью согласен. Вот только он говорит, что вместо гречки в котел лучше класть горох. Но это дело вкуса каждого.

Пойма чрезвычайно богата рыбой. Она просто набита щукой, карасями, окунем и сорогой. Зная это, как я уже говорил раньше, мы всегда берем с собой наряду с ружьями еще удочки и спиннинги. А если при сборах не забыты черви, то считай, что программа добычливого отдыха будет выполнена по максимуму.

На следующий день, после утренней зори, когда плечо уже достаточно было набито прикладом, а в горле першило от утиного пуха, я решил заняться рыбалкой. Моя страсть — ловля поплавочной удочкой. Только с ней познаешь азарт и всплеск эмоций, когда после поклевки и удачной подсечки на тонкой нити лески, привязанной к гибкому удилищу, бьется крупная рыбина.

Начинать нужно с малого, потому взяв карбоновую удочку Михаила с леской на мелочь, я выгреб в протоку. Ну, что тут сказать? Пойма — она и есть Пойма! Первый заброс, и сразу поклевка. Потом еще одна. И еще. Много мелочи, что быстро надоедает: только успевай снимать и выбрасывать. Закидываю в очередной раз, поплавок уходит под воду, подсекаю, веду к лодке. Тяжело идет! У самого борта, при подъеме, раздается щелчок и хороший окунь, со всем настроем, уходит в глубину.

Эмоции переполняют, кровь просто булькает в жилах. Лечу к домику, хватаю свой стеклопластиковый телескоп и быстро назад. Ну, что ты будешь делать? Это какое-то дежавю. Несколько поклевок, мелкие и средние окуни-сороги, потом рывок, мощное сопротивление и... и мой настрой уходит то ли с окунем, то ли с подъязком. Третьим заездом на табор я решил не повторять ошибок и взял с собой спиннинг. Блесна — простая белая вертушка с черными точками.

После пары проводок на блесну сел полосатик граммов на пятьсот. И пошло. Попадались окуни весом, в основном, по двести-четыреста граммов, но были экземпляры и больше. Весов с собой у нас не было, а потому все прикидки производили на глазок. В общем, удовольствия я получил на год вперед и за три прошедших. По завершении рыбалки просто грех было не сфотографироваться с трофеями, подаренными Поймой. Ну, а ружье в руке — это для антуража: вроде как на охоте, и с рыбой.

А Михаил тратить время на такую забаву не стал. Он просто пошел и вынул из рюкзака взятую заранее из дома сетешку-пятидесятку, которую мы и поставили в одном из озер на ночь. Результатом этой операции стали полтора десятка карасей, весом от килограмма до полутора каждый и изодранная сеть, которая без капитального ремонта к дальнейшему использованию просто не годилась. Да нам она, в общем-то, уже была и не нужна.

Возвращались домой, как и было намечено, на четвертый день, в понедельник. Уже привычно поднялись в пять часов утра, съездили на зорьку и начали сборы. Для меня этот процесс постоянная загадка: при отъезде имущества всегда почему-то оказывается больше, чем было привезено. Ну, пусть добавились битая птица и выловленная рыба, но учитывая съеденные продукты, выпитую водку, забытые и утопленные вещи — барахла должно было бы быть раза в два меньше. Однако — нет. Лодки забиты под завязку.

Всей крепко сдружившейся компанией за час дошли по Селенге и протокам до берега Жилища, где мы совсем недавно братались с любознательными сынами Европы. В темпе (дело шло к вечеру, а предстояло добираться одним до Иркутска, другим до Ангарска) разгрузили и разобрали лодки, перевалили имущество в машины и, обменявшись телефонами с обещанием звонить, разъехались. Все. Охота на Селенге закончилась.

Да, презентованную нам монголкой, на удачу в охоте, бутылку водки «золотой Чингиз», мы так и не допили на таборе и привезли на берег, где она вручалась. Вон она, стоит на вещах, на последних двух снимках. Многие из вас, прочитав эти строки, скажут что-нибудь про старый анекдот, но это действительно так. Не допили — просто времени не хватило. И я так думаю, что охотничья удача к нам, точно, с ней пришла.

Вот и все, что мне хотелось рассказать об утиной охоте и рыбалке в Пойме. И еще, в качестве дополнительной информации.

Расстояние от Иркутска до места стоянки автомобиля в районе озера Жилищенское составляет чуть меньше 370 километров. По воде, от места отплытия до домика Володи, будет примерно 20-22 километра (там у нас спидометра не было). Охота удовольствие достаточно дорогое. На патроны, горючее, продукты, водку и прочие мелкие, и не очень, покупки каждым из нас было потрачено около пяти тысяч рублей.            

Теперь Вы, уважаемый читатель, знаете почти все об особенностях охоты на Селенге, и можете смело отправляться в бескрайние просторы ее пойменных озер пострелять уток или на рыбалку. Правда, если станется, что это Ваше первое путешествие туда, не лишним будет зарегистрировать планируемый маршрут у спасателей МЧС. Как говорят семейские: «В жизни всяко, паря, быват». Мобильная связь с Иркутском и Улан-Удэ там работает вполне исправно.

А, и еще. Фотографии делались двумя мыльницами, моей и Михаила, потому и отличаются друг от друга. Мы с ним не профессионалы фото, и прошу за их качество нас сильно не пинать.