|
Дороги могут быть разными,
путь — только один.
/Самурайская народная мудрость/
Стоя на песчаной косе мыса Кырсай всеми своими четырьмя колёсами, я смахнул щётками дорожную пыль с лобового стекла, и мой универсальный салон наполнился чистым светом предзакатного солнца, блики которого играли в салки с волнами, набегавшими на южный берег Телецкого озера. Тесно замкнутое меж горных хребтов, озеро простиралось далеко на север, однако, на горизонте водная гладь так и не соприкасалась с безоблачным небосводом. Голубое небо клином увязло в крутых горных склонах, которые заслонили собой кристальные воды Алтынколя. Несмотря на обозримость сюжета взаимодействия горных отрогов с земными стихиями, я понимал, что перспектива красоты природы и магия этих мест безгранично велики, но тогда, из-за накопившейся от долгой дороги усталости, почувствовать их я был не в состоянии.
Песчаная коса мыса Кырсай. ЮБТО (южный берег Телецкого озера)
Это событие произошло 8 августа 2018 года, спустя 18 часов после того, как я выехал из Барнаула. Теперь этот город находился в восьмистах километрах от нашего местонахождения. Я сказал «нашего», потому что в своём салоне я привёз на ЮБТО четырёх пассажиров — это водитель Владимир, его жена Олеся и десятилетний сын Вова, а также Любовь Васильевна — мама и свекровь соответственно Ивана и Ольги, которые со своим пятимесячным сыном Тимуркой прибыли сюда утром того же дня, переплыв Телецкое озеро на катере. С Тимуром и Любовью Васильевной мы были едва знакомы, а вот остальных членов воссоединившейся команды я уже возил в Солонешенский район Алтайского края для совершения ими похода к каскаду водопадов на реке Шинок четыре года назад (svv-f1.livejournal.com/10413.html).
Кажется, я забыл представиться. Когда в конце далёкого 2004 года я скатился с конвейера завода Митсубиси, меня назвали Аутлендер. Тогда я был ещё совсем легковым автомобилем, но уже с повышенной проходимостью и объёмом двигателя 2,4 литра, в который уместились 160 лошадиных сил. Да, я был сильным с самого рождения. При движении вал мотора передавал свой крутящий момент через пятиступенчатую механическую коробку передач раздаточной коробке, которая в свою очередь постоянно распределяла усилие на все четыре колеса. Подвеска несла на себе универсальный кузов с пятью дверьми. Большой багажник в сочетании с автомобильным боксом, установленным на крыше, делали меня, вдобавок ко всему, ещё и вместительным автомобилем.
Волны Телецкого озера набегают на берег песчаной косы мыса Кырсай.
Итак, коса, на которой я остановился, представляла собой ровный участок суши, состоявший из песка. Её ширина была около сорока метров, а длина чуть менее километра. По всей длине, очень редкой колонной, на песке росли деревья. Их стройный ряд заканчивался густым ивовым леском на восточной оконечности косы. Береговая линия имела ориентацию строго с востока на запад. С трёх сторон, кроме западной, косу окружала вода — на юге и востоке она принадлежала реке Чулышман, устроившей здесь своё устье; на севере, пройдя дельту реки, вода отходила запасливому Алтынколю. И река и озеро щедро одаривали косу топляком, что с точки зрения припасов дров, несомненно, делало это место раем для туристов.
Заглушив двигатель возле палаточного лагеря, который на момент нашего прибытия состоял из: одной двухместной палатки, тента, куста какого-то растения и огромного ошкуренного ствола дерева, однажды забранного и позже отторгнутого водой; я щёлкнул дверными запорами, неоднозначно намекнув на то, что: «Если вы хотите сделать своему автомобилю приятно, разгрузив его после дальней дороги, то лучшего момента, чем этот, вам просто не найти!», после чего люди и вещи равномерно распределились вокруг меня на песчаной косе мыса Кырсай.
— Как доехали? Как дорога? — поинтересовался Иван после радостных приветствий.
— Доехали отлично, — ответил Владимир, вытаскивая из чехла свёрнутую палатку.
— Отли-и-ично? — с негодованием проскрипел я подвеской. — Вы, когда ехали, вообще дорогу видели: острые камни, булыжники, пыль в конце концов. А этот, как его, Кату-Ярык — тот ещё перевал! От этого названия у меня до сих пор ещё тормозные колодки сводит. Сейчас я расскажу, как вы отлично доехали.
Нет, вначале действительно — всё было хорошо. Накануне вечером, около 22:00, мой багажник заполнился до просадки амортизаторов знакомыми походными вещами: двумя большими и двумя маленькими рюкзаками, палаткой, газовой плитой, котелком, пятилитровой бутылью с водой. Всё это накрыли мягкими подушками. Помню, я ещё изумился: «Надо же, подушечки в походе — какая прелесть!» — это было заблуждение. Наличие подушек свидетельствовало о том, что в этот раз, в отличие от прошлого (svv-f1.livejournal.com/13798.html), ни о каком походе речи не шло. Люди планировали путешествовать исключительно на мне — закончилась спокойная жизнь, завелись — поехали!
Однако прежде чем выехать из города, пришлось потратить два часа на хаотичное движение по городским кварталам под благородным предлогом — увезти одно, забрать другое. Как только люди уладили все дела перед своим долгим отсутствием, водитель остановил меня на автозаправке.
— До полного, — донеслось от окна кассы.
— Как хорошо сказано! — звонко щёлкнул лючок бензобака.
Заправка была первым приятным моментом начала путешествия. Второй приятный момент укрылся во тьме, за дорожным знаком с надписью «Барнаул» — трасса была абсолютно пустой. «Это вы, люди, ловко придумали, — ускорился я, вдавливая пассажиров в сидения. — А ну, поддай газу, водитель, давно ли мы видели пустую дорогу!»
Оказавшись в одиночестве на ночной трассе, я начал развлекать себя подсчётом белых полос дорожной разметки — «один точка пять», светом фар, выхватывая их из темноты. В салоне негромко переговаривались люди. Любовь Васильевна, всю жизнь проработавшая экономистом на Барнаульском моторном заводе, рассказывала, что с приусадебным хозяйством скучать на пенсии не приходится.
К тому же внук родился. Нянчиться приходится ездить в Москву. Иван уже года три как переехал в столицу и трудится разработчиком баз данных. Оля — молодая мама в декретном отпуске, психолог по образованию, воспитывает Тимурку и пишет картины.
— А мы с Владимиром учились вместе в АлтГУ на физико-техническом факультете, — взяла слово Олеся. — Он так и остался в университете, а я работаю менеджером по персоналу в компании «Образ жизни Алтая». Наш сын Вова закончил третий класс и три года занимается тхэквондо в клубе боевых искусств «Алькор».
Из разговора я также узнал, что Владимир и Иван познакомились семь лет назад, их объединил парусный спорт кайтинг, которым они занимались в школе приключений «Зов Ветра». Со временем их семьи сдружились так, что вместе они совершили несколько пеших походов, в том числе по природному парку Ергаки.
Видео: Хребет Ергаки
Ночь становилась всё глубже. Разговоры постепенно стихли. В салоне заиграла музыка. Пассажиры отправились к богу Гипносу, а мы с водителем остались бодрствовать и ответственно нести своё ночное дежурство.
Действуя по плану (проскочить ночью такой знакомый Чуйский тракт), утром я въехал в Акташ. На часах было 8:30. За кормой остались 600 км и всего две остановки: на заправке в Майме, где мой бак наполнился до самой крышки, и в седловине перевала Чике-Таман, где люди встретили рассвет чаем и бутербродами, заранее приготовленными в дорогу.
В Акташе выбор пал на первую по пути следования заправку. Имелись подозрения, что дальше бензин может быть дороже и хуже, поэтому:
— Полный бак? — спросила мужа Олеся, направляясь в мини-маркет.
— Да, девяносто пятый, до полного, — ответил Владимир, вставляя заправочный пистолет в горловину бака.
— Как же всё-таки приятно с вами путешествовать! — зашелестел я задним дворником, смахивая пыль со стекла.
Тогда я не подозревал о том, что впереди меня ждут суровые испытания. И что к концу данного путешествия, на счету будет каждое колесо.
В 1633 году, когда первые туристы в составе отряда томских казаков по Бии вышли к горному озеру, они дали ему имя Телеское по названию алтайских племён — телесов, селившихся тогда на его берегах. Но у телесов уже было для него своё, более благозвучное название — Алтынколь, что в переводе означало «Золотое озеро». Туристы проигнорировали местный топоним, и название Телеское прижилось, преобразившись позже в Телецкое.
Коль скоро мир узнал о Золотом озере, к нему потянулись туристы со всего света. «...по всей Европе нет ничего подобного, что могло бы с ним сравниться... ради уже одного этого зрелища можно предпринять столь далёкую и опасную поездку в Алтайские горы», — написал в своём дневнике английский художник в 1848 году, прогуливаясь на лодке вдоль берегов Телецкого озера.
По мере того, как поток туристов на озеро только увеличивался, его северная часть, как более доступная, обросла цивилизацией. Южный берег, напротив, оставался диким и достижимым только по воде. Несмотря на то, что в конце прошлого века до него построили автомобильную дорогу, слова англичанина о «далёкой и опасной поездке», написанные 170 лет назад, по-прежнему оставались актуальными.
И вот теперь я покидал Акташ и такой уютный Чуйский тракт и увозил людей в сторону посёлка Улаган, о котором не то что автомобиль, но даже современный человек мало что мог сказать. А это всего лишь одна четверть расстояния до ЮБТО.
Через пять километров после Акташа нас встретили скалы Красные ворота — визитная карточка Улагана на этом участке пути. Название этого туристического объекта вовсе не связано с движением большевиков в советской России и не является идеологическим наследием Советского Союза. Просто цвет у скал — красный. Журчание же воды в реке Чибитке, автомобильный мост через неё и зелень густо растущих вокруг елей придавали этому месту законченный живописный вид, приятный для глаз водителей, проезжавших через ворота.
Скалы Красные ворота в пяти километрах от села Акташ в сторону села Улаган.
Для автомобиля, как всем известно, красный цвет скал мог означать только одно: «Стой! Нельзя туда ехать» — говорили они. Но водитель даже не притормозил.
Вместе с тем, покрытие дороги из асфальтового постепенно превращалось в гравийное, со всеми сопутствующими: рытвинами, ухабами, столбами пыли от встречных и обгонявших нас машин. Через несколько километров такого аттракциона всё же пришлось сделать остановку.
— Погуляйте пока здесь, — сказал водитель остальным, остановив меня на берегу Мёртвого озера. — А я пока спущу ему колёса.
— Это что такое началось? — негодовал я, с шипением выпуская воздух из шин. — Я требую объяснений!
— Дальше дорога будет хуже, — не обращая на меня никакого внимания, продолжил водитель. — Снизим давление, чтобы не оставить себя без зубов, а его без подвески.
— Хуже! — понизились у меня обороты двигателя. — А разве может быть ещё хуже?
До Улагана асфальт периодически встречался, после — исчез насовсем. Но это обстоятельство не помешало Хонде Фит обойти меня как стоячего. «Тебя что, хозяин не любит? — вдохнув поднятую Хондой пыль, прокашлял я воздушным фильтром. — Или ты из проката?» После меня обгоняли ещё разные автомобили — от Тойоты Камри до джипов типа Прадо и, конечно, короли бездорожья — УАЗики, которые «летали» туда-сюда, окрылённые своей незаменимостью. Однако недогруженная подвеска отказывалась везти по этой дороге быстрее 30 км/ч, отчего мои эмоции колебались между нервным непониманием и всепоглощающим чувством подавленности. «Будьте вы прокляты со своими Чулышманами и южными берегами!» — прыгал я по ухабам весь путь до перевала Кату-Ярык и ничего не мог с этим поделать.
«Давным-давно, жили в горах Алтая пастух Башкаус и красавица Чульча. Полюбили они друг друга, бегали вместе по горным лугам, радовались жизни и звонко смеялись. В тех же местах жил злой хан Теле. Услышал он звонкий смех, выглянул из-за горы, чтобы посмотреть — кто же это так звонко смеётся. Увидел Теле красавицу Чульчу и тоже влюбился в неё. Задумал хан разлучить влюблённых, чтобы самому жениться на девушке. Рубанул он землю своим мечом — разверзлась земля глубоким ущельем, а по дну ущелья побежала река Чулышман. Оказались Чульча с Башкаусом на разных берегах, заплакали горькими слезами и сами превратились в реки. Побежали те реки с гор, и встретились их воды в Чулышмане. Совсем разозлился хан Теле, что не удалось ему Чульчу с Башкаусом разлучить, прыгнул он тогда в Чулышман и утонул, а в этом месте озеро образовалось, которое Телеским назвали».
Река Чулышман под перевалом Кату-Ярык.
Я выкатился из леса и, едва успев затормозить, остановился у края пропасти. От неожиданной смены объёма пространства, все внутри меня замерли, и показалось, что всё вокруг замерло вместе с ними: не двигалась вода в реке на дне ущелья, застыл белой лентой водопад на противоположной скале. Даже клубы пыли, вылетевшей из-под колёс, зависли над бездной, не желая падать вниз. Пропасть манила красотой своего величия. Неподготовленное сознание ударилось о представший взору масштаб, и только белая лента водопада, концентрируя внимание на себе, не давала ему рассыпаться на мелкие кусочки. На помощь по спасению разума к водопаду поспешила птица Коршун, парившая одновременно высоко над рекой и внизу под нами. Её воинственный крик, пронзив звенящую тишину, моментально вернул привычную для всех объективность бытия. За криком, сквозь тишину, проступил рокот работающего двигателя, а за ним и другие звуки. Время потекло в прежнем ритме.
Водопад с Чулышманского нагорья в долину Чулышмана.
— Поехали, осталось всего семьдесят километров, — сказал Владимир.
— Что значит осталось? Это же тупик! — застучали клапаны у меня в головке блока цилиндров. — Какие семьдесят километров? Тут до низа пятьсот метров максимум и всё — дальше только бесконечность!
Край Улаганского плато над долиной реки Чулышман.
Но Владимир, как ни в чём не бывало, вывернул колёса влево, выжал сцепление и включил заднюю передачу. Я фыркнул на это выхлопной трубой и попятился задом от обрыва, выруливая обратно на дорогу. Когда кузов оказался параллельным обочине, я вновь остановился. И только теперь предо мной открылось продолжение нашего пути — перевал Кату-Ярык.
Какой бы ракурс вы ни выбрали для созерцания перевала Кату-Ярык, его верхняя часть всегда будет похожа на тонкий росчерк пера, стилизованный под молнию, которую обычно рисуют дети карандашом на листе бумаги. Именно с такими же крутыми спусками и резкими поворотами. И лишь нижняя треть пути — это прямой, длинный, но не менее крутой выкат, заканчивающийся в самом низу ущелья на берегу реки Чулышман.
Прохождение всего перевала требует повышенного внимания, собранности и полной технической исправности, наличие которых совсем не гарантируется после его прохождения. Это единственный автомобильный маршрут, соединяющий Улаганское плато с долиной Чулышмана, и он очень опасен.
Перевал Кату-Ярык — спуск в долину Чулышмана.
От такого открытия свет в моей левой фаре задёргался, а задняя скорость никак не хотела выключаться. По правде говоря, в тот момент я был готов проделать задним ходом весь путь до Барнаула, чем ехать вперёд, отдавая всего себя на растерзание этому крутому спуску, брошенному серпантином на склон горы. «Как же я мог в это ввязаться? — спрашивал я себя. — Ведь ещё вчера я был простым городским паркетником, который ездил по ровным асфальтовым дорожкам... И что теперь — прощай молодость и тормозные колодки?» Хотелось проснуться, но это был не сон. Водитель уверенно толкнул рычаг коробки передач вперёд, и с лёгкого пинка сцепления я покатился вниз по наклонной. Часы показывали ровно час дня.
Видео: спуск в долину Чулышмана по перевалу Кату-Ярык
С самого начала спуска я цеплялся шинами за изломанную бульдозерами породу, прикрытую пятисантиметровым слоем пыли. Водитель использовал торможение двигателем, но это отнюдь не оставляло тормозную систему полностью без работы. При прохождении каждого пролёта на включённой первой передаче, моим тормозам приходилось постоянно искать баланс, чтобы, во-первых, не позволять мне сильно разгоняться перед поворотами, в которые желательно входить на скорости, близкой к нулю; и, во-вторых, беречь тормозную систему от перегрева, сохраняя её эффективность. Некоторые авто специально останавливались в карманах поворотов, чтобы хоть немного остудить пыл раскалённых тормозных дисков. Другие, напротив, стояли с открытыми капотами и остужали двигатель после затяжного и трудного подъёма.
Двигаясь по узкой дорожке между скалой и пропастью, объезжая при этом валуны и ямы, я опасался растерять такое необходимое сейчас чувство собранности. Мир снаружи моих запыленных окон был обманчиво привлекательным, хотелось глазеть по сторонам, обнаруживая вокруг всё новые и новые детали. Я должен был напоминать себе снова и снова, что внутри меня сидят люди, а за бортом полкилометра практически вертикальной стены, что моя ответственность слишком высока, что единственное неверное движение может стоить всем нам жизни.
В таком состоянии я подъехал к последнему пролёту перед финальным выкатом. Сквозь бряцанье подвески послышался гулкий рокот тракторного мотора, доносившийся снизу. Спустя несколько секунд из-за поворота показался и сам трактор Белорус. За ним, очень близко к корме, следовал Рено Сандеро. Такое передвижение мне показалось крайне безрассудным, но будучи сконцентрированным на дороге, я не обратил на него особого внимания и только скорее прижался в подвернувшийся карман, чтобы пропустить идущие вверх машины. Минутой позже, когда эта парочка поравнялась со мной, я был шокирован, увидев сквозь пыль натянутый между ними трос.
— Что с тобой, дружище? — воскликнул я.
— Ну не шмог я. — прошелестел звуком своего холостого хода Рено.
Увлекаемый Белорусом он покатился вверх, оставив в моём зеркале заднего вида отражение беспомощного кузова. Помимо него, в зеркале, я увидел ещё один автомобиль, ехавший в попутном со мной направлении: «Тебя мне ещё не хватало. Надеюсь, твои тормоза лучше моих», — подумал я и продолжил спускаться, почаще оглядываясь назад. Как бы то ни было, оставшиеся полтора километра спуска, из почти четырёх, мы ехали друг за другом, синхронно останавливаясь в дорожных карманах, чтобы дать возможность проехать встречным автомобилям.
Видео: подъём на Улаганское плато по перевалу Кату-Ярык
Спустя двадцать минут от въезда на перевал спуск закончился, и я, наконец, смог остановиться на приятной ровной поверхности. Узкая дорожка с обрывом остались позади, а перед нами раскинулась долина реки Чулышман. Жизнь начала налаживаться, но тут в салоне раздался ироничный голос водителя:
— Что, запомнили дорогу? Через несколько дней мы будем здесь подниматься.
— О, конструктор, разбери меня обратно!
Возникло желание немедленно погнуть себе рычаг подвески о какой-нибудь валун, торчавший из земли, чтобы остаться здесь и больше никуда не ехать. «А что... место неплохое: речка журчит, солнышко светит, машин много — скучно не будет», — думал я. Но у людей на этот счёт были другие планы:
— Любовь Васильевна, вы Ивану дозвонились?
— Да. Наверху была связь. Они уже давно там, ждут нас на обед.
— Сто километров от Акташа пролетели, как один. За пять часов. Не успеем мы к обеду на мыс Кырсай. С такой ездой на ужин бы не опоздать.
— Тогда вперёд! — воскликнула Олеся. — Сейчас немного проедем, остановимся у реки и пообедаем.
Русло реки Чулышман возле автодороги Балыктуюль — Балыкча.
Всё, что происходило после обеда, можно описать одной ёмкой фразой: «Ремонт дороги». Ремонт был эпичен — под стать тому, что ремонтировалось. Назвать это дорогой маховик не поворачивался. Я ехал по свеженасыпанным увалам, объезжал кучи ещё неразровненной породы, иногда стоял в ожидании, когда освободят проезд встречные автомобили. Всё это длилось нескончаемо долго. Хотелось заглохнуть и не завестись. Никогда.
Автодорога Балыктуюль — Балыкча в долине реки Чулышман.
Вместе с тем, полуденная жара делала своё «доброе» дело — пыталась убить систему охлаждения и людей внутри меня. Правда, вместо них, испытание «огнём» не выдержала почему-то электроника двигателя, потеряв контроль над оборотами коленчатого вала. Стрелка тахометра начала плавать, и двигатель стал издавать приятные убаюкивающие звуки, похожие на те, что издают кошки, урчащие во сне. За двигателем, по всей видимости, приказала долго жить система навигации — я обнаружил себя посреди реки, медленно плывущим по течению: «Ах, белый теплоход, бегущая вода, уносишь ты меня, скажи куда?» — уместно запела магнитола в салоне. Не могу сказать, какая из систем навернулась следующей, но кузов тоже слегка преобразился — теперь я был похож скорее на лодку, чем на автомобиль: «Оказывается, быть лодкой — не так уж и плохо, — размышлял я, плавно покачиваясь на волнах, — можно выключить мотор, расслабить амортизаторы и, ничего не делая, двигаться к цели».
Течение воды было настолько спокойным, и плыл я настолько плавно, что казалось, это я стоял на месте, а деревья и горы проплывали мимо, исчезая за кормой. К тому же от воды исходила живительная прохлада, спасающая от адского пекла. «Пусть бы так продолжалось...» — мысль осталась не завершённой, так как уровень воды в реке начал стремительно падать, и мои колёса уткнулись в грунт. По мере того, как вода убывала, ко мне возвращался вес, а вместе с ним, судя по всему, возвращался и рассудок. Хотя насчёт второго ещё имелись некоторые сомнения, так как находился я по-прежнему в воде, стоя поперёк какой-то речушки, и местность не поддавалась идентификации. Лишь пульсация бензина, пробивающая форсунки заставляла верить в реальность этого мира.
Улыбающиеся камни — первый признак теплового удара. Гриб урочища Аккурум.
Последнее, что я помнил — дорожный знак, который гласил: «Ремонт дороги окончен», — утверждение, ничуть не повлиявшее на скорость нашего движения. А дальше: «Жара, река, лодка...» — пфф! Тепловой удар — иного объяснения случившемуся не было.
Водички бы сейчас... Порожек на реке Башкаус.
«Как я оказался здесь, и как долго длилось забвение?» — вопросы, ответы на которые меня не интересовали, поскольку перед фарами творилось нечто интересное и более насущное: Владимир будучи по голень в воде забавно топтался по дну речушки и приговаривал:
— Здесь мелко... И тут без ям...
За Владимиром чуть правее я увидел дорогу, выходившую из реки на том берегу.
— Матушка моя, Япония! — присвистнул я ремнём ГРМ, вспомнив былые времена: Неужели опять брод?
Видео: брод на реке Башкаус
Это воспоминание и холодная вода горной речки, омывавшая колёса, окончательно привели меня в чувства. Брод не выглядел опасным: твёрдое каменное дно, глубина реки в полколеса — всё не так, как два месяца назад, когда после подобных водных процедур я чуть не лишился жизни. Два дня мой двигатель не могли тогда завести, и лишь какое-то чудо и новые предохранители вернули меня с того света. Сейчас всё выглядело иначе, надёжней, что ли.
— Можно ехать, — сказал Владимир, усаживаясь за руль.
Он хлопнул за собой дверью, и я неторопливо покатился по каменистому дну. В самом глубоком месте вода обдала кузов холодом, намочив моё брюхо, после чего глубина пошла на спад. С лёгкостью преодолев брод, я шаркнул задними колёсами по берегу, обдав речушку дорожной пылью, и не останавливаясь поехал дальше. Разговоры в салоне обратили моё внимание на то, что долина Чулышмана теряла характер степи, которой она объективно являлась, примыкая к долине реки Башкаус, и вновь обращалась в ущелье, сжимаемое с боков крутыми горами. Случись нам оказаться в этих краях вначале прошлого века, во времена Сапожникова и Верещагина, мы увидели бы Благовещенский мужской монастырь на правом берегу Чулышмана, основанный в устье реки Кайру в 1864 году. Первый настоятель и строитель монастыря — архимандрит Владимир (Петров), обращаясь к братии, сказал: «Сама Матерь Божiя избрала это мѣесто въ жилище Себѣ». Однако, простояв 55 лет, монастырь прекратил своё существование, а постройки были перенесены на левый берег в поселок Балыкча, возникший в свое время вокруг монастырского приюта и школы.
Живая и неживая природа долины реки Чулышман.
Мы ехали по центральной улице Балыкчи, от которой в обе стороны расходились маленькие проулки. Огороды местных жителей утопали в зелени садов — ветви яблонь ломились от созревающих плодов, свисая через заборы. На обочине между дорогой и заборами играли маленькие дети, ребята постарше гоняли на велосипедах и скутерах. Взрослых алтайцев видно практически не было — середина недели, все в домашних заботах. Центральной площадью села являлся школьный стадион, окружённый зданиями: Благовещенского дома молитв, Челушманской школы; и с третьей стороны, чуть поодаль, расположился медпункт. Отсюда до Телецкого озера оставалось проехать десять километров. В селе работала сотовая связь, посредством которой Иван советовал держаться левого пути, который привёл нас к песчаной косе с западной стороны.
Ещё до перевала Кату-Ярык можно понять, что эта дорога равнодушна к слабым и не подготовленным. Последние метры до берега служили тому незыблемым подтверждением — перед самой косой дорога расходилась на три рукава с жёстким бездорожьем, перед развилкой не хватало только огромного камня с надписью: «Налево поедешь — навек в канаве застрянешь; прямо поедешь — тоже застрянешь, но, может быть, тебя вытянут; налево свернёшь — в дебрях луга пропадёшь!» Ориентируясь на другие автомобили, я выбрал средний путь и притормозил, чтобы пропустить встречный автомобиль. Поравнявшись со мной после распутицы, он хитро моргнул светом фар, мол, «При достаточной отваге, на южный берег Телецкого озера может доехать любой пузотёр, загвоздка лишь в том, чтобы вернуться отсюда целым». Я пожелал ему удачи и медленно последовал за Олесей, покинувшей салон, чтобы провести меня по бездорожью. Проехав через распутицу, затем сквозь тенистый ивовый лесок, я забрался на маленький пригорок, с которого моим фарам открылась водная гладь Телецкого озера.
Шоколад с проростками и каша — еда единственная наша. И никакого мяса с морепродуктами.
Шоколад с проростками и каша — еда единственная наша. И никакого мяса с морепродуктами.
Первый вечер на озере был обманчиво спокойный. За лагерными хлопотами никто из людей даже не заметил, как лёгкий бриз сменил направление и подул из долины. На юге, где ещё час назад небо было чистым, теперь пелена облаков затянула вершину Ташту. С приходом темноты ветер усилился так, что под его натиском прогибались дуги палаток. Ночью, когда все спали, на мыс Кырсай страшным ливнем обрушилась гроза. Потоки воды бежали по моему кузову, смывая пыль дороги длиной 770 км. На удивление, дождь был тёплым. Через несколько часов... Нет, гроза не закончилась. Через несколько часов после начала грозы из темноты ко мне выбежал ребёнок. Я щёлкнул дверными замками, давая возможность попасть ему внутрь. Ребёнок закинул в салон наспех свёрнутый спальник и вслед за ним забрался сам. В свете люстры я узнал маленького Вову — он был слегка мокрый, но спальник сохранил сухим.
— Непонятно, то ли наша палатка старая, то ли дождь сильный? Вода с потолка прямо на лицо капает. Завтра тоже в машине спать буду, — бормотал Вова себе под нос, устраивая ночлег на пассажирском кресле в первом ряду.
— Что же, будем спать вместе, — подумал я и погасил свет.
Утром ничего не напоминало о дожде — вода в озере была прозрачной, песок на косе сухим, небо безоблачным. Воздух, как бы извиняясь за ночное происшествие, не смел пошевелиться. У Ивана, Оли и Любови Васильевны день проходил вокруг Тимура, а у двух Владимиров и Олеси вокруг песчаной косы. Я стоял с отключенным аккумулятором и ничего не делал. Жизнь на косе текла размеренно и неторопливо — люди купались, загорали, ездили по берегу на лошадях или по воде вдоль берега на катерах. Так прошёл день отдыха перед обратной дорогой.
Человек стоит на песчаной косе мыса Кырсай (вид снизу).
Поздно вечером, когда в лагере все спали, в моём левом борту отражались отблески костра, у которого разговаривали два человека:
— Что, Владимир, завтра в обратный путь.
— Да, Иван. Погода чудесная. И уезжать-то не хочется.
— За сколько до Барнаула доедешь?
— За день доеду. Если Аутлендер не сломается.
— А за два?
— Ну... За... Доедем и за два.
— А за пять?
— Ну, ежели постараться — можно и за пять.
— А за неделю?
— Ну, Ваня, ты задачи ставишь! За неделю одному не справиться, тут ребёнок нужен — месяцев пяти от роду!
— Бери Тимурку, всех нас, но чтобы не раньше!
ЭПИЛОГ
Наш путь домой в Барнаул занял семь дней, в течение которых мы останавливались и ночевали в разных живописных местах Республики Алтай: устье реки Чебдар в долине Башкауса, урочище Аккурум с его каменными грибами, урочище Кызыл-Чин (Земной Марс Горного Алтая), река Чуя в Курайской степи, петроглифы урочища Калбак-Таш, песчаный пляж на реке Катунь близ Усть-Семы.
Многое осталось неизведанным — что-то оставлено на «следующий раз», в иное, как например, в долину Актру, нас не пустила погода. Мы стояли на пригорке при въезде в Курайскую степь, снежные вершины Актру на глазах скрывались в серой непроглядной облачности. Через несколько минут весь Актру был закрыт облаками.
Всего, за девять дней, было пройдено 1800 км. Отремонтировано своими силами одно колесо, в которое воткнулся камень, ещё одно колесо отремонтировано в Барнауле. Почти весь обратный путь ехали на полноразмерной запаске. Погода портилась на два дня — дожди с усилением ветра и ночные похолодания до +4С. Всё остальное время стояла жаркая солнечная погода, сделавшая эту поездку очень приятной.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Урочище Кызыл-Чин — Земной Марс Горного Алтая.
Водопад в устье реки Тыдтугем — правого притока Чуи.
КОНЕЦ
Автор текста, фото и видеоматериалов Владимир Синицин.