|
Четыре колеса везут тело, а два — душу (новая мудрость)
Эта экспедиция осуществилась благодаря поддержке читателей Drom.ru. Спасибо им!
Русские все делают первыми — мы первыми изобрели радио, первыми полетели в космос, мы даже первыми пытались построить коммунизм, а теперь мне выпала честь, совершить первую скутер-экспедицию по неведомому Русскому Северу.
Скутер — техника тихоходная, и путешествовать на нем по огромной и бескрайней России скучно, муторно и небезопасно. Два года назад, попав на скутере в аварию на Украине, я был вынужден оставить его там. Эти два года я искал выход, как забрать скутер из другого государства. В итоге понял, что дешевле всего будет купить старенький японский автомобиль и ехать на нем за скутером. Если скутер разобрать, он может поместиться в багажник и на заднее сиденье любого автомобиля. Этот метод транспортировки я уже использовал в путешествии по Южному Сахалину и Алтаю, теперь думаю доехать так до Белого моря. Ты просто привозишь скутер в нужное место, быстро собираешь его, автомобиль оставляешь во дворе и спокойно путешествуешь на скутере. Путешествие на двух колесах намного ценнее, интереснее, мудрее и впечатлительнее, чем путешествие на четырех колесах.
Итак, 24 июня выехал из Томска. Пока еду на четырех колесах — в автомобиле Nissan Sunny; впоследствии пересяду на два — китайский скутер Рейнджер, ожидающий меня где-то у незнакомых людей под Киевом.
Первую ночь, как и последующие, провел в автомобиле, на сей раз в Новосибирске у супермаркета. В соседней машине спал, завернувшись в спальник, другой автопутешественник — вероятно, этот вид ночевок давно практикуется среди автомобилистов. Дело тут не в экономии, спать в машине не менее удобно, чем в кровати или палатке — откидываешь кресло, подкладываешь подушечку, залазишь в спальник, — и воздуха достаточно, и комары не кусают. Окна сразу запотевают, и тебя в машине становится не видно. Европа путешествует в автодомах, ну и пусть, для нас этот вид транспорта пока недоступен, да и зачем он, скажите, нужен, если мой «Ниссан-Санни» 91 года не хуже. Есть, конечно, отдельные неудобства, но мы для того и отправляемся в путь, чтобы отдохнуть от комфорта и испытать неудобства. Да у меня, если на то пошло, тот же автодом — в котором есть газовая плита, необходимый запас воды и продуктов, — только стоит мой автодом в десять раз меньше оригинала.
Интересно, где заканчивается Сибирь и начинается Европа? Для одних — это в Омске, для других — на Урале. Я же думаю, что пока на дороге встречаются одни япономарки, я еду по Сибири, дальше начнется однозначно Европа.
Сегодня чуть ли не полдня молился. Делал это без задней мысли, но помощь в этих случаях приходит незамедлительно, другими словами, случилось то самое «чудо», которого мы жаждем увидеть. Автомобильная трасса здесь идет в объезд Казахстана, но указателя на объезд нет. Местные и дальнобои этот перекресток прекрасно знают, я — не знал. Только стал углубляться в сторону Казахстана, как мне махнул рукой из джипа какой-то казах: «Ты куда едешь, — спросил он, — в Казахстан?» Не случись этого, я бы уехал в соседнее государство и потерял полдня на таможню. Вот вам и действие молитв. А что, очень удобно, едешь и повторяешь молитву про себя и даже правила дорожные не нарушаешь.
Вот тоже придумали огибать Казахстан. Почему нельзя проехать соседнюю и почти родственную страну транзитом без лишних проблем? Всю Европу можно проехать, и тебя могут ни разу не остановить, а тут хошь не хошь, а теряй полдня на таможне. Железную дорогу ведь не перенесли, она так и идет через Казахстан. Так что все в этом мире относительно, искусственно и надуманно. Пройдет еще десять лет, и мы будем вспоминать о границах между нашими государствами только в страшных снах.
За бортом моего автомобиля третий день льет дождь. Даже подумать страшно, каково сейчас ехать на скутере или мотоцикле. А ведь кто-то же едет и страдает за всех нас.
Эти неубиваемые «японки»
Не понимаю я нынешнюю моду, зачем тратиться на новый автомобиль, платить за него в несколько раз больше, потом выплачивать этот кредит, если можно сразу купить за копейки подержанную «японку» и ездить на ней без проблем. Моя машинка уже десять лет бегает по России, я взял ее зимой и заменил всего две простенькие запчасти, — и теперь еду через пол-России.
Мне новый автомобиль и не нужен, свой я буду вынужден бросать в самых разных местах, а значит, этот автомобиль должен сам себя охранять, и такой автомобиль должен привлекать минимум внимания: он у меня старенький, модель очень популярная, и в дополнение ко всему я провел над ним специальные маскировочные работы: подготовил кузов к покраске с помощью наждачной бумаги и грунтовки, но саму покраску завершу по возвращении. Так что моя машина выглядит сейчас как гадкий утенок, но это только внешне, зато внутри она самый настоящий лебедь, но об этом знаю я один. Непрезентабельный внешний вид — это самая главная охранная «сигнализация» для автомобиля, а чем он дороже, красивее и навороченнее, — тем он и беззащитнее.
В конце концов, мы забыли о главной истине, что машина должна служить человеку, а не человек машине, — то есть ждать вас там, где вы ее оставляете во дворе у дома или у магазина, около работы, без всяких там платных стоянок и гаражей. Стоянки нынче не дешевы, а гараж стоит как новая машина — так зачем, спрашивается, он нужен? Чтобы выплачивать бесконечные жидо-масонские кредиты? Вот и получается, что сначала ты полжизни работаешь на гараж, потом полжизни на машину, а когда, наконец, со всем расплачиваешься, то остается сил только, чтоб лечь в гроб и доехать до кладбища. Нет уж, этот вариант не для меня, лучше я куплю за пару тысяч долларов подержанную «японку» и буду ездить на ней без проблем. Все, что я вложил в нее до поездки: это заменил пару деталей и прошел две диагностики. На мой вопрос, можно ли на ней путешествовать, один из мастеров ответил: «А почему нет — неубиваемые машины».
Правда, уже давно нас пугают слухами, что праворукие «японки» запретят. Конечно, этого не может быть, но в нашей стране, даже того, что не должно быть, очень может случиться. И станем мы тогда вторым Казахстаном со всеми вытекающими последствиями.
Хороши «японки», но когда они заполняют все вокруг, когда изо дня в день тебе мозолят глаза одни «японки», это рано или поздно надоедает. У нас, в Сибири, куда ни глянь — только японки. Как в советское время, ездило пять отечественных машин и один иностранец «Запорожец», так и теперь. Ведь «японки», они все на одно лицо, поразительно традиционная нация. Теперь до жути хочется увидеть что-то иное, одна надежда на «европейки», хоть на них глаз отдохнет. В Тюмени все еще преобладают «японки», значит, Тюмень — это еще Сибирь.
«Москвичей» и «Запорожцев» на трассе давно нет. Они, конечно, где-то ездят, но на больших дорогах не появляются. Эти патриархи советского автопрома превратились исключительно в сельский транспорт, а порой и подростковый. Советский автомобиль стоит сегодня меньше мотоцикла и потому подростки отдаленных районов, где ГАИ — редкий гость, пересели на автомобили. Сначала они скупили «Запорожцы», когда их разбили, теперь сели на «Москвичи». Сейчас у них заканчивается москвичевский период. Все ждут, на что они дальше обратят свои взоры.
О, ужас! Только что нас чуть было не помяла обогнавшая на спуске бешеная фура с прицепом. Не прижмись к обочине в самый последний момент, быть беда. Номер у фуры сзади, конечно, не читаем, догнал ее и прочитал передний. Пусть у нас в стране законы не работают, но своих «героев» мы должны знать в лицо, одно из этих лиц: АХ 7637/24
Главная загадка Урала
Когда же испытание, именуемое» бесконечные уральские горы», наконец закончится! Одно радует, что после Урала я сразу въеду в Европу. На серпантине горных дорог движение замедляется, наверно потому здесь разрослось много кафешек и разных сувенирных магазинчиков, но товар везде тот же, китайский.
Китайский придорожный супермаркет на Урале
Спросил у продавца, есть у них товар местного производства, тот показал новый самогонный аппарат, изготовленный на бывшем Уральском трамвайном заводе. На вопрос о легальности аппарата продавец заверил, что самогон сегодня гнать не запрещено, его продавать нельзя. Выходит, что, когда запрещали — все гнали, когда разрешили — никто гнать не хочет. Законы меняются, как перчатки — вчера одно, завтра другое, пусть и прямо противоположное, только чтоб было выгодно — так было, так будет, — за что вчера сажали, то сегодня приветствуется.
Трамвайный самогонный аппарат
На горных дорогах Урала столкнулся с загадочным явлением, объяснение которому не нашел даже в энциклопедии «Загадочные явления России». В местах скоплений кафе и магазинов здесь обязательно у дороги стоит какой-нибудь мужик, потертого вида, беспрерывно обмахивающий себя руками, будто ему холодно: машина приближается — он машет, проедет — отдыхает. Нигде более, ни в одной стране мира, я такого не встречал. Наверно так никогда и не узнаю, что бы это значило.
С приближением к Европе жизнь дорожает и бензин от нее не отстает. Теперь каждый день его стоимость увеличивается минимум на 50 копеек. А только что проехал две заправки одной и той же фирмы, стоящие по обеим сторонам трассы, причем для едущих на запад бензин на 60 копеек дороже; можно залить 100 литров, слить их через 50 метров и заработать 60 рублей, и это будет называется модным словом «бизнес».
Никак не могу привыкнуть, что здесь все водители соблюдают правила дорожного движения — если на дороге сплошная линия, тебя никто не обгонит, ни при каких обстоятельствах, — а ведь это еще не Европа, а только Урал. В Сибири так не принято, возможно поэтому в Сибири и сидел каждый четвертый мужчина. Может, и нам начать соблюдать правила дорожного движения и перестать сидеть?!
Стали встречаться старинные церкви — показатель того, что Сибирь действительно заканчивается. И вот, наконец, при подъезде к Челябинску, европейские модели стали преобладать над «японками». Урал — всегда был границей между Европой и Азией, а сейчас тут проходит граница влияния двух автомобильных мировых гигантов: Европы и Японии.
Башкирский мерин
В Башкирии повсеместно стоят маленькие насосики, непрерывно качающие нефть; иногда до десятка этих причудливых созданий машут головами на одной поляне, но что толку махать, маши не маши, а бензин здесь все равно не дешевле, порой даже наоборот. В России всегда так, где бензин качают, там он еще дороже, чтоб соседи не завидовали.
Башкирские нефте-голово-трясики
Навстречу проехал гордый башкир на самом антикризисном транспорте всех времен и народов — гужевой телеге, но не просто телеге, а тюнингованной под «Мерседес»: колеса у нее от автомобиля, на колесах колпаки, сзади крутой бампер и символика «Мерседеса». Только отличие этого мерина от всех остальных, что бензина он и не нюхает.
Еду теперь по Татарстану. Говорят, здесь живет мудрый, реально болеющий за народ президент. Не знаю, как другие, но когда я слышу о нашем честном мэре, губернаторе или главе республики, то всегда удивляюсь: если ты такой честный, то почему жив? Абсурд? В нашей действительности любой абсурд перестает быть таковым. У нас всегда так, кто за народ, кого народ любит и уважает, тот, как правило, долго не живет: то вертолет случайно упадет, то самолет, то автокатастрофа случится… В алтайской газете читал интервью с вдовой экс-сатирика и бывшего губернатора Алтая Михаила Евдокимова, говорит: мужа до последнего дня ждали в Москве с портфелем денег, а он, простой русский мужик, так и не научился давать взятки. Вот они ждали, ждали и в конце-концов надоело ждать.
Башкирия, Татарстан, Калмыкия, Мордовия — получается, что в срединной России русских совсем нет, а настоящая Россия это только Запад, Сибирь и немного Дальнего Востока. Вот и все. Убрать Дальний Восток, который почти уже не наш и России остается с гулькин нос.
Владимир Ильич — главная гордость Александровского спиртзавода, как шутили в советское время.
У наших гаишников на дорогах одна работа — проверка документов (если не считать выезды на аварии, когда все случилось и ничего не изменишь). Стоит держать такую огромную армию здоровых мужиков (даже очень здоровых, достаточно посмотреть на их животы) ради такой мелочи. Можно было б поставить на дорогах турникеты-шлагбаумы и был бы тот же эффект, а какая экономия? Но нет, у нашей милиции есть еще одна важная миссия, которую никто другой лучше не исполнит: рождать в народе страх. И с этим они прекрасно справляются. Конечно, кто-то должен следить и за дорогой, но кто-то должен следить и за российскими гаишниками.
Почему нигде в мире водители не мигают фарами, предупреждая о засаде гайцов? Это мы так бунтуем против беспредела власть имущих, против их мелких и больших подлостей, узаконенных государством. Поэтому, когда меня вечером остановил гаишник и попросил пройти к ним поставить «подпись под свидетельскими показаниями», у меня первая реакция была ответить: «Пройду и все поставлю, но если без подлостей». Он еще остановил фуру и мы пошли. Оказалось, что один несчастный водитель сбил пьяного пешехода и его должны были проверить на содержание алкоголя в крови, алкоголя не нашли и нужны были две свидетельские подписи.
Эти летучие кровососы хоть кого сведут с ума. Вчера уснул с не закрытым до конца окном, осталась малюсенькая щелочка, но этого хватило, чтоб они заполнили всю машину и разбудили меня в четыре утра. Спать было невозможно, я открыл все окна, и на большой скорости их всех выдул встречным ветром.
Удивительное дело, солнце еще не взошло, а машины все равно идут — получается, что трасса никогда не спит. Утром тем хорошо ехать, что гаишники еще спят. Утро — это время благостных людей, к ним, похоже, это не относится.
В это путешествие я очень много времени провожу в автомобиле, более месяца, и чтобы это время не пропало даром, я взял цикл аудио-лекций. Дома на них все равно времени нет, то одно, то другое отвлекает, а здесь ни чем другим и не займешься. Поэтому, я не просто крутил баранку и накручивал километры на спидометр, я еще каждое утро сидел в лекционном зале одной из духовных академий, так что от путешествия я получил двойную пользу — обогатился новыми впечатлениями от увиденного и получил новые знания, которые нам не давали ни в школе, ни в университете, ни где бы то ни было.
Машинка у меня старенькая, потому скорость я держу не более девяносто. Для нас сейчас главное не скорость, а доехать до финиша с минимальным боем и поломками в пути, ибо знания в ремонте автомобилей у меня некаких. Свои знания я заменил верой в лучший в мире японский автопром. Потому еду я медленнее всех, но зато по протяженности маршрута, один из первых. Нам не до гонок, в нашем случае как нигде работает народная мудрость: тише едешь, дальше уедешь. Перед нами теперь стоит великая задача, мы должны доказать всему миру и прежде всего слугам народа, что подержанные японские автомобили имеют право на жизнь — вопреки известному постановлению партии и правительства (кои опять в одном лице). А если они не угодны чиновникам, это совсем не значит, что не нужны народу. Пусть наш запад ездит на европейских моделях, а «японки» оставят Сибири и Дальнему Востоку.
«Почему наше правительство идет в разрез со своим народом и глушит японский вторичный автопром?» — спрашивал я самых разных людей. Мнения были разными, но чаще всего слышался один ответ: вся причина в АВТОВАЗе, супруга премьера, Людмила Путина является одним из главных акционеров АВТОВАЗа. Интересно, что найти официальное подтверждении или опровержение этому слуху я так и не смог, даже всесильный мировой Интернет в этом случае молчал, не говоря ни за, ни против. Какой бы независимый он ни был, но и его в нужных местах можно корректировать.
Эконом-автодом
Путешествие у меня получилось эконом-класса: ночи я провожу в машине, на платные стоянки стараюсь не заезжать, останавливаюсь рядом на другой стороне дороги или ночую во дворе какого-нибудь очередного городка. Вчера ночевал во дворе около пятиэтажного дома. Здесь есть определенные правила: заезжать во двор желательно, когда стемнеет и тебя не увидят лежащим в машине, иначе могут решить, что ты террорист и позвонить «куда не следует». Еще есть хороший способ создать на дороге толпу спящих автомобилистов, первым где-то остановиться и уснуть. Вечером обязательно просыпаешься в окружении таких же замученных дальнобоев, не желающих платить деньги за охрану неизвестно чего.
Автомобиль — это как другой мир — вокруг тебя может лить дождь, валить снег, выть ветер, но тебя это все не касается, у тебя есть крыша, печка, стеклоочистители и ты не задумываясь обо всем этом, движешься вперед, а в любой момент можешь съехать на обочину, откинуть сиденье и отдохнуть. А если есть газовая плитка и немного воды, то ты вообще независим от всего внешнего мира. Уникальность путешествия в автомобиле состоит в том, что где бы ты ни остановился, там и будет твой сегодняшний дом — независимо от всех мотелей, гостиниц и кэмпингов — где ни встанешь, там под тобой находится твоя «частная территория», на которую никто не может посягнуть. И все это благодаря «ниссанчику», купленному всего за две тысячи долларов. Просто авто не убитое и пробег реальный двести тысяч, а для «японки» это самая юность. Интересно, на сколько рассчитаны наши «Жигули»? Знаю, что ее младшая сестра «Ока», после ста тысяч требует обязательного капремонта, если, конечно, доживает.
«Ока» как мерило государственной власти
Почившая в бозе «Ока» была некачественна, но она была некачественна ровно настолько, сколько стоила. Как бы ее ни ругали, сколько бы ни поливали грязью, но и сегодня, стоит отъехать подальше от больших городов, где люди живут победнее, и там «Ока» — один из самых востребованных автомобилей. Ругали ее ругали, а она все ездит и ездит, и конца этому не видно, потому что замены ей нет: да неудобна она, да опасна, да ломкая, но те люди, что ее выбрали, ничего лучше за эти деньги купить не смогут.
Наш вечный Путин, конечно, умный мужик, но и он может совершать ошибку, а именно, когда позволил загубить народную «Оку». Нас уверяют, что ее производство невыгодно? Невыгодно для кого, для народа, который на ней по сей день ездит?! После «Оки» народу остались только подержанные япономарки, но и их запретили. Теперь простой россиянин, с доходом ниже среднего, а у нас таких большинство, остался совсем без колес. В результате, из моих знакомых, автомобиль есть только у меня, правда, еще имеется у друзей «Москвич» 84 года, но это уже не машина, а средство дотяжки до мичуринского один раз в неделю и исключительно в летнюю пору.
При Ельцине, конечно, было много перегибов, но была и народная «Ока». С уходом Ельцина, с уменьшением в России свободы, в первую очередь умерла и «Ока». Отсюда вывод, что народная «Ока» — это был не просто автомобиль, это мерило государственной власти. Пока была жива «Ока» — было у нас хоть какое-то подобие демократии, ее прикрыли — наступил замаскированный тоталитаризм. Поэтому возвращение народной «Оки» или на худой конец подержанных япономарок, лично я могу оценить только как возвращение в Россию долгожданной демократии с человеческим лицом.
Вот едет автовоз с новенькими «Рено-Логан». Как утверждает журнал «За рулем», это наш новый автомобиль. Что же в нем нашего? Если придумали его не мы, произвели не мы, а мы только закрутили гайки, и то под строгим контролем. Если так и дальше пойдет, то мы и «Мерседес» скоро назовем отечественной маркой. «Жигули» тоже когда-то были итальянками, но сегодня в них от «Фиата» ничего нет. Вот когда то же самое произойдет и с «Рено», тогда и посмотрим, что это будет за «Логан» и будет он тоже называться каким-нибудь «Жилоганом».
Любопытно, почему водители больших фур всегда сами большие. Еще не видел ни одного маленького и худенького. Не думаю, что б их подбирали по габаритам, скорее всего, они сами увеличиваются размерами с годами (в ширь, и, наверное, в высоту).
На наших дорогах нередко можно встретить вечером или ночью автомобиль, едущий с ослепляющим всех встречных дальним светом. И что с этим поделаешь? А ничего не поделаешь. Ну, запишешь ты его номер и куда ты с этим номером пойдешь? Мы же не в Германии какой-нибудь, где с ним бы быстро разобрались. У нас законы не работают на нас, ограждают от нас — потому справедливости добиться невозможно. В России если ты пожалуешься, то тебе же и достанется. Но я придумал свой способ воздействия на «блатных» водителей — если он не переключается и ослепляет тебя, я мигаю ему будто «предупреждая» о гайцах, поджидающих впереди. Когда он никого не встретит, может, о чем-то и задумается. Гайцов боятся все, они каждому готовы доставить неприятность. Вот если бы все водители договорились и все их так «предупреждали», то со временем бы мы б их перевоспитали и при неработающих законах.
Заехал в очередной городок, закупить продуктов. И здесь, как и везде, на каждом столбе висят стандартные объявления: «Сдам квартиру по минутам» и «Куплю дорого волосы». Если с первыми все понятно, за ними скрывается узаконенная проституция, то вторые — для меня тайна за семью печатями. Что это за секта такая пустила свои корни в нашей стране, которая поставила своей целью остричь всех женщин России? Ведь волосы это не одна красота, это и сила наших женщин. Раньше на Руси женщинам без волос даже не разрешали рожать, а в просвещенной Европе до того как сжечь ведьму на костре, ей всегда остригали волосы.
Памятники утраченной веры
В одном из уральских сел остановился посмотреть старинный за брошенный храм, стоящий без крыши и с пустыми глазницами. Пришел в него невовремя, там как раз молодой человек нужду справлял. А почему нет? Чем здесь еще заниматься, это и есть закономерный итог семидесяти лет безбожной советской власти, — славной дорогой шли, товарищи, и пришли, наконец. Вся страна только и делала, что клала на свою веру и делала из храмов отхожие места. Или у нас теперь, через двадцать лет после падения советов что-то изменилось, или в школах введен самый необходимый предмет — «Закон Божий», или наши храмы все восстановлены? Даже близко этого нет. В России средней полосы и сегодня каждый второй сельский храм стоит в развалинах. А ведь именно в селах и деревнях, а не в городах, прячется душа истинной России.
Я не первый год путешествую, но впервые проехал почти всю среднюю полосу России именно на своих колесах и я не мог предположить, что у нас так много заброшенных храмов. Вся средняя полоса — что ни церковь, то развалины, что ни монастырь, то катакомбы, что ни часовня — то общественный туалет, — тысячи разрушенных храмов стоят как памятники утраченной православной веры. Кто бы что ни говорил, но народ без веры, это уже не народ, это некий суррогат народа. Ведь русский человек сегодня и сто лет назад — это два абсолютно разных человека и главное, что нас различает, это отношение к вере. Я где-то слышал, что когда подряд три поколения живут в безверии, веру восстановить уже почти невозможно, что мы теперь и имеем. И дело тут уже не в разрушенных церквях, а в том, что они никому стали не нужны.
Все самое прогрессивное человечество кровно заинтересовано, чтобы эти загадочные русские, эта непобедимая нация, которая спасла мир и от Чингисхана, и Наполеона, и Гитлера, наконец прекратила свое существование, только многочисленный опыт показывает, что силой русских не погубить и вот найдено новое средство. Как говорил американский президент Трумен, лучшее оружие, это когда молчат пушки, но гибнут люди, то есть та самая незаметная война, которая идет теперь в России. В результате этой бойни русских ежегодно убывает минимум на полмиллиона и это без единого выстрела: алкоголь, наркотики, суицид, так называемый, безопасный секс и самое главное оружие этой последней войны — утрата веры.
Плечевые
Если сельские храмы стоят в развалинах, зато при подъезде к любому городу вас сегодня обязательно встречают ночные бабочки или плечевые, как их именуют на профессиональном языке дальнобоев. Такого количества туток, что я увидел за эту поездку, я не видел их во всю свою жизнь. Я даже научился безошибочно выделять из толпы обычных женщин, у них есть определенный стандарт узнаваемости: максимально оголенное тело, ярко накрашенные губы, отсутствие авоськи в руках и обязательная сигарета во рту. Вернувшись домой, в своем городе, я буду замечать, что наметанным глазом я из потока женщин продолжаю выделять «плечевых», точнее тех из них, кто одевается под них. Удивительно, что многие наши женщины одеваются как проститутки, даже не задумываясь об этом. В Западной Европе, например, лосины — это униформа только публичных женщин. У нас — всех остальных. А ведь подойди к ней и спроси о цене, она чего доброго крик поднимет и обзовет наглецом.
При пересечении Волги.
Москва транзитная
Автомобиль — это не только средство передвижения, это сегодня и средство независимости. Именно поэтому, после падения «железного занавеса», у нас все кинулись покупать личные «колеса» и Россия стала одним из самых крупнейших автомобильных рынков мира. А если вы приехали на своих колесах в безумно дорогую Москву, то можете жить здесь сколько угодно, даже в самом дорогом районе Москвы и при этом не иметь даже московской прописки и затрачивая самый минимум средств. Просто с наступлением вечера вы также заезжаете в один из московских двориков, — это и будет ваш сегодняшний дом. А если у вас есть газовая плита, то и проблем с питанием нет. Москвичи люди занятые, им нет времени смотреть, кто там и что в машине делает, им нужно деньги зарабатывать, чтоб удержаться в своем безумном городе. А ты укутался в спальник и спишь спокойно — здесь это всеми воспринимается как норма.
Москва любит красивые цифры.
Выезжая из Москвы, я сбился с дороги и попал на Рублевское шоссе. Это был вечер пятницы, когда весь трудовой люд спешил на дачи и в загородные дома, — Рублевское шоссе тоже не было исключением. А что такое Рублевка, это известно любому, тут на отдельном клочке земли за высокими заборами собрались самые новорусские сливки, где они создали, подальше от народных глаз, самые настоящие сказочные дворцы, или, другими словами, рай на земле. И вот все эти люди теперь возвращались в свои загородные дома: представьте себе широченное многополосное шоссе, по которому все машины идут только в одном направлении и все эти машины, а это самое удивительное, все они одного типа и даже одного цвета — двигались только джипы, причем только очень большие джипы и все черного или темного цветов, — и среди этого потока ехал только я один на маленьком и беленьком. Больше всего меня поразил этот единый для всех стандарт. Богатые, как известно, это самая несвободная на земле нация, и чем ты богаче, тем меньше у тебя остается свободы. Стоит тебе только чуть-чуть нарушить общий шаблон, и ты навсегда выпадешь из этой среды или стаи. Здесь исключений нет ни для кого. Мне эта колонна черных огромных джипов напомнила стаю волков и одновременно похоронную процессию. И только вырвавшись из нее, я вздохнул спокойно.
Платные дороги Беларуси
На Украину я въезжал через Минск, не потому что ближе, а потому что интереснее (кроме того, нужно было повидать жену и детей, которые гостили у минских родственников). В Белоруссию россиянам нужно ездить только за тем, чтоб узнать, какими должны быть настоящие дороги. Таких дорог, как здесь, в России не было ни когда от сотворения мира. Для Белоруссии отличные дороги — это нормальное явление. Есть мнение, что хорошие дороги в Беларуси — это заслуга Лукашенко, нет — отличные дороги здесь были всегда. Белоруссия страна западная, у них не только дороги, здесь все иное. Заехал на дачу к родственникам — нет в России таких дач. И не богатые вроде люди в них живут, а при этом чистота вокруг просто нереальная: все на своих местах, везде цветы, дорожки из асфальта и полное отсутствие мусора. Не понимаю, почему у нас этого нет? Не верю я в разговоры, что Белоруссия маленькая и навести в ней порядок гораздо проще. Россия большая, но и люду, а значит и сил, у нас значительно больше. Вся Белоруссия — это десять миллионов человек, это наша Москва без пригородов, — но таких дорог, как здесь, нет даже в Москве. Я не верю и в разговоры об объединении нас с Беларусью: зачем мы им нужны, чтобы отказаться от всего того хорошего, что они имеют?
Если очень захотеть, такую дачу построить под Минском за 20 лет.
Многочисленные белорусские родственники и семья путешественника.
Мужественная жена путешественника .
Дочь путешественника – бедное дитя.
Сын путешественника – потомственный страдалец.
Три сестры – найди среди них жену путешественника.
В Белоруссии не только дороги лучше, здесь и ремонтируют их иначе. У нас как поступают? Перекроют дорогу и ты едешь объездными путями. Здесь все иначе — пока половину дороги ремонтируют, все едут по второй половине. Дело тут не в ремонте, а в том, что уважение к человеку проявляется во всем, даже в мелочах. А мы на Урале полтора часа все ждали, пока ремонтники ремонтировали трассу, и никто даже не пипикнул и не задумался, что этот плановый ремонт они могли провести ночью, не создавая многокилометровую пробку. Дороги ремонтируют везде, но только мы делаем из этого проблему. Мы и так все меньше и меньше любим свою родину, уже можно сказать из последних сил ее любим, и такое чувство, что кто-то очень хочет, чтоб мы все меньше ее любили, и мы сопротивляемся этому из последних сил, но где-то же есть предел и нашему сопротивлению.
Я твердо уверен в «светлом будущем» России, я даже уверен, что лет тридцать, мы окончательно вырулим и наряду с Китаем и какой-нибудь Индией будем задавать моду всему человечеству. Да что тридцать, мы и сейчас не сильно отстаем, ведь от того, на каких машинах и по каким дорогам мы ездим, ничего не зависит, главное — что у нас внутри. Не случайно отцы церкви говорили, что настоящая Россия она не здесь, она на Небесах. И сегодня настоящая Россия только там и пребывает.
Но вернемся в Беларусь. Именно здесь я впервые узнал, что такое звуковая дорожная полоса — если на нее наезжаешь, она начинает противно пищать. Всю России проехал, а ничего подобного не видел; а сколько аварий они предотвращают, сколько жизней спасают; если засыпает водитель от усталости за рулем, в России он разбивается, а здесь его может разбудить противный писк из-под колес. Впрочем, в России такие полосы абсолютно бессмысленны, наша дорога производит столько шума, что на ней ничего слышно не будет. Скажу более, наши дороги — это обязательная составляющая русской жизни. Изыми их из России и мы превратимся во вторую Германию, Швейцарию или, не дай бог, в США. Так что пока мы прыгаем на этих колдобинах и ухабах и разбиваемся ежегодно десятками тысяч, мы живем и ездим по России, — уж и не знаешь, что лучше.
Вам случалось когда-нибудь бывать на минском авторынке? Дело в том, что диктатор Лукашенко создал для своего народа льготные таможенные пошлины, и теперь любой представитель белорусского осчастливленного народа за полторы-две тысячи долларов может купить свежую «европейку» и это без пробега по СНГ. Потому в Минске в каждой семье есть несколько личных автомобилей, а общественный транспорт стремительно выходит из моды. Думаю не белорусам, а нам, россиянам, стоит серьезно задуматься о присоединении к Беларуси?
Еще одна заслуга Беларуси — здесь нет ночных бабочек. Они, конечно, где-то влачат свое жалкое существование, но их нигде не видишь.
Под Минском везде культура.
Виктория по-белорусски.
Путешественники любят только железных женщин. Тесть путешественника – одна женщина на двоих.
В России замки большая редкость, потому в Беларуси я специально заехал посмотреть Мирской и Несвижский замки, тем более, что это было по пути. Оба замка в идеальном состоянии. Конечно, Лукашенко молодец, но если бы он также заботился и о церквях, то он был бы воистину вечным президентом. Потому что будь наши коммунисты помудрее, они в свое время помирились бы с церковью и до сих пор сидели в своих продавленных креслах.
Дарю вам замки и крепости Белоруссии:
И это тоже дарю!
Раньше, когда у нас была свобода, а в Беларуси диктатура, я сюда приезжал с нежеланием, сейчас, когда у нас свободы все меньше, а в Белоруссии все больше, я стал задумываться, а не переехать ли сюда жить — подальше от неизбывного мата, вечной грязи, хмурых неулыбчивых лиц и убийственных российских дорог. Или на Украину, где дороги хоть и хуже белорусских, но общая атмосфера намного лучше российской.
При выезде из Беларуси с меня потребовали чек, что я платил за платную дорогу. Утеряй я этот копеечный квиток, нужно платить штраф, а штрафы здесь нешуточные. При этом меня никто не предупреждал, что его нужно сохранить. Еще потребовали десять долларов за транзит через их страну. Если б я вернулся от них в Россию — тогда бесплатно, а въезжаешь в другую страну — плати и не пипикай. Так я вложил свою лепту в улучшение и без того отличных белорусских дорог. Зато мы теперь опытные, в следующий раз через Беларусь уже не поедем.
Ходит, ходит… и без всякой охраны.
Украина — зона отчуждения
Так получилось, что на Украину я въезжал через Чернобыль. Его, конечно, в природе нет, но по карте я определил его примерное нахождение и поехал искать. Зачем? Дело в том, что я давно понял, что коллекционировать нужно не марки или автомобили, а впечатления — это самое ценное что здесь есть. Как только появились надписи, запрещающие сбор ягод и грибов, а голова закружилась от избытка радиации, стало ясно, что я еду в нужном направлении. Въехал в одну брошенную деревню — жуткое зрелище: дома в ней новые, в них только жить и жить, а они брошены людьми, дороги все заасфальтированы, но с двух сторон их так затянуло кустами и деревьями, что ехать можно теперь только посередине дороги. Кругом все мертвое, ничего живого, собака не гавкнет, ни петух не прокричит и самому выть хочется. До поездки я без задней мысли посмотрел фильм «Сталкер» Андрея Тарковского — один в один, теперь я еду по зоне как сталкер.
Чернобыльская быль.
Добро пожаловать!
Тут была чернобыльская больница.
На первом чернобыльском КПП меня беспрепятственно пропустили, на втором остановили и потребовали оплачивать штраф «за незаконное проникновение в закрытую территорию» — это здесь называется «бизнес по-чернобыльски». А что, им тут никто не указ, ни президент, ни министр, здесь свои законы, свои правила поведения, тут зона отчуждения. Другое дело, что тот мент, который мои 200 рублей положил в карман, возьмет и с водителя, который вывезет отсюда радиационный лом или разобранный дом, а люди будут в нем жить и медленно умирать. Вон прошла машина, груженая лесом из-под Чернобыля — зона зоной, а бизнесу она не мешает. В сторону Киева после Чернобыля все поселки выселены на десятки километров, и КПП встречаются на каждом повороте, а в сторону Беларуси жилые деревни подступают почти к самому Чернобылю и в них по-прежнему живут люди.
Обычно мне журналистское удостоверение помогает, но есть места, где его нужно прятать, как можно дальше — это при прохождении госграниц и всевозможных КПП. И слава богу, что чернобыльский мент не признал во мне журналиста, тогда взяткой в 200 рублей, взятой на «антирадиационный напиток» я б точно не отделался, а пришлось бы платить по таксе в десять раз больше.
Через 20 километров после последнего КПП в сторону Киева заколосились поля, и стали встречаться жилые деревни, а в 60 километрах на дороге уже во всю шла торговля ягодами и грибами, причем торговля очень бойкая. Всем известно, что радиация способствует росту дикороссов — а куда денешься, а никуда не денешься, и здесь людям нужно как-то приспосабливаться и жить, — всю землю не расселишь.
Попытка понять современную Украину
Мне всегда была очень симпатична Украина, и я всеми силами пытался понять, что здесь сегодня происходит. И надо сказать, что я ничего не понимал, пока один человек мне все очень просто не разъяснил: «У вас в России, — сказал он, — тоталиторизм, у нас на Украине — анархия». И все сразу стало так ясно. Но такие вещи понимаешь только за границей, именно поэтому Гоголь свои гениальные «Мертвые души», энциклопедию русской души, писал только за границей. И стало ясно, почему на Украине на дорогах нет гаишников и «Скорая помощь» не везет обмороженного бомжа в больницу, а выбрасывает его по пути; и стало понятно, почему в России, в нашем небольшом городке, за день до приезда Путина какие-то неизвестные переломали ноги главарю молодежной организации, готовящей пикет перед путинским кортежем.
Вечером под Киевом я стал свидетелем типично малороссийской сцены: на велосипеде ехал пьяный мужик, судя по тому, какие он круги выписывал на дороге, он был очень сильно пьян, но все равно не падал, чувствовался большой опыт поездок в этом состоянии. Вот он очередной раз разогнался и бабах головой со всей силы в деревянный забор — полежал, поднялся и поехал дальше считать заборы. Такое возможно только на Украине. В Беларуси он бы тихо уснул у себя дома, русский уснул бы под забором или у соседа, но сесть на велосипед, а главное доехать до дома пьяный может только на Украине и больше нигде.
На Украине мало газет на украинском языке. Газеты — это прежде всего бизнес, на чем читают, на том и пишут. Это телевидение можно было за один присест перевести на украинскую мову, с газетами все не так просто.
Киев. Ностальгия.
Уж не знаю почему, но облик малороссийских женщин меня не восхитил, здесь та же мода, что и у нас — ориентация на европейских гёрлс — узкая талия, высокие каблуки, ноги из шеи... Мне очень белоруски понравились, в них осталось что-то первозданное, исконное. Лица светлые, улыбчивые и очень много естественных блондинок, — наверно, потому их страна и названа Белой Россией.
Украинские заправки коренным образом отличаются от российских. Здесь мальчикам-заправщикам, помогающим вставлять шланг в бензобак, хозяин заправки денег практически не платит, им каждый водитель обязан давать на чай. Платят им все, кроме русских. Не потому что мы такие жадные, а потому что мы другие. По этой причине чем дальше мы, тем больше отдаляемся друг от друга, и кого-то винить в этом бессмысленно. Что русскому стыдно, то для украинца норма. Кроме того, русский привык, что за него все сделает кто-то, украинец надеется только на себя. Я когда узнал об этом, тоже не смог платить, просто рука не поднимается. Заправщики это понимают и от русских ничего не ждут.
Когда Украина отделилась от нас, первое наследство, от которого они избавились, стала дедовщина. Они быстро поняли, что сильному государству нужна сильная армия, а сильная армия и дедовщина — понятия несовместимые. И, оказалось, что избавиться от нее можно очень быстро, нужно просто это очень захотеть. Нас же все время уверяют, что это практически невозможно. И второе наследство, от которого сразу освободилась Украина — они восстановили все храмы. Сегодня на Украине вообще нет разрушенных и недействующих храмов, будь-то католических или православных! Они поняли, что сильный народ без веры не бывает.
Помнится, в прошлый приезд, меня больше всего поразил следующий эпизод, произошедший в одном из львовских автобусов, мне даже чуть не поплохело, когда наш автобус проезжал мимо собора, почти весь автобус при виде его перекрестился. Можно такую сцену представить в России? Можно, если этот автобус будет ехать из психбольницы.
В отличии от нас, Украина до сих пор выпускает народные автомобили, то есть «Запорожцы» последней модели, которые теперь носят славное название «Славутич». Стоит он пять тысяч долларов и похож на доработанную «Таврию». В России его тоже многие бы купили, но у нас их не продают.
Моя трехколесная мечта.
Последняя модель «Запорожца». Теперь это «Славутич».
На Украине сельская местность сильно велосипедирована, и при этом трудно встретить одиноко едущего велосипедиста. Ездят здесь всегда парами и при этом оживленно беседуют. Велосипед на Украине — это не просто главное сельское средство передвижения, это и средство коммуникации.
Если смотреть и читать наши СМИ, то все, что сегодня есть плохого — все это на Украине (ну и в Грузии немного), и напротив, все хорошее — у нас. С Украиной я вроде разобрался, поняв, что все с точностью до наоборот, теперь нужно побывать в Грузии, чтоб и там расставить все точки над i.
Средняя пенсия на Украине та же, что и в России, около 100 долларов. Но Украина страна с южным менталитетом и при той же пенсии у людей есть желание жить и жить хорошо, — думаю, это и есть главная причина отдаления от нас. А в целом, мне на Украине очень понравилось, это не объяснишь словами, здесь нужно просто быть, чтобы вдыхать этот свободный беспроблемный анархичный воздух, здесь вообще очень хорошо отдыхается от бесконечных неизбывных российских проблем. Но не все на Украине безоблачно.
Хрустики
На украинских дорогах нет гаишников, после последнего чернобыльского КПП, вплоть до самого Киева, я не видел ни одного — это главное объяснение, почему здесь так опасно ездить на скутере. Скутеристов здесь называют не иначе как хрустиками, кости которых хрустят под колесами машин. Я об этом узнал слишком поздно, когда мои кости, два года назад, тоже захрустели. Теперь еду забирать скутер. Десятки тысяч километров проехал я на скутере по России, а только въехал в Украину — и сразу хрусть и пять дней без сознания и два года в больницах двух государств.
Но не во всем мы отличаемся, что-то и объединяет наши страны — это бесплатная медицина. Познав эту отрасль изнутри, я теперь могу сказать, что особенность русской и украинской бесплатной медицины состоит в том, что лечиться приходится не столько от самой болезни, сколько от последствий лечения у «кандидатов в доктора». Но как пел Высоцкий: «Скажи еще спасибо, что живой». Так что бесплатные врачи везде одинаковы, в обоих случаях у них мизерная зарплата, непомерное количество больных и, как следствие, низкий показатель положительных результатов.
Украинская же милиция имеет отличительную особенность, похоже, что у них принят неофициальный закон, что ценные вещи у потерпевшего, если он находится на грани жизни и смерти, подлежат обязательной конфискации. Пока я лежал в больнице города Боярка, странным образом в недрах украинской милиции исчезли и карманный компьютер, и фотоаппарат, и даже палатка со спальником, не говоря уже о всей наличности. Хотя, возможно, я зря клевещу на всю украинскую милицию, и этот «закон» принят только в отношении россиян.
Щас закусим дармовым голубем.
Больницы — дело прошлое, и теперь нужно готовиться к новому путешествию и готовить скутер. Конечно, мы уже не те — у скутера весь пластик заштопан, у меня тоже заплата на заплате (четыре серьезные операции), но несчастливее мы от этого не стали, а может даже наоборот.
Забрал скутер, разобрал его, положил на задок машины (по территории Украины на двух колесах я больше не ездок), поблагодарил удивительную семью украинских пенсионеров, сохранивших скутер (мне порой казалось, что они святые) и поехал к российской границе.
Киево-печерская лавра.
Моя киевская спасительница.
Пещеры Киево-печерской лавры. Мощи Ильи Муромца.
Главное орудие последней революции.
На границе трех государств прошел украинскую таможню. И выехал добр молодец на перекресток из трех дорог: поедешь направо, выедешь к русской таможне, налево — к белорусской, а вернешься назад — в Украину. Украинские таможенники за проезд через их страну не взяли ни гривны, даже разобранным скутером не заинтересовались. Анархия, она везде должна быть анархия.
Итоги оранжевой революции в Киеве.
Украинская шутка.
Без комментариев.
На Псков
По пути во Псков.
Из Пскова в четыре государства.
В России бензин сразу подешевел почти на треть. Но сразу пошли убогие, нищие и обязательно серые русские хаты. Настроение сразу ухудшилось и зародилась мысль, а не вернуться ли назад и оставшиеся дни провести на Украине?!
Дорога тоже сразу испортилась — бух-бух-бух — пока был в Беларуси и Украине, успел отвыкнуть от подобных дорог. А ведь это не просто разбитые дороги, это и чьи-то покалеченные тела и оборванные до срока жизни, которых в России и так мало.
Несмотря на все, земной рай, оказывается, находится на территории России. По пути на Псков, на одном из перекрестков, этому есть официальное подтверждение, висит дорожный указатель «Рай», до которого всего два километра.
До рая всего два километра.
Недалеко от Рая находится знаменитая Катынь, огромный мемориал жертвам сталинских репрессий. Вероятно это самый большой расстрельный мемориал на территории России, велик он только потому, что создавался не на наши деньги, здесь помимо прочих лежит шесть с половиной тысяч поляков, каждому из которых установлена отдельная чугунная табличка.
Катынь польская:
Если бы мы также трепетно относились к своей памяти, то в Сибири под каждым кустом и деревцем должна быть табличка с именем новомученика, а в действительности мемориала нет даже на всю каторжную и ссыльную Сибирь. Все потому, что никакая власть не будет сама себя сечь и не станет добровольно каяться в своих прошлых грехах, да еще и деньги за это выкладывать.
Украина, Белоруссия — это все в прошлом, теперь я еду вдоль границы с Литвой.
Вот проехал современный молоковоз, по нему можно оценить, как изменилось время. Раньше на бочке с молоком писали просто — «молоко», сегодня уже пишут — «свежее молоко», хотя молоко свежее не стало. Раньше нужно было просто произвести продукт, и он доходил до покупателя, теперь еще нужно платить какому-то дяде за рекламу, отчего молоко вкуснее тоже не становится.
Пушгоры
Стыдно сказать, но дожив до 38 лет, я ни разу не был на могиле у Пушкина. Потому сейчас заехал к нему в Пушкиеские горы или Пушгоры, как их здесь называют. При подъезде к Пушгорам стали встречаться деревеньки со сказочно-поэтическими названиями: Матруньки, Пустыньки, Горушки, Коноплюшки — неудивительно, что именно здесь родился гениальный сказочник. Здесь все и сегодня живет именем Пушкина: есть кафе «Лукоморье», отель «Ирина Родионовна», даже районный суд называется не иначе как Пушкинским. А еще нас убеждают, что культура сегодня ничего не стоит. Культура, как и духовность, все времена, это самое дорогое, что у нас есть, но мы как-то незаметно стали забывать об этом.
Правда, от Пушкина здесь мало что осталось — только старый дуб в Михайловском и фундамент каретного сарая, — это все, что видел Пушкин при жизни. Дуб и в самом деле велик и могуч, но в одном ошибся михайловский гений, Лукоморье находится не здесь, а в далекой Сибири, что доказывает уже много лет один сибирский автор, выпуская книжку за книжкой. В саду здесь сидит молодой бронзовый Пушкин, но признать в нем известного всем поэта очень трудно. Дело в том, что памятник выполнен в новомодной лубковой манере, отрицающей все каноны и традиции. В нашем городе тоже в центре стоит подобный памятник, только Антону Павловичу, который в народе сразу прозвали памятником пьяному мужику.
Здесь гулял Пушкин.
Михайловское.
Тут родился русский гений.
Тут ходил гений.
У лукоморья дуб зеленый.
Избушка там на курьих ножках.
Гений.
Кресты из вечности.
Прими, брат Пушкин, низкий поклон грешного Андрея (у могилы поэта).
После Пушкинских гор держу путь в Псково-печерский монастырь. Дел у меня там нет, но мне туда нужно; это еще одна святыня, где я никогда не был.
Псково-печерская лавра:
Недалеко от монастыря заночевал в деревне Сигово. Местный житель, видя мои потуги по установке палатки, предложил переночевать под его кровлей.
Когда-то в этих местах шли ожесточенные бои и только у этой деревни полегло около тысячи русских солдат. Утром ходил с провожатым осматривать русские и немецкие окопы. Пока шли, видели множество мертвых кротов, лежащих у самой дороги. Мой провожатый объяснил это явление тем, что всю землю отравили химикатами, дождевых червей нет, кротам питаться нечем, они ползут до последних сил, натыкаются на твердую землю под дорогой, не могут ее пройти и обессиленные выползают на поверхность, и умирают.
Подошли к еле заметным окопам времен отечественной войны. Есть здесь и следы свежих раскопок, оставленные «черными» следопытами. Мой проводник родился в 39-м году, говорит, все они, мальчишки послевоенного поколения, были при оружии. Но если с оружием недостатка у них не было, то патронов не хватало. Поэтому, когда трактор пахал землю, за ним вместе с воронами шли и мальчишки, подбиравшие дары войны. Потом он работал на лесопилке, где каждый ствол дерева, до того как его пилить, обследовали миноискателем — не заметишь осколок, пилу потеряешь.
Здесь и сейчас в каждом доме хранятся свидетельства войны. Видел найденный в огороде алюминиевый котелок с надписью советского бойца, вероятно здесь и погибшего «Астахов Николай Михайлович 9 января 1925 г. рожд.». Да, знали солдаты, на чем писать, именные капсулы, пятьдесят послевоенных лет не пережили, а алюминиевый котелок был как новенький, хоть снова в хозяйстве используй. Касок солдатских находят здесь немеряно, одну я выпросил для школьного музея, в Сибири такого добра нет.
Служить бы рад — прислуживаться тошно.
Теперь стало модно ругать все русское, а советские каски, после полувекового лежания в земле, сохранились лучше фашистских, а значит и войну мы выиграли не случайно. Правда, если сравнить уровень жизни в теперешней Германии и России, то еще вопрос — кто победил, кто проиграл. Например, у нас в области на всех ключевых постах сидят немцы, начиная с губернатора и заканчивая главой нашего сельсовета. Как сказал мне один правозащитник: «Нет, Гитлер был не прав, что пошел на Россию с мечом, нужно было просто посадить везде своих людей и Россия была бы завоевана».
Заехал в Псково-печерскую лавру, где до недавнего времени жил старец Иоанн Крестьянкин, говорят, тайный духовник Путина. Оказывается, от этого монастыря до Эстонии всего пара километров. Еще бы чуть-чуть и еще одна русская святыня оказалась бы за рубежом.
По соседству с Печерами расположился город Изборск, в котором сохранился древний полуразрушенный замок, построенный еще князем Трувором, братом легендарного князя Рюрика. Замок, действительно, очень старый, просто удивительно, что он дожил до наших дней. Трувор был волхвом, и есть легенда, что пока будет стоять этот замок, до тех пор не падёт последний русский воин. Поклонился этому сакральному замку — оплоту России — поклонился огромному каменному Труворову кресту, и поехал в Карелию.
Изборск.
Труворов крест.
Стена Труворова замка.
В Изборгской крепости.
Тут побывали псковские бобры.
Эта заграничная Карелия
Карелия — это русская заграница. Тут все иное, иное — небо, камни, деревья, трава, — все чужое, не наше, на этой мысли ловишь себя здесь постоянно. Остановился погулять по берегу карельского озера. Чистота вокруг нереальная, даже сорить не хочется — желание для русского человека абсолютно не свойственное.
Дороги в Карелии по российским понятиям не просто хорошие, идеальные. Удивительно, что по этим дорогам никто не носится, как угорелый, а ездят без спешки даже за городом и не более 90 километров. Получается, что качественная дорога сама собой замедляет скорость и отпадает всякое желание лихачить, играть, так сказать, в русскую рулетку. А я, наивный, думал, что белорусы потому и вежливы за рулем, потому и уступают дорогу, что они законопослушны, а тут все дело в дорогах.
Дорожная техника в Карелии вся европейского производства — здесь даже асфальт развозят не на вездесущих «Камазах», а на самосвалах «Вольво». Я грешным делом подумал, что стань сейчас Карелия вновь заграницей, внешне здесь ничего не изменится, только речь. Другими словами: Карелия давно готова войти в Евросоюз, только кто же ей это позволит.
После Медвежьегорска в лесу на трассе встретил стоящий брошенный новый «БМВ» с помятым боком. Кто его здесь бросил? Одни колеса с этого автомобиля стоят как весь мой «ниссан». Завтра узнаю историю этого несчастного. Его хозяин попытался обойти на повороте «Камаз» с прицепом, не получилось. «А, — махнул он рукой, — я себе другой куплю». Сел в попутку и уехал. Зато теперь весь Медвежьегорск знает, кто самый богатый человек в городе, — может фактически он не самый богатый, но богатую известность приобрел.
Въехал в поселок Великая губа, стоящий на берегу Онежского озера. Здесь живет масса хороших людей и все мои знакомые. Тут мне предстоит пересесть с автомобиля на скутер и продолжить путешествие на двух колесах.
Миссия на «китайце»
На скутере я путешествую не первый год, но на «китайца» сел впервые. На китайский скутерах у нас серьезно еще никто не путешествовал, потому на нас сейчас возложена великая миссия: мы не просто будем накручивать километры на колеса и жечь бензин, мы должны сломить общественное мнение о некачественном «китайце», или, напротив, окончательно утвердить его. Но каков бы результат ни был, нужно помнить, что китаец китайцу рознь, и скутер с одного и того же китайского завода может продаваться в России под десятью разными названиями и иметь различное качество. Когда на китайский завод приходит оптовый покупатель из России, его спрашивают примерно так: вам нужен скутер какого качества: отличного, хорошего или нормального. Потому что от этого будет сильно зависеть конечная стоимость товара и, конечно, его качество. Думаю, что у меня сейчас скутер среднего качества, который, правда, прошел хорошую предпродажную подготовку, что сегодня делает любая уважающая себя фирма. И значит, если мы проедем этот экстремальный маршрут без серьезных проблем, у нас в стране начнется великая скутерная китайская эпоха. Правда, ни что другое нас в ближайшие годы и не ожидает — до возрождения отечественного мотопрома еще далеко, новых японцев или европейцев мы покупать не можем, на старых уже наездились, — нам остается одно будущее — Китай.
По соседству с Великой губой уже несколько лет живет польский писатель Мариуш Вильк, пишущий книги на популярную во всем мире тему о загадочном русском народе. У него свой оригинальный подход к изучению этой темы: сначала он пять лет жил на Соловках, написал о них книгу и переехал в Заонежье. Он меняет место жительства, жену, дом… Теперь у него заканчивается заонежский период, книга издана, и он думает перебираться в Сибирь. Когда-то я у него спросил, почему его книги не выходят в России, он ответил: «Мой издатель не заинтересован издавать книги на русском языке». Теперь две его книги вышли и на русском. На берегу Онежского озера у него старинный огромный дом, до озера всего десять метров — не жизнь, а сказка. Одно плохо, до ближайшего магазина три километра и зимой, чтобы достать воду, нужно рубить лед в озере.
Недалеко от Великой губы в тайге скрыто заповедное Яндомозеро, на нем есть остров, на острове старинная церковь и вымершее село, где живет в старинном доме один единственный житель, тридцатилетний отшельник Алексей Н. На озере у него стоят многокилометровые сети, которые он проверяет через день, сдавая рыбу в Великую. Такого покоя, как у него, я давно нигде не находил. Человек живет в природе и одной природой, при всем том он в сотни раз счастливее любого из нас. И ничего лишнего у него нет, ни компьютера, ни даже радио. Живет он в непрерывном мыслетворчестве и общается только с Богом, здесь ему это никто не мешает.
Космоозеро.
Машину я бросил около дома «философа» Петра П. В доме у него висит икона, а рядом с ней, извините, обнаженная баба. Когда я намекнул ему на несуразность этого соседства, он ничего не понял, — на то он и «философ», чтоб не понимать таких вещей.
Карелия — страна северная, потому и мужчины здесь «холодные», и их бедным женщинам, чтоб привлечь к себе внимание, приходится сильно обнажаться в повседневной жизни. Такого количества обнаженных ножек, грудок, пупков и спинок я еще нигде не встречал. А только пригреет солнышко, как самые молоденькие из них бегут на берег, скидывать с себя остатки одежды. И сидит такая красавица на бережку с распущенными волосами в позе Аленушки, ожидая своего Иванушку.
Из Великой Губы держу путь на восток в Каргополь, затем поверну на север к Белому морю или Северному ледовитому океану. Все мои последние поездки почему-то заканчиваются океанами — в прошлый раз был берег Тихого океана, теперь Ледовитый, интересно, какой океан будет следующий? До Каргополя асфальта нет, нет его и после.
Переехал один из шлюзов Беломоро-Балтийского канала, только попытался его снять на видео, как тут выскочил из будочки разъяренный охранник, от которого я тут же узнал, что «один вот такой тоже решил снять, так ему три года условно дали». И в самом деле, столько людей положили на строительство этого канала, что на одного больше, на одного меньше, ни мы не заметим, ни они.
Первый день пути, а во мне все восстает езде на скутере — погода противная, льет дождь, ветер продувает насквозь, «китаец» хандрит, сопротивляется непривычным для него нагрузкам — перегорел весь свет, и теперь у него нет ни поворотов, ни освещения. Кто-то внутри меня шепчет: да, плюнь ты на все это, вернись к машине, разбери скутер, положи его обратно в машину и езжай к жене, детям, зачем тебе эти испытания, эти пытки, живут же люди без них и горя не знают, делай как все, деньги зарабатывай, слушай жену и будешь счастлив — но это говорит мое тело, а душа, напротив, рвется в бой и жаждет новых подвигов и приключений.
Велодедушка
Под Каргополем встретил дедушку из Подмосковья, путешествующего на односкоростном велосипеде. Говорит, его конечная цель, искупаться в Белом море. Цель одновременно и простая, и сложная. Простая уже потому, что для ее воплощения нужно было заиметь этот копеечный велосипед; а сложная потому, что на Белом море, в отличие от Черного, практически ни кто не отдыхает. Глядя на дедушку, я подумал: и зачем нам эти аэробики, фитнесы и солярии, когда достаточно несколько недель покрутить колеса у велосипеде по нашему Северу и приобретаешь тело, как у Аполлона и африканский загар. А с какой великой радостью он рассказывал о своих странствиях. Часто мы встречаем людей, у которых счастье длится целый месяц? А для путешественников это нормальное явление.
Вело-дедушка поведал мне философию своих странствий: советская власть, говорил он, лишила нас странников и божьих людей, бродивших от храма к храму, от монастыря к монастырю, молившихся за добрых людей и живших на их подаяния, — но необходимость-то в них у людей осталась. Подавая им милостыню, люди упражнялись в милосердии. Потому что самый бесценный дар для Бога, это дар в никуда: не когда ты мне, я тебе, а дар без задней мысли, без ожидания возврата, — и за такой дар нам воздастся сторицей. Теперь странников нет, и их вынужденно стали заменять путешественники, которые также повсеместно находят помощь добрых людейорицей. Сегодня бо божьих людей - и России.
Уже дома я получу письмо от этого дедушки с отрывками дневника последнего путешествия: «34-й день пути. На обратном пути заехал в Лавру к Сергию Радонежскому. Заезжал к нему за благословением и в начале пути. Благословение Преподобного чувствуешь физически, как легкий всепронизывающий тебя ток; Сергий на Руси везде духом пребывает; святые Божие находятся в таких измерениях, в такой силе сверхъестественной, что и мысли наши легко читают и события нашей жизни меняют к лучшему и от неминуемой смерти спасают, — потому я и не боюсь путешествовать по автострадам и спокойно разбиваю палатку в диких лесах, что чувствую их покров».
На север от Каргополя повсеместно строят новую дорогу, причем строят ее по старой технологии: асфальт укладывать не спешат, ждут пока колеса проходящих машин сами гравий утрамбуют. Очень это удобно. Но дорогу все равно когда-нибудь достроят, хотя не факт, что ее и тогда не будут ремонтировать. А пока где-то лежит гравий, где-то голая земля, а где-то встречаются и островки асфальта. Ничего не поделаешь, наши дороги везде строят, это их обязательная составляющая; от Владивостока до Архангельска у нас постоянно дороги строятся, но и ремонтируются они тоже везде.
Дома на русском Севере нерусские, привычных нашему глазу пятистенок здесь нет; если в Карелии встречались преимущественно «финские» квадратные терема, то в Архангельском крае терема прямоугольные, вытянутые, но в обоих случаях и жилой дом и все хозпостройки располагаются здесь под одной крышей, то есть у каждой семьи тут свой традиционный ковчег спасения, в который она прячется на всю долгую северную зиму.
В архангельской глубинке много брошенных старинных домов, порой встречаются целые брошенные улицы. Здесь бы музеи под открытым небом открывать, но кто в такую глушь поедет их смотреть? Нет, их ждет иная участь, им суждено сгнить, или быть разобранными на дрова. Одно радует, что гнить они будут долго, ведь эти дома не теперь строились. Даже вездесущие москвичи и питерцы, скупающие под дачи соседние области, ехать сюда не спешат — дорог хороших здесь нет, от центра далеко, и Ледовитый океан под боком.
Нежданно негаданно попал под страшный приморский дождь — сначала надо мной все грохотало, как в преисподней, потом небо заволокли черные тучи, из которых полилось так, будто океан опрокинулся на тебя сверху, но через полчаса все закончилось, как будто и не начиналось.
От дождя я спрятался в один из брошенных старинных домов. Жилая часть дома в два этажа, но не большая, даже сарай и стайка гораздо больше, это и не мудрено, ведь там не только жила вся скотина, но и хранилось всю зиму сено и прочие припасы. В сарае нашел ручную каменную мельницу, два огромных жернова — попробовал их выкатить во двор, чтобы сфотографировать на свету, но не смог, очень тяжелые, а чьи-то женские ручки их всю жизнь вращали? Их бы в музей сдать, да разве отсюда вывезешь?
Дорога размокла после дождя и представляет теперь из себя один сплошной ужас, не столько еду, сколько плыву, третья часть дороги — лужи.
Тем плох скутер, что, в отличие от автомобиля, здесь ты полностью зависишь от погоды, от всех ее небесных проявлений, но можно и регулировать погоду. Завидев одинокую дождевую тучку, я начинаю «управлять» погодой — или обгонишь, или пропустишь ее вперед, от этого зависит, попадешь ты под дождь или нет.
В Плесецке решил заехать и хотя бы издали взглянуть на космодром, но тот оказался в соседнем закрытом городе Мирном. У нас всегда так, если что-то мирное, то его обязательно охраняют вооруженные до зубов военные.
Скутер очередной раз отказался заводиться. Правда, нагрузки у него здесь отнюдь не скутерные, по таким дорогам впору на вездеходе ездить. Несколько часов с ним провозюкался, уже хотел плюнуть, спрятать его в кустах и вернуться за ним на машине, как он испугался и сразу завелся. А что, и у него есть какая-то своя скутерная душа. Если душа есть даже у камня, то почему ей не быть и у скутера?
По этой трассе почти в каждом селе стоит бескрестовая церковь или часовенка, причем действующих церквей нигде нет. Бывает, что кресты сиротливо стоят внутри церкви, но устанавливать их никто не спешит. Скажут, что от Каргополя до города Онеги, а это более 400 километров, здесь вообще нет ни одной действующей церкви, удивительно, но факт; этот район по количеству недействующих храмов, можно смело включить в Книгу рекордов Гинесса — ни одна страна в мире нашего рекорда не побъет. Местным жителям эти храмы не нужны, их столько лет от церкви отлучали и вот, наконец, отлучили. Церкви же здесь встречаются удивительной красоты. На другом берегу Онеги в селе Турчасово видел красивейший многокупольный деревянный собор, аналог знаменитым Кижам. Но о Кижах знает весь мир, а этот могут увидеть только редкие экстремальные путешественники, не считая местных жителей, которым эта ляпота даром не нужна.
Полусвятые люди
Еду я по правому берегу Онеги. На противоположном берегу дороги нет, мостов и паромов на тот берег тоже нет, но деревеньки встречаются и там. Дорога идет только по правому берегу и те, кто живет на том берегу, на лодке переправляются сюда, пересаживаются в свои машины, ожидающие их на берегу и едут на них в большой мир. Машины стоят без охраны, даже без сигнализаций. И в самом деле, кого здесь бояться, тут настолько тяжело жить, что уголовщина и криминал до этих мест не доходит. И переправа через реку Онегу имеет чуть ли не сакральный смысл — это разделение двух миров, переправа из прошлого в настоящее, из покоя в хаос, из рая в то место, где мы все теперь находимся.
Собор на том берегу Онеги.
В очередном селе зашел в заброшенный каменный храм. Стены у того толщиной в пять кирпичей, такой еще семьдесят лет простоит и без крыши, и без окон, и ему ничего не станет. Как будто наши предки предчувствовали, какая участь ожидает их божьи творения. Зашел в эту церковь, а в ней коровы да бычки стоят и богу «молятся». Воистину, свято место пусто не бывает. Людям храмы уже не нужны, так пусть хоть животные за них «помолятся». Как много в России забытых и заброшенных храмов! Вера от нас отошла, а храмы остались. И стоят их тысячи и тысячи по всей России, бессловесные свидетели нашего славного духовного прошлого. И ведь никто не подозревает, сколько их, знают это только экстремальные путешественники, выбирающие зарастающие дороги глубинной России и местные жители, которым до этих храмов давно дела нет. Но безвыходных ситуаций не бывает, Господь всегда нам оставляет хотя бы один шанс, и у каждого он свой: я для себя решил, на будущий и последующие годы, если будут деньги на бензин, свои экспедиции посвящу в том числе и сбору информации о забытых, заброшенных и порушенных церквях, монастырях и часовнях сельской России, информацию о которых объединю на сайте «Забытые храмы сельской Руси», а впоследствии и создам о них фильм. Все следующие поездки посвящу всецело пополнению этого сайта. Ведь иформация — это великая сила, особенно сегодня, а наша информационная политика такова, что о состоянии сельских заброшенных храмов никто не знает и потому не может им помочь. В некоторых церквях сохранились даже росписи на стенах и все это со временем неизбежно уйдет в землю.
Мерзость безобразия.
За сегодня проехал всего 180 километров. Интересно все вокруг, жутко интересно, все хочется посмотреть, обсмотреть, самому потрогать, но надо и спешить, продвигаться вперед, меньше отвлекаться на красоты и не тормозить на каждом шагу.
С бензином тут тоже проблемы. Говорят до ближайшей заправки еще 150 километров. Тут не с одним бензином, тут куда ни глянь, везде одни проблемы, и все равно люди живут и без бензина, без водопровода, без центрального отопления и даже без благоустроенного туалета. И при том, они смотрят тот же телевизор, что и мы, в нем ездят машины по асфальту, женщины ходят на каблучках, Киркоров со сцены поет о красивой жизни, — как далека отсюда находится наша жизнь, как с другой планеты. Но разве они, при этом, менее счастливы? Ну, хоть что со мной сделай, не могу я так думать. Так зачем, спрашивается, все это нам нужно?! Разговорился как-то с бывшей сибирячкой, живущей в Москве: клянет эту Москву на чем свет стоит, говорит, бежать из нее надо с закрытыми глазами. Все понимают, что жить в таком мире нельзя, что бежать нужно, но ни кто из нормальных еще не сбежал.
А здесь тебе ни глобализации, ни европеизации, ни эмансипации, — ни каких этих наших новшеств они не знают, а как жили их деды и прадеды, так и они живут, даже в тех же самых домах живут и самое удивительное, что они не менее счастливы, а может и более.
У дороги без всякой охраны висят почтовые ящики, а до самой деревни около километра. Видно, почтовая машина в деревню не заезжает, корреспонденцию по ящикам разбросают и дальше едут. Удобно, не нужно в каждую деревню сворачивать, а зимой это и невозможно.
Сегодня впервые в жизни ставлю палатку не прячась от людей. В такой глуши должны жить только святые люди, или, как минимум, полусвятые. Что не скажешь, правда, о здешней мошкаре — эти, сущие бесы, даже чай не дадут попить, одну из кружки вынешь — две упадут, две вынешь — четыре упадут. Пока ставил палатку, чуть заживо меня не съели. Пока ты едешь на скутере, ты ими как бы «невидим», ты для них как в другом измерении, но только стоит остановиться — и все, тебя тут же начинают заживо пожирать. Я сначала удивлялся, почему здесь в деревнях такие улицы безлюдные, потом понял: выйти не дают. Потому здесь и дома такие большие — летом в них от мошкары прячутся, а зимой от лютых морозов.
Ночь на Онеге.
Здешние северные собаки, живущие из поколения в поколение в предельно суровых условиях, переродились в особую архангельскую породу, — полулайки, полуволкодавы, — другие, похоже, здесь попросту не выживают.
Запасы бензина пополнил деревне Клещеево, в гараже, заменяющем здесь заправку. Хозяин гаража сказал, что тут рядом живет отшельником популярный советский актер Филимон Сергеев, знаменитый по фильму «Рысь выходит на тропу». Фильма этого я не видел, но заехать познакомиться нужно: может чаем напоит, да и аккумуляторы не мешает подзарядить.
Живет тот актер в огромном старинном доме. Сначала долго до него не мог достучаться, а когда наконец дверь открыл, полдня с ним пробеседовали. Он рано начал сниматься, потом, когда с приходом капиталистических времен он выпал из обоймы, то, недолго думая, купил в глубинке дом, оставил московскую квартиру и «ушел в народ. Теперь постоянно живет здесь, пишет стихи, промышляет охотой. Узнав, что я путешествую один и без оружия, вынес и показал травматический пистолет «Оса», который можно купить без лицензии, он хулиганов остановит, и медведя при случае спугнуть можно. Сказал, что на противоположном заповедном берегу Онеги есть монастырь с одним монахом, отцом Михеем, с которым очень советует встретиться, только одно плохо, на тот берег Онеги нет ни мостов, ни паромов.
В Европе есть такое малопонятное нам понятие — автодом, или дом на колесах. Русским они не по карману, потому если на российских дорогах и встретишь автодом, то только с иностранными номерами. Сейчас впервые встретил автодом с российскими (мурманскими) номерами — стоят на перекрестке, ждут у кого дорогу дальше спросить. Познакомился. Молодая семья, три маленьких ребенка, а путешествовать хочется, вот они и купили микроавтобус «Мерседес» 84 года, сделали из него дом на колесах, и теперь у них с собой всегда есть душ, туалет, газовая плита, холодильник. Путешествовать всей семьей — это и моя давняя мечта, только она с годами все отдаляется и отдаляется от меня.
Из Архангельской области до последнего дня я надеялся въехать в Мурманскую, но почему-то нигде здесь нет дороги, соединяющих эти соседние области? Железная дорога есть, но по шпалам не поедешь. Будь хоть тропинка, я поехал б и по тропинке, но и ее нигде нет. У кого ни спрошу, все говорят, что дорога должна быть, она всем нужна, но ее почему-то не строят. Я тоже надеялся до последнего, но, похоже, придется опять возвращаться и давать круг через Каргополь.
Местные девушки поразили меня своей смелостью, несмотря на глушь, из деревни в деревню они ездят в одиночку на велосипеде, а расстояния здесь не шуточные. В самом деле, кого тут бояться, цивилизация до этих мест не доходит, здесь от нее стоят защитные «фильтры», имя которым глушь и нищета. Подъехал к здешним подросткам, дорогу спросить, а они смутились, глаза потупили, с незнакомцем говорить не привыкли, смущаются. Какой «отсталый» здесь народ живет.
Народ гиперборейский
Думаю, не случайно есть мнение, что Атлантида или Гиперборея до великого потопа находилась где-то на нашем крайнем севере. Сохранились даже старинные карты, где она показана в районе Кольского полуострова и Белого моря. Говорят, не все гиперборейцы ушли из этих мест после потопа, многие остались жить в суровых условиях на земле предков. И по одной из версий, современные россияне, то есть мы с вами, — прямые потомки гиперборейцев. Легенда, конечно, красивая, но я на личном опыте знаю, что чем дальше ты на наш север едешь, тем более светлых там людей встречаешь, тем более гиперборейцы там встречаются. Ведь не случайно сам Нострадамус в своих центуриях называет россиян не иначе как «народом гиперборейским». А не так давно я разговаривал на эту тему с человеком, входящем в круг «избранных», от которого узнал, что и сегодня на далеком русском севере живет народ, о котором никто не знает. А они живут, рыбу, зверя ловят и даже не подозревают о нашем существовании.
Беломорский курорт
Так у нас повелось, что почти каждый нормальный русский человек летом стремится съездить отдохнуть на Черное море, я же еду к Белому. За селом Покровским наконец выехал к берегу Белого моря, а моря-то здесь и нет — одна песчаная отмель, и в километре виднеется скалистый необитаемый островок, за которым открывается море. Почему бы мне не стать Робинзоном этого острова? — подумал я и поехал к нему по песку, благо он был сух и тверд. На острове я устроил заслуженный отдых — с купанием, помывкой и перекусом, — вода хоть и прохладная, но купаться можно. Островные чайки никак не хотели признать во мне своего робинзона, кружили вокруг и все время хотели клюнуть. Пока от них отмахивался, прозевал отлив и мой недавний песчаный след скрыла морская вода. Пришлось буксовать, вязнуть в размокшем песке, но пробиваться к спасительному берегу, еще б чуть-чуть — и пришлось бы, действительно, ночевать на острове, до следующего отлива.
Нормальные люди отдыхают на Черном море, остальные — на Белом.
Выехав на дорогу, стал свидетелем сцены, доказывавшей, что я еду по самому краю земли — на автостраде безмятежно лежали телята, не обращавшие никакого внимания на объезжавшие и чуть не давящие их автомобили.
Последние сто километров дороги до Архангельска представляют из себя сплошную гребенку и полное отсутствие жилья. Руль у моего скутера превратился в отбойный молоток, а руки за целый день такой тряски в одну сплошную боль — но ехать все равно нужно. От тряски на скутере открутились все проблемные болты, в результате чуть не потерял багажник со всем содержимым. В советское время те, работавшие с отбойным молотком, имели право на бесплатный курорт, — что-то там с кровью происходит, — а кто меня на курорт пошлет? Или жизнь путешественника и так один сплошной курорт!?
Моя дочь пошла в первый класс, и ее там спрашивают, кто у нее родители? Она спрашивает у меня, а я и сам не знаю, кто я: журналист, писатель или путешественник. Какой же я журналист, если не умею писать так, как нужно редакции, а только так, как пишется. Может я писатель? Но у меня не вышло ни одной книги. К тому же все настоящие писатели уже давно умерли с голоду, а я вроде еще жив. Остается только, что я путешественник, но такой профессии вообще у нас не существует. Так кто же я все-таки?
Когда грунтовка наконец сменилась асфальтом, сразу пошли стандартные советские бараки. А барак, он что в Архангельске, что в Сибири, что на Дальнем Востоке один и тот же барак — серость, убогость и повеситься при виде его хочется.
Подъезд к Архангельску был ознаменован огромной свастикой, намалеванной на дороге во всю ширину асфальта. Слышал, что в Германии, родине фашизма, за такие художества сегодня очень серьезно наказывают, а у нас, победителей фашизма, на эти рисунки давно перестали обращать внимание.
Зеркала у меня с собой нет, вечером как-то глянул на себя в боковое зеркало скутера: Боже мой, неужели это я?! Лицо не просто черное от пыли, а грязь, кажется, навсегда въелась в кожу. Как от меня еще люди и машины не шарахаются? С таким лицом нельзя появляться на люди — нагрел водицы в кружечке, умылся и стал опять похож на человека.
История одного колодца
В одном из Архангельских сел заметил странное деревянное сооружение — то ли часовня, то ли остановка. Подъехал поближе, оказалось, колодец. Подошла женщина с ведрами, от нее узнал историю этого необычного колодца. Жил-был в советское время художник, а так как художник и Советы — понятия несовместимые, то его объявили тунеядцем и сослали в Архангельскую глушь. Но художник он везде останется художником, он и здесь стал творить вокруг себя красоту, несмотря на свое «тунеядство». Во дворе детского сада он вырезал и поставил фигуры сказочных героев (они и сейчас частично сохранились), а из стандартного поселкового колодца создал самое настоящее произведение искусства. Ему бы церковь тут поставить, да кто ж ему, «тунеядцу», это бы позволил.
По советским понятиям любой художник автоматически превращался в тунеядца. Можно себе представить художника, поэта, писателя или скульптора, которые каждый день ходит на службу, отбывает там положенные восемь часов и имеет два законных выходных в неделю? Нелепость. Но самое интересное, что сегодня ситуация нисколько не улучшилась. Если при Советах художник еще как-то мог приспособиться и выжить, но теперь все настоящие художники вымерли как класс или домирают, и их даже уже ссылать не нужно.
Хочу в Холмогоры!
Хочу в Холмогоры!
Вы бывали когда-нибудь в Холмогорах? Я всю жизнь мечтал побывать в городе, в который стремился маленький мальчик из первого фильма Данелии, на всю жизнь запомнился мне его вопль: «Хочу в Холмогоры!» И вот я в Холмогорах. Неудивительно, что тот мальчик сюда хотел: старинный город, весь в реставрируемых храмах, и при этом нет туристов ( кто ж такую даль поедет?). И самое главное, через весь город тянется многокилометровый широченный песчаный пляж Северной Двины, который весь усыпан детворой — сотни купающихся, смеющихся, орущих, визжащих детей — сотни радостей длиною в целую детскую жизнь. Хоть я теперь и понял, что такое Холмогоры, но по-прежнему сюда хочу!
Коллекционировать, оказывается, можно не только значки или марки, можно собирать и колпаки от автомобильных колес, валяющиеся на дороге. По одному их в хозяйстве не используешь, а если ими увешать все стену у дома, получается очень красиво. В селе Дуралесово (именно Дуралесово, я ничего не придумал), есть два колпачных коллекционера. Раньше вешали на стену дома колесо от телеги, но где же сегодня найдешь такое колесо?
Неприкасаемые
Свет у моего скутера давно перегорел и в города я стараюсь не заезжать, чтоб не иметь лишних проблем. А тут заметил, что даже те гайцы, что стоят на трассе, стараются меня не замечать — когда подъезжаю, они всегда отворачиваются. Сначала думал, что это случайность, но когда эта «случайность» повторилась очередной раз, мне стало весело. И в самом деле, что возьмешь с бедного скутериста, у которого нет даже водительских прав. Для них мы самый низкодоходный контингент, потому и превратились в невидимок. Сами о том не мечтая, мы попали в особую касту «неприкасаемых для ГАИ», то есть грязь наших дорог к нам не липнет.
На центральной площади Няндомы увидел одно из чудес света: в привокзальном озере запросто, сами по себе растут кувшинки, а в городской речушке — лилии. Разве это не чудо? Где вы сегодня еще в городе увидите лилии, для которым нужна проточная чистейшая вода естественной очистки? Может себе такое позволить Москва, Париж или Нью-Йорк? Нет. А какая-то заштатная Няндома, может. Она еще много чего себе может позволить, что забыли жители мегаполисов. Да здесь, если хотите, до сих пор нет ни одного супермаркета и Макдоналдса, и люди от этого не страдают и не рвут на себе волос.
Опять въехал в Каргополь, где все порабощено туризмом. В городе огромное количество старинных храмов, но что толку, паломников здесь все равно нет, одни туристы. Потому и похожи они больше на музеи, и святости в них не чувствуется. Но в туризме есть и положительные стороны — до Каргополя от Архангельской трассы идет отличная дорога. Надо бы ее тянуть и дальше в Карелию, к Онежскому озеру, но туристы туда не едут и дорогу туда оставили народной.
Из Каргополя в Карелию идет две дороги: одна грунтовка на Пудож, где проехать при желании можно. Но мне эта дорога не интересна, по ней я ехал сюда, а что ожидать от уже известной дороги, это одна трата времени, сил и бензина. Есть еще малоизвестная дорога на Вытегру. У кого из местных не спрошу о ней, все только плюются и даже говорить о ней не хотят. Там есть тридцати километровый участок полного беспредела, где не то что не проехать, там случись что, помочь некому, потому что жилья там нет. По ней даже местные не ездят, один ездил 15 лет назад, другой, водитель джипа, сказал, что проезжал год назад по зимнику, но больше не поедет. Говорят, если дождь пройдет, то дорога останавливается на несколько дней, а сейчас как раз идет дождь. Пока в последнем поселке расспрашивал о дороге, ко мне подошел мальчуган лет семи, привлеченный скутером. Вспомнив истину, что устами ребенка глаголет истина, я спросил у него, проеду по их дороге или нет? Он сначала, конечно, помялся, попытался увильнуть, а потом так уверенно возьми и скажи: проедешь. Ну что ж, значит, действительно, проеду.
Вологодский беспредел
До Вытегры 230 километров. Уже вторые сутки ночую около поселковых свалок, не потому что они мне нравятся, просто места под палатку здесь больше нигде не найти — останавливаюсь я только вблизи поселений, в надежде, что здесь лесного зверья поменьше, а лес тут такой, что полянку свободную не найти, все заросло. На сегодняшней свалке обнаружил жертву цивилизации, ящерицу, упавшую в старый таз, — бог знает, сколько она пробыла в заточении.
Скутер очередной раз захандрил, за ночь почему-то вытек весь бензин из бака, — неполадки с карбюратором. Прямо первый раз со мной такое, благо есть запасная канистра, а то бы беда. Скут утром разобрал, продул карбюратор. Больная деталь у «китайца» — карбюратор, на «японце» за пять лет путешествий даже не знал о его существовании. А ведь остановился я здесь не случайно, не сломайся вчера скутер у этой помойки, я бы дальше проехал и ящерицу не освободил. Какая бы малая тварь ни была, ростом всего с мизинец, а Господь и о ней заботится. Я полдня здесь потерял, зато божью тварь спас.
Как хорошо ехать — поехал и сразу ощутил радость жизни. За эту поездку у меня еще не было настоящих испытаний, но без них тоже нельзя, без трудностей ты не познаешь сути жизни, без них жизнь становится ненужной и бессмысленной, — за то Русь и ценится, что здесь всегда много трудностей, даже там, где им и не след быть, они все равно находятся.
Только въехал в Вологодскую область (тут есть ее небольшой участок), как сразу началась знаменитая беспредельная дорога, о которой столько слышал. Местность и в самом деле очень влажная, дорога идет вдоль озера, из которого вытекают ручьи и реки и пересекают дорогу, а мостов нигде нет. Но это не значит, что дорога не действует, очень даже машины по ней ходят, ездят и плавают. Когда-то в этом болоте лежали бетонные плиты, частично их растащили, потом пустоты между плитами заложили бревнами, они теперь полусгнили. Сегодня эта дорога состоит из огромных ям, встречаемых через каждые 20 метров, заполненных водой. В самом начала в одной из таких ям я встретил первый транспорт на дороге — «Камаз» и «Уаз-буханку», оба безнадежно увязли в земляной каше. Объехал их под завистливые взгляды водителей. В такие моменты понимаешь всю ценность своей супер-техники. Этот участок дороги стал главным испытанием для скутера. На низком «японце» я б тут точно не прошел, а этот, как ни удивительно, все время движется вперед, еду и постоянно ему удивляюсь. Правда, у него колеса чуть ли не в два раза больше, но и эти колеса иногда полностью скрывает вода, а самое страшное, что вода покрывает и забор воздуха у скутера, то есть вода может попасть в двигатель, от чего он легко может стукнуть, но у меня выхода все равно нет; порой кажется, скутер уже плыть должен, а он все равно выезжает из очередной реки как настоящий внедорожник; раз скутер мне дан для испытаний, то почему его здесь не испытывать.
Говорят, эту дорогу забросили как неперспективную еще в 60-е годы, но у людей выхода все равно нет, их не интересует перспективная она или нет, им по ней ездить нужно. Каждый божий день и зимой и летом тут проезжает несколько машин и так уже полвека, а кто-то всю жизнь по ней ездит, мучается, но ездит. А что еще делать. Какие, все же, мы, русские, терпеливый народ.
Зато на этом участке дороги меня за целый день никто не обогнал, ни джип, ни трактор, похоже, что я тут иду с самой большой скоростью и скорость эта 5-10 километров в час.
Скутер теперь мой главный спаситель, потому завожу его только перекрестившись, отлично понимая, что без божьей помощи нам этого беспредела не одолеть. Сейчас недалеко стояла «Волга», там заметили мои манипуляции рукой, вышла тучная немолодая женщина, судя по лицу, вся измученная жизнью и собственными мыслями о ней, спрашивает: «Вы, случайно, не целитель?» Дались нам эти целители, — думаю. Каждый из нас и больной и целитель в одном лице. Когда я два года назад попал в страшную аварию и вернулся с того света, понял, что ни одна болезнь не приходит случайно, всякая болезнь дается для блага, — как бы это странно ни звучало. Так зачем от нее бежать с помощью каких-то целителей. Большинство болезней сидит в наших головах, вынь их оттуда, и болеть будет нечему. Извини меня, несчастная женщина, но смотрю я на тебя и не могу не думать, сколько раз ты за свою жизнь мужу изменила или сколько на своем веку абортов сделала или еще что, — так что теперь пенять на то, что приходится искупать свои грехи. Да за это благодарить нужно. Наказаний без вины не бывает. И теперь кто-то за нас должен эти грехи искупать? Кому это нужно? Когда моя жена пришла на исповедь, первое что ее спросил священник, были у нее мужчины до мужа и делала она аборты? Потому что теперь это главные грехи. Да, за них в тюрьму теперь не сажают, но это ничего не меняет. Много вы видели женщин, которые блюдут эти «заповеди». А мы даже и не знаем об этом, нам об этом в школе не говорили, а потому и храмы наши стоят в развалинах и наши дети в них мочатся.
Или еще есть грех, о котором мы даже не задумываемся: воспитание ребенка без отца. Церковь говорит, что женщина воспитавшая ребенка без отца, какую бы благостную жизнь она не вела, выше третьего уровня ада не поднимется? Почему? Да потому, что ребенок, не впитавший любовь одного из родителей, никогда не создаст полноценную семью и у него всю жизнь будут проблемы с отцовской любовью. Ничего случайного не бывает в том мире. Когда я попал в аварию и два года болтался между жизнью и смертью — я столько передумал и понял. Да я в результате той аварии и последующих скитаний по больницам я полностью переосмыслил свою жизнь. Так что сейчас у меня два дня рождения, одно в России, другое на Украине. Лежал в этой тьмутараканной лечебнице с поломанными костьми и отбитыми внутренностями, и понимал, что вот сейчас, если захочу, закрою глаза и умру. И так легко от этого было. Но дети-то останутся, в чем же их вина? Конечно, жена молодая, найдет другого, но дети отца никогда не найдут и полноценной родительской любви не впитают. Только это и заставило бороться за эту надоевшую жизнь и возвращаться на свет божий…
А тут, эта женщина, вышла из «Волги», слезу пустила, сигаретку для успокоения выкурила… Как-то я тоже разговорился с одной, слегка подвыпившей деревенской бабой, говорит, двенадцать абортов у нее было, «а у нас все бабы так делали». Вот куда наше народонаселение-то ушло. Правда, та баба четверых детей на ноги поставила, чем частично и искупила аборты. Конечно, советское время было предельно безбожно, по незнанию мы так делали. Но о каком счастье, о каком здоровье теперь мечтать и не о чем тут еще говорить.
На дороге стоит джип, едущий из Вытегрыу. Стоят и думают: ехать им дальше или лучше вернуться? И как спасительный воздух ловят любую информацию о дороге впереди. Ну что вам сказать, дорогие мои, там «Камаз» в луже плавает.
Подъехал к очередной водяной яме: взял палочку, начал прощупывать дно — вот у меня теперь жизнь какая — прощупаю и поеду. Еду весь мокрый, замерз как собака. Из ботинок воду уже не выливаю. Что толку, если через сто метров опять буду в воду входить. Если завтра не появится солнце, я взорву этот мир весь нафиг. Еще не знаю, как, но точно взорву.
Жертва архангельских дорог.
На обочине дороги валяется масса шин. Такого количества шин я еще нигде не встречал. По их числу можно догадаться, сколько здесь мучений приняли люди и их техника за эти пятьдесят лет? А чиновник, от которого зависит ремонт дороги, сидит сейчас в своем уютном кабинете, в чистом костюмчике или едет по асфальтированной городской дороге… И еще хвалят вологодского губернатора — уверен, что он здесь не разу не появлялся, потому что, если бы появился, живым бы не ушел.
Наконец, первый мост, значит, скоро начнется цивилизация.
Кто рискнет пройти на тот берег?
Самое удивительное, что каждый божий день здесь идут машины. Все знают, что это за дорога и все равно по ней едут, — а что им еще остается? Я здесь прошел всего один раз, а кто-то всю жизнь проходит через эти испытания, посылая на головы государственных чиновников весь мат и проклятия. А еще удивляются, что в русском языке так много мата: какая жизнь, такой и язык.
За 18 километров до Вытегры в селе Палтога встретил истинно русское чудо света: старинную падающую деревянную церковь 1733 года. Рядом с ней стоит каменная церковь, эта уже XIX века постройки. Все, кто ни едут по дороге, как один останавливаются, выходят, фотографируют, — зрелище действительно потрясающее. Столько лет стоял этот храм, служил Господу и Людям, столько пережил, столько видел и только в наше безбожное время рухнул.
Падающий шедевр.
Вся сельская Русь в таких катакомбах.
Со всего света едут в Италию, посмотреть на падающую Пизанскую башню. А о русском чуде, которое через пару лет окончательно рухнет и превратится в труху, никто даже не знает.
В Вытегре зашел в музей подводной лодки — во всем мире не более десяти подобных музеев. Зашел, чтобы понять — подводника из меня не получится при всем желании, ростом не вышел, все углы я здесь своей головой просчитал.
При подъезде к Великой Губе случилась еще одна встреча. Здешнее село давно вымерло, даже следов от села не осталось, у дороги стоит только отреставрированная часовенка — такое только в Карелии возможно — двери у часовни не заперты, и каждый может в нее зайти, помолиться, к иконам приложиться, свечку поставить и никто тебе не помешает.
Дальше все просто: разобрал скутер, положил его в машину и поехал обратно на четырех колесах в далекий Томск.
Сутенеры в погонах
При подъезде к Питеру, первыми тебя встречают плечевые, здесь они еще и руку тянут, — ужасная реальность нашего времени. Как же я давно вас не видел. Дороги нищего русского севера очищены от пидоожных «ночных бабочек», не долетают они туда. Теперь буду встречать их у каждого города. А перед Тверью сначала будут стоять четыре заплечные, а через сто метров — гайцы. Всем известно: сутенер в погонах, это лучший в мире сутенер.
На западе России все поставлено на денежную основу, — иначе здесь не проживешь. Если ты останавливаешься на ночь у придорожной кафешки, к тебе подходит некто в камуфляжной форме и напоминает об оплате за стоянку. Сейчас у меня паренек наивно спросил: «Ну что вам жалко пятьдесят рублей?». Мне не жалко, но если умножить эти 50 на 40 дней, что я провел в автомобиле, то получится солидная сумма и зачем, спрашивается, я буду платить за пустой воздух, если могу отъехать на сто метров и так же выспаться. Ведь это не просто деньги, это моя свобода. Чтоб их заработать, я , как и все мы, жертвую своим временем, и зачем я свое время буду разбрасывать.
Назад еду по новой для меня трассе через Оренбург. В Оренбургской области бортовой компьютер показывает 38 градусов. Как здесь живут люди? Мы в Сибири страдаем от холода и завидуем южанам, они страдают от жары и завидуют нам. Кондиционер у меня не работает, потому я использую народный кондиционер, разделся до трусов, в тапки налил воды и постоянно смачиваю майку. Зачем нужен этот кондиционер, если за его заправку нужно заплатить десятую часть моей машины. Жара стоит такая, что пластмассовая японская ручка, лежавшая на панели у лобового стекла согнулась в дугу, но ручка при этом все равно пишет.
До чего техника дошла: в поле в окружении коров и овец стоит пастух с посохом в традиционной пастушечей одежде и разговаривает по мобильнику.
Бензином я стараюсь заправляться только на самых дешевых заправках. В Башкорстане еду до последнего, все никак не могу найти дешевый бензин — цена везде одинаковая и стабильно завышенная. Наконец, пришлось заправляться и таким. Спрашиваю у заправщицы: у вас что, одна цена на всю республику? Говорит: «Да, здесь рынка быть не может, это — закон». Если рынка на бензин быть не может, то почему он у вас такой дорогой? Под Тольятти вчера цена была на четверть ниже и это без всяких законов. Если вы такие законопослушные, то почему за чей-то счет?!
В Новосибирской области на одной из заправок стоит памятник славному советскому прошлому — старый вертолет. От него, конечно, все кому не лень откручивают понемногу, а чтобы не растащили совсем, кто-то повесил табличку: «Люди добрые. Не делайте худо вертолету, чтоб не было худо вам».
Под Новосибирском.
Такие охранные таблички — прекрасная характеристика людей, здесь проживающих. Помнится, в Туве на них писали: Кто сделает плохо, будет наказан богом. В России бог давно отменен, у нас боятся один закон и тот все меньше.
После двух месяцев пути и 15 000 километров пройденных дорог под звуки воображаемых фанфар въехал в Томск. Земной шар в окружности имеет 39 000 километров, почти половину земли я уже проехал.
Андрей Сотников (www.spasi-hram.ru)
Томск — Москва — Минск — Чернобыль — Киев — Боярка — Пушгоры — Сигово — Псков — Изборск —Великая Губа — Каргополь — Архангельск — Холмогоры — Томск.
Скутер предоставлен для испытаний московской компанией «GX-MOTO» (www.gx-moto.ru)
Обращение к читателям
На создаваемом автором сайте «Забытые храмы Руси» (http://www.spasi-hram.ru/), можно будет найти информацию обо всех забытых храмах России.
Этот сайт — частная инициатива автора. Путешествуя по глубинной нетуристической России, я встречаю огромное количество разрушенных храмов, это породило идею создания информационного ресурса, который донесет до читателей эту печальную информацию. Я уверен, что в конечном счете этот сайт поможет восстановить не один храм.
Это не единственный сайт, посвященный этой тематике, но все они отражают европейскую территорию России. Если вам известны заброшенные или недействующие церкви, часовни или монастыри, встречаемые в Сибири или на Дальнем Востоке, просим сообщить от этом на форум сайта или по адресу: a_sotnikov@rambler.ru
Читайте также другие рассказы Андрея Сотникова на Drom.ru:
Как я пригнал автомобиль из Владивостока (июнь 2008)
Путшествие на скутере по сахалинскому побережью (ноябрь 2008)
Алтайская Шамбала. Из дневника странного путешествия (январь 2009)
Мини-путешествие по Сибири или история моих поломок (февраль 2009)