Дорогами СССР. Часть третья. Таджикистан. Памир

• Часть 1
• Часть 2

06 августа, в поле за Бустоном, 7065 км

В этот раз пробуждение происходило под блеяние баранов, а не под привычное громыхание посудой и ворчание АВ про то, как вредно выезжать до обеда, а полезно выезжать до рассвета.

Небо безоблачное, настроение приподнятое, впереди Таджикистан, Памир. Правда, оставался нерешенный вопрос пропусков в ГБАО (Горно-Бадахшанская автономная область), в Хороге по любому должны этот вопрос решить… Прорываться через посты на «УРА», а потом рассказывать про то, что мы туристы и транзитом, нам не улыбалось.

Перед въездом в Худжанд (бывший Ленинабад) нас встречают гаишники. Все ритуалы по фэншую: улыбаемся, жмем друг другу руки, протягиваем документы, обсуждаем географические вопросы откуда-куда, ТТХ наших транспортных средств, расход ДТ на 100 км. Товарищ инспектор возвращает документы, желает счастливого пути. Сверху открывается вид на долину реки Сырдарьи, вдоль которой и расположен второй по величине город в Таджикистане — Худжанд, после Душанбе.

Въехав в город, сразу увидели ряд автомастерских гаражного типа. В надежде найти тут толкового автослесаря по ходовке, вышел из машины. Приглядываясь к цветастым вывескам с изображениями всевозможных внутренних автомобильных органов, определился с направлением движения. Видимо, вид Я имел самый решительный, как будто сломал камаз, не меньше, потому что не успел сделать и пару шагов, как около меня с участливым видом нарисовались пара таджиков: «Что случилось, Брат?!». «Подвеску делает кто?» — спрашиваю, показывая пальцем на разбитые сайлентблоки. «Конечно, сделаем, запчасти нужны, суббота сегодня, не все магазины работают, бери таксиста, езжай за запчастями». Таксист был уже тут, готовый на все, под парами. После недолгих расспросов стало понятно, что просто так придти в магазин и купить запчасти не получится, нужно подбирать что-то похожее, а для этого нужно снимать сайлентблоки.

По нашей просьбе невысокий, жилистый, черноволосый парень по имени Талиб проводил нас до первого же салона связи. Квест усложняется... Чтобы купить симку, нужно сначала сделать регистрацию. Чтобы не смущать местный люд своим трактором, АВ падает к таксисту в машину и улетает в направлении миграционной службы или, по старинке, паспортного стола. Нам же втроем оставалось только сушить на солнце своих крокодилов и курить бамбук, лузгая семки. Худжанд — город немецких автомобилей, что поначалу привело нас в некоторое изумление. Самая популярная машина тут мерседес седан всевозможных марок и степеней бэушности. Еще ауди разбавляли этот парад экспонатов немецкого автопрома. Сами немцы в своей стране не увидят столько меринов сразу в одном месте.

Через часок, когда у нас уже заканчивался бамбук, примчался Талиб и сунул мне записку от АВ. Так как связи у нас не было, то специалист по связям с общественностью отправил СМС-ку дедовским способом. Вырвал из своего блокнота листок, на котором описал нашу задачу и отправил ее на такси с Талибджаном. Мы сгребли свои документы, деньги, закрыли на ключ трактора и сели в такси, оплатив Талибу его услуги согласно тарифу, указанному в СМС-ке. Оказывается, здесь же, в паспортном столе, можно сделать и регистрацию, и пропуска в ГБАО. За регистрацию с человека взяли 90 сомони плюс две фотографии и 20 сомони пропуск. Через час мы уже были зарегистрированные и разрешенные к проезду по ГБАО. Возвращаемся к нашим машинам, таки берем местную связь. Теперь мы уже чувствовали себя свободнее: проводник есть, связь есть — в туристическую индустрию Таджикистана мы интегрировались.

Переходим к поиску сайлентблоков на форда... После небольшой экскурсии по автомагазинам, которую нам устроил Талиб, стало понятно, что запчастей в оригинале мы не купим. Нужно все-таки разбирать рычаги, снимать сайлентблоки и подбирать запчасти на ощупь. Переходим в режим поиска автомастерской и слесарей, что смогут этим заняться. Опять же, при помощи Талиба, не с первой попытки, но находим слесарей, в какой-то не то автоколонне, не то мехцехе, и в субботу они работают до обеда… «Канэчна сделаем, в панедэльник заберете...» — отвечает товарищ слесарь, солидной комплекции мужик, защищающий кожу от загара мазутом, привыкший разбирать камазы голыми руками. Так долго Худжанд мы не планировали посещать… Пришлось договариваться: «Понедельник — это долго. Давай дороже, но сегодня. Прибавь свой интерес за срочность...». В общем, слесарь очень даже сообразительный оказался, кивнул: «Оставляйте».

Успокоившись и сдав Форда в опытные руки суровых таджикских слесарей, наконец-то вспомнили, что мы туристы и начали экскурсию по городу Худжанду с чайхоны «Рохат», ибо война-войной, а обед по распорядку. Заведение в высшей степени приличное, расположено на поляне под соснами, стриженые газоны, дорожки выложены плиткой. Топчаны расположены вдоль арыка, через который налажены мостки, и столики прямо на лужайке установлены для европейского ланча. Присутствует даже фонтан. Публика хорошо одетая, с детьми, в основном на топчанах, которые друг от друга изолированы полотнищами с национальной таджикской вышивкой.

Талиб советует нам местное блюдо шакароб. Мы, конечно же, замахнулись с голодухи: шакароб два штуки давай, лагман давай, шашлык есть?... Талиб деликатно осадил нас: «Куда столько заказываете? Шакароб поедим, потом еще закажем лучше...». Шакароб подавался на больших деревянных мисках, на дно которой укладывается традиционная таджикская слоеная лепешка, пропитанная чем-то кисломолочным, типа сметаны. А сверху укладывается салат из овощей, свежая зелень и мясо. В итоге до прочих лагманов и чего-то там еще мы не добрались… Перетекли на боковую и потягивали чай с кисешек, лично Я пристрастился к айрану. «Поехали купаться?» — спрашивает Талиб. «Поехали...» — угукаем мы, лениво сползая с топчана, как толстые удавы.

Товарищ Талиб, как оказалось, работает не только таксистом. На Сырдарье, в городе Худжанде есть детская спортивная школа по гребле на байдарках и каноэ, кем здесь работает Талиб непонятно, но сказал работает, значит работает. «Дядя Абдуло тут начальник. Летом у него здесь что-то вроде дачи», — объясняет нам Талиб.

Вода в Сырдарье просто бирюзовая сказка. В наших краях вода либо кристально чистая, но холодная, либо теплая, но мутная. Здесь же два в одном: кристальная прозрачность воды в первое мгновение вызвала рефлексные мурашки по телу, потом ощущения перешли в приятное удивление, температура воды была что надо.

Талиб настойчиво интересовался, умеем ли мы плавать, на что Я ему заявил — теоретически все люди умеют. Наш гид предупредил, что тут течение, люди, бывает, тонут. «Да нормально мы плаваем», — успокоил Я товарища, глядя как АВ, нацепив очки, брассом таранит воду со всей пролетарской ненавистью. Купались не мы одни, оказалось, что для жителей Худжанда это достаточно популярный аттракцион. Умение плавать им не требовалось, достаточно просто окунаться в воду, возиться там с детворой, просто лежать на берегу Сырдарьи в тени деревьев. Женщины и отдыхают, и купаются в легкой свободной одежде, которая достаточно быстро обсыхает на солнце. «Ну и страна... — ворчит Малютин. — Женщины даже купаются в одежде, посмотреть не на что...». Совсем разомлели, даже вздремнули с часок, наверное, пока не зазвонил телефон у Талиба, отзвонились слесаря, что машина готова.

Приехали за машиной, покатали ее туда-сюда с резким торможением, вроде не гремит. Оригинальные сайлентблоки, конечно, не нашли, подобрали по диаметрам от какой-то другой машины, а по длине просто отпилили. В общем, 400 сомони за четыре сайлентблока и 100 за работу. Торг был неуместен, так как людей напрягли в выходной день, плюс озвучили, что готовы понести затраты сверху за их интерес. Договор дороже денег.

Едем на рынок — главный коммерческий и культурный центр любого города средней Азии. Здание рынка похоже на здоровенный железнодорожный вокзал.

На площади Панджшанбе этого рынка стоит большой фонтан в виде восьмиконечной звезды, своими мотивами очень уж напоминающий фонтан, виденный мной на ВДНХ в Москве. Город Худжанд хоть и древний, его еще Македонский захватывал и Темучин раскатал его в свое время за ожесточенное сопротивление, но все-таки архитектура вполне советская.

Противовесом архитектурной композиции рыночной площади является комплекс Шейха Муслихиддина мечеть и мавзолей, расположенные по другую сторону от здания рынка. Шикарные айваны с резными колоннами прилегают к стенам комплекса. Высокие потолки и великолепие внутренней отделки мечети остались за кадром. Товарища АВ выставили в шортах оттуда. Издалека мы наблюдали картину, как правоверный, уже немолодой таджик ребром ладони показывал на середину бедра, объясняя нашему товарищу причину, почему ему туда нельзя. После проведенного ликбеза АВ полюбил щеголять в камуфляжных штанах, за неимением других. Вообще, Худжанд очень удачный транспортный узел, связанный с Ферганской долиной; перекресток торговых путей на берегу Сырдарьи. Шелковый путь проходил тут, так что город географически был обречен на процветание.

Андрей с АВ твердо намерились закупиться свежими и настоящими таджикскими сухофруктами. «Домой, детям...» — как выразился АВ, отец троих детей. Андрей, который на тот момент ожидал уже пятого ребенка, был с ним солидарен в этом вопросе, на его банду требовалась целая арба витаминов. Двинулись на маркет-шопинг... «Вай! Как вам идет тюбетейка…» — сделала мне комплимент женщина, торговавшая куртом — кисломолочный сухой сыр всевозможных размеров и цветов. Как-то сходу вычислила национальность и сразу, без перехода, обратилась по-русски. Видимо, торговка хотела завладеть вниманием, сделав комплимент, и продать туристам экзотический, но традиционный для Азии продукт.

Привлечь внимание туристов не получилось, ибо АВ бегает, как лось, даже по торговым рядам, забитыми людьми. Остановился АВ у женщины, торговавшей головными уборами, и с Андреем они приобрели тоже что-то вроде тюбетеек на свои бритые макушки, только белые и перфорированные. Суровый Малютин остался фанатом панамы, несмотря ни на что. «Где такую тюбетейку взяли?» — пожилая женщина захотела посмотреть мою тюбетейку. «Узоры таджикские...» — заключила она, повертев ее в руках и показывая узоры на своих товарах. «Чего-то они все замалчивают», — подумал Я. Зато теперь АВ с Андреем смотрелись ферзями... Обвешанные фототехникой, загорелые, в очках, в легких белоснежных тюбетейках, ну точно — арабы. «А что за чесалка такая странная везде продается?» — спрашиваю у нашего проводника. «Это для лепешек, протыкать их перед выпечкой и узор красивый получается», — просвещает нас Талиб. Худжандцы гордятся своими лепешками, которыми буквально завалены прилавки центральных рядов крытого рынка, пацаны полными арбами катают ее между рядами. АВ среди лотков с сухофруктами чувствовал себя как медведь в малиннике, все пробовал, разве что пальцы не облизывал. Торг кипел… Сторговать сильно дешевле, чем они стоят, у него не получилось, цены такие же, как на нашем рынке в Барнауле, но АВ аргументировал, что свежие сухофрукты… Ну, в общем, отличные от тех, что у нас в северных краях.

Фрукты на пропитание себе купили. «Надоели персики, неделю ими уже питаемся, хочу винограда», — ворчит Малютин… «Да ну…» — сказал АВ, и купили персики. Андрей тихо гыгыкал, видя выражение лица Малютина. Я, чтобы товарищ не расстраивался, дал ему арбуз потаскать, со словами: «Ты чего заздря тут такой здоровый ходишь». Мужик какой-то мимо с арбой пробегал, предложил купить, чтоб на руках-то не таскать… Сухохрюкты и просто хрюкты сгружаем Талибу в багажник.

Не смогли пройти мимо айрана... Я уперся, говорю: «Хочу Айран», доводов, почему бы нам не хряпнуть айрана, никто не нашел. Один Малютин не испытывал никакой симпатии к кисломолочной азиатской продукции в любом ее проявлении. Пара предприимчивых таджиков поставили столик, на него — здоровенную эмалированную кастрюлю с кисломолочным напитком, в котором плавали всевозможные приправы, даже кусочки фруктов и здоровенные такие глыбы льда.

Бизнес-процесс был налажен четко, видно было, что товарищи давно с этим работают. Один таджик поварешкой непрерывно наполняет бокалы, второй принимает оплату от благодарных айранманов. В горле стояла такая сушь, как в Каракуме, поэтому первая кружка провалилась внутрь, не останавливаясь, за один глоток... Выдохнул... Крякнул: «А жизнь то налаживается», резкий кисломолочный напиток произвел чудодейственный эффект. Вторую кружку уже смаковал.

Есть еще одна достопримечательность на рынке — оружейный магазин. Седой сухощавый оружейный мастер, невысокого роста с благообразной бородкой с удовольствием все показал, все рассказал. Ножи отличаются от бухарских, нет той тонкости в отделке и вычурности. Ножи таджикского мастера простые — от бытовых, сделанных очень практично, с учетом опыта в эксплуатации, до богатых, подарочных, с ручками и ножнами из рогов всевозможных копытных. Каждый нож плотно ложится в руку, основной материал ручек — рога, у каждого ножа свое назначение.

Клеймо мастера, полумесяц с двумя звездочками, имеет значение размещение этих звездочек относительно полумесяца. На стене висит фотография уважаемого мастера с президентом Таджикистана Рахмоном. «Алтай? Знаю, рога архара мне оттуда привозили», — заявляет мастер… Архар самый крупный представитель горных баранов, но памирские архары самыми крупными считаются. А вообще, архар краснокнижное животное, не знаю, как с таджикской Красной книгой, но в российской и международной архар точно присутствует.

Талиб предлагает нам ночлег у дяди Абдулло, где мы уже сегодня купались. «Дядя приглашает к себе ночевать, плов приготовит, с вас только продукты на плов», — говорит Талиб. Поехали знакомиться с дядей Абдулло. Хозяин уже без рубашки, по-домашнему, встретил нас, широко улыбаясь, горячо пожимая руки, как будто давно знакомым, что сто лет у него не были. Малютин и Андрей остаются купаться, а мы с АВ и Талибом двинули за продуктами.

Дали нашему гиду-таксисту денег, он пробежался по базарчику, купил все, что нужно, уложился в 50 сомони. Когда мы с АВ вернулись, застали наших товарищей в теньке на импровизированном причале у Сырдарьи. Они дрыхли, укупавшись, наверное, пока мы ездили. Плов Абдулло готовит на огне, рядом с печью уже заготовлена охапка хвороста, и готовиться плов будет не менее двух часов. Мы с Малютиным и Андреем решили съездить прогуляться по культурным местам вечернего Худжанда, оставив уставшего товарища АВ на подмогу Абдулло. Но, скорее всего, АВ решил поднабраться опыта в приготовлении плова.

Талиб повез нас к дворцу АРБОБ. Название комплекса происходит от названия холма, на котором его возвели под руководством дважды Героя Социалистического труда товарища Саидхуджа Урунходжаева — председателя колхоза имени Молотова, затем имени Ворошилова, после объединения двух крупных колхозов, бравших воду с одного арыка. Немало труда было положено, чтобы возвести дом культуры с таким размахом силами двух больших колхозов. Планировалось для двух колхозов построить в комплексе отдельно здания клуба, правления и чайханы. Однако товарищ Урунходжаев настоял на общем собрании, в присутствии двух тысяч колхозников, что здание должно быть единым. В общем, стройку развернули грандиозную, всем миром дворец строили по образу Петергофа, где бывал Урунходжаев. Рядом со стройкой возвели цеха по производству кирпича и извести. Цемент, арматуру завозили из России. Потолки расписывали местные мастера орнаментальной росписи. Трудно переоценить вклад товарища Саидхуджа Урунходжаева в градообразование советского Ленинабада. Сметная стоимость проекта дворца составляла 50 млн. рублей, товарищ Урунходжаев уложился в 1,2 млн. рублей. Раньше на фасаде дворца висели портреты Карла Маркса и Ленина, теперь Исмаила Самани и Эмомали Рахмона. Таджикистан пережил гражданскую войну после распада Советского Союза. Судьба народа решилась в этом дворце. Именно здесь был продемонстрирован эскиз флага независимой республики. Здесь принимались судьбоносные решения.

http://www.silkadv.com/en/content/dvorec-arbob

Место очень популярное среди молодоженов. Здесь же и свадьбы играют в огромной двухэтажной чайхане «Арбоб» с шикарными айванами на огромных резных колоннах, с зеркальными панно из ганча. Просторные торжественные залы на первом и втором этажах, где в дальнем конце на возвышении стол, за которым восседают жених и невеста, с родителями и свидетелями. Залы могут принять до 300 гостей одновременно. Мероприятие сие не дешевое, похоже, как только рождается мальчик в семье, родители начинают копить ему на свадьбу. С айвана нам открывается панорама вечернего Худжанда и вид на фонтанную площадь АРБОБ в закатных красках. Андрей сетует, что освещение уже не то и фотки не получатся. Уже немолодой, солидного вида мужчина в белой сорочке приглашает нас внутрь зала, где полным ходом идет пиршество: «Проходите, гостями будете!». Ага, куда мы такие гости со своими рылами… Да и плов готов, наверное, уже. Андрей не удержался, через дверь сделал пару фото пиршественного зала.

Нагулявшись, вернулись на базу. Навстречу нам шлепает Давид, внук Абдулло, мальчуган трех-четырех лет, предоставленный сам себе, давит упаковку сгущенки себе в рот. Ага, наш уставший товарищ времени даром не терял, налаживал связи. Плов почти готов, оставляем Андрея возиться с дитем. И ретируемся с Малютиным за местным пивом. Талиб сказал, что свозит, тут недалеко. Заведение представляло из себя что-то вроде летней кафешки, в центре которой стояла кега с краном. Пока таджик на розливе наполнял нам заказ, мы продегустировали по кружечке местного холодненького… Быстро так умяли, то ли от жажды, то ли с голодухи… Пиво хорошее, не газированное, но резкое. В общем, плюс таджикам, умеют.

Приготовленный плов заслуживает отдельной главы повествования. Как выбирались продукты для плова, как устроена печь, какой порядок приготовления, хитрости и секреты таджикских поваров. Но извините, даже если бы Я все это и знал, вряд ли это помогло бы воспроизвести рецепт приготовления плова. Я не знаю, как получается настоящий таджикский плов, товарищ, который его готовил, в моем понимании, представляет из себя нечто вроде шамана, знает травы, заклинает духов всех четырех стихий… Но Я действительно не ел такого вкусного плова. Нет, Я знал, что плов будет отменный, Абдулло сомнений не вызывал и выглядел серьезным человеком.

Если сказал — будем готовить плов, то так оно и будет, это будет целый ритуал, с общением и разговорами за кружечкой пива, что очень уважает наш гостеприимный хозяин. Но результат превзошел ожидания. Теперь Я вам со всей ответственностью заявляю: Я ел настоящий таджикский плов. Ароматный плов просто таял во рту, навалились мы на него ложками со всей пролетарской ненавистью. Таскали порции с большого блюда, Абдулло приговаривал: «Кушайте-кушайте, в казане еще осталось». Но судьбу, как говорится, не обманешь. Наелись мы быстро, минут за пять и перешли в режим беседы и неспешного поглощения плова по инерции, вприкуску с фруктами. Абдулло, как оказалось, был бывшим милиционером, в советском прошлом работал в уголовном сыске опером. Они с Малютиным нашли общую точку опоры, и беседа обрела форму, вспомнили времена, когда можно было просто сесть и беспрепятственно поехать хоть в Ташкент, хоть в Алма-Ату, хоть на Черное море… Никаких тебе границ, никаких виз, никакой валюты, все были гражданами одной страны.

07 августа, г. Худжанд, на Сырдарье у «дяди Абдулло», 7141 км

Рассвело... Выползаем из комнаты отдыха, в которой мы ночевали, на солнечный свет. На завтрак вчерашний арбуз, который мы купили на рынке. Женщины на кухне его помыли и порезали. Только Я взялся за арбуз, как передо мной возник Давид, гипнотизируя меня своими черными глазищами. Протянул ему арбуз, детеныш без колебаний его сцапал и вгрызся в сочную мякоть... Контакт налажен. Так и чавкали с ним на пару, пока не подъехал Талиб с каким-то барыгой.

Яковлев вчера договорился с нашим проводником насчет посмотреть местный хэндмэйд, вышивку на бархате. Навезли они багажник всего этого добра. Но вышивка выполнена на машинке, а стоит, как крыло от самолета. Красиво, конечно, но не за такие же деньги, я бы понял цену, если бы вручную все это делалось. Взяли, чтобы не обидеть барыгу, по небольшому изделию, так... на бензин... что не зря ездил.

Тут к нам подошел давно немолодой таджик, представился как: «Вахид Кадыров, старший тренер города Худжанда по байдаркам и каноэ». Здороваемся за руки, и начал товарищ Вахид Кадыров интересоваться за мою тюбетейку.

«В Хивах взял, от жары... — говорю ему, — шляпу свою еще в Казахстане оставил, в какой-то чайхане». «Ааа... китайцы такие делают… — вертит ее в руках тренер. — На настоящей тюбетейке вышивка делается вручную. Пойдем, свою подарю». В его тесной небольшой тренерской на стене висят черно-белые, уже порядком пожелтевшие фотографии спортсменов с медалями на груди.

— Это мои ученики... Вот это олимпийский чемпион… — в голосе слышны нотки и гордости за своих воспитанников, и нотки грусти.
— Сейчас денег практически не выделяется на гребной спорт, говорят: «...Потерпите... Подождем лучших времен…», так и ждем уже второй десяток лет, — сетует Вахид.

Нашел-таки старший тренер свою тюбетейку, сложенную конвертом где-то на шкафу. Выбил пыль из нее о бедро парой резких и коротких замахов, «Держи!» — протягивает мне Вахид видавший виды головной убор. «Вот это худжандские узоры», — тычет пальцем мне товарищ тренер на вышивку. Действительно, узоры очень похожи на те, что на моей тюбетейке. И только развернув сложенную в конверт тюбетейку и взглянув на подклад убора, Я понял смысл подарка… Подклад был отделан пожелтевшей от времени тканью, на которой были строчками по диагонали многократно прописаны слова «Москва», «Олимпиада-80». Тем более, для меня дорог 1980 год: год олимпиады в Москве, год моего рождения. «Вот это подарок…» — подумал Я. А вслух горячо поблагодарил товарища Кадырова за столь личный подарок. Наверняка он столько лет хранил тюбетейку как память о той легендарной олимпиаде, впервые проведенной в Восточной Европе и впервые в социалистической стране.

Сиди-не-сиди, а Памир ближе не станет, прощаемся с хозяином. Товарищ Абдуло зовет к себе в гости, будем если опять в городе Худжанде хоть с друзьями, хоть с семьями. Выдвинулись на Душанбе.

Пролетаем Душанбе с ветерком…

Торопимся вроде как. «Чего тут смотреть?» — говорит товарищ АВ. «Да вроде как столица Таджикистана», — отвечаю, вроде как не комильфо, столько ехать и мимо Душанбе пролететь. Ну, в общем, водитель и пассажир красного трактора уже на Памире себя видят, грезят Хорогом. В действительности архитектура Душанбе, как и в Худжанде, вполне себе советская.

Прям у дороги таджики с кишлака на маленьком грузовичке торгуют арбузами и дынями. АВ как главный специалист по местным продуктам питания паркуется прямо около них. «Выбери самую вкусную, хорошо?» — просит АВ, не вылезая из машины. На выезде из Душанбе видим заправку ГазПромНефть, заезжаем баланс топлива пополнить.

Такая родная заправка, только вывески не русифицированы, как будто кусочек родины, АВ даже кофий заказал… Мажор.

После Душанбе начинается горная местность. Форд перестает тянуть, просто перестает развивать обороты. Если выключить зажигание, потом снова включить, вроде начинает ехать. Но через какой-то промежуток времени обороты падают до полутора тысяч и ни в какую, машина только черный дым производит.

Гадали и про турбину, но турбина включается где-то на тысяча восемьсот оборотах; и про плохую горючку, но заправились последний раз на ГазПроме, хотя это и не гарантирует сто процентов хорошей солярки; и воздушный фильтр посмотрели… «Радует одно... — сказал Малютин. —Едет!». Варианта для дизеля на механическом ТНВД два: или воздуха нет или топливо не поступает. Причину не нашли, но воздух отмели, думаем дальше про топливо... Итак, наша средняя скорость сильно упала.

Удивительным образом, но тут, где голые скалы, таджики ухитряются собирать мед. Можно встретить эти передвижные пасеки на колесах.

Видимо, цветения очень мало, вот и кочуют эти пчелиные общежития на колесах.

Не знаю, про какое цветение тут можно говорить, такое впечатление, что пчелы выгоняют этот мед с лишайника, растущего на скалах, больше никакой растительности не видно вокруг этого передвижного цирка.

А может, пчелы специальные памирские, которые мед из-под скалы достанут. Но команда красного крокодила решила проявить любопытство и попробовать сей горный нектар. На самом деле, при всем романтизме, памирский мед ни в какое сравнение не идет с нашим алтайским медом, собранным на горном разнотравье, от одного запаха которого представляешь себе «альпийские» цветущие луга нашего Горного Алтая. Так что извините за столь скептическое описание продукта памирских пчеловодов, я не представляю, насколько трудно там собирать мед на голых скалах.

Проезжаем великую таджикскую стройку в Рогунском ущелье, где строится ГЭС, из-за которой весь сыр-бор у Таджикистана с Узбекистаном.

Этой ГЭС таджики перекрывают узбекам кислород, в смысле воду, которой и так в Сырдарье на всех не хватает. Но, с другой стороны, таджики вправе распоряжаться своими природными ресурсами.

Вкатываемся в очередной уклон на горной дороге и тут же попадаем обоими колесами в рытвину, которую уже заметили, когда выскочили наверх уклона. Рытвина довольно широкая, и времени на маневр нет. Форд скакнул задними колесами, грохнуло так, как будто у нас половина машины с багажником отвалилось. Резко торможу, но уже чувствую, что машина еще чем-то якорится, поэтому ее потащило чуть боком, а справа откос не хилый... И скрежет об гравийку такой, как будто мы пузом по ней скребем, вся вибрация передалась на кузов. То, что на сегодня приехали, было понятно нам с Малютиным без слов. Оставался вопрос… «Насколько долго мы приехали?». Скрепя сердце и осознавая нашу обреченность на всякие вот такие приключения, полезли из застрелившейся машины оценивать масштаб разрушений.

Никогда со мной такого не приключалось… Нет, приключалось, но вот так, чтобы обе коренные рессоры сразу сломать — никогда. Чуть не угробились нафиг. В общем, скакнули вроде на небольшой скорости, но коренные листы рессор ломанулись. В результате чего мост уехал назад на стремянках и уперся в колесную арку кузова, хорошо не перепрыгнули мост… Соответственно, раз мост уехал, кардан заднего моста выпадывает из шлицов, вот им мы и тормозили так неуклюже, по щебню, против движения. Ну и, конечно, зубья шлицов задрали. Все, вопрос с ночлегом решен. Ночуем тут у дороги, внизу под откосом, в Рогунском ущелье, до Душанбе пятьдесят километров.

«А представляешь, сломались бы на Памире, как бы оттуда машину доставали? Все-таки нам несказанно везет», — заявляет оптимистичный друг Малютин. Я с ним был согласен на сто процентов. АВ высказал ту же мысль, когда они с Андреем подъехали и оценили обстановку. Когда успокоились и накидали план действий, дело уже не выглядело так страшно. Опыт ремонта рессор в полевых условиях у нас прокачан серьезно, мы с этим давно работаем. «Мы на них собаку съели, если повар нам не врет…» — как в песне у Высоцкого. Все просто — нужны рессоры… Где взять рессоры? В Душанбе! Делимся на две группы. Первая разворачивает внизу лагерь, вторая снимает рессору с одной стороны, чтобы завтра с ней ехать в Душанбе. То есть, при правильном раскладе, мы потеряем один день на ремонт автомобиля.

Пока мы с Малютиным возимся с хайджеком, снимаем колесо, потом рессору, мимо проезжают европейцы на какой-то малолитражной пузотерке: «Хай, гай!». Бородатые, заросшие кабаны, на машине надпись «MONGOL RALLY». «Сами они гай...», — ворчит Малютин. Потом местные: «Брат, нужна помощь?!» «Рессоры запасные есть? Нет? Ну, тогда спасибо, сами...» «Брат, точно ничего не надо?». Ну, в общем, респект таджикам за сочувствие, но тут они бессильны против злого рока и человеческого гения, постоянно ломающего нашу машину.

Пока разворачивали лагерь, стемнело.

Наверху мимо нашего подбитого форда, в опасной близости по узкой горной дороге проносится строительная техника. Рогунская стройка идет круглосуточно. Мы выставили предупреждающие знаки, но все равно было страшновато, когда мимо Форда проносился очередной камаз, не сбавляя скорости. Поужинали салом и дыней, приобретенной в Душанбе. АВ скривился: «Не сладкая, водянистая...». А нам с Малютиным самое оно на запивон.

08 августа, в горах возле Рогунской ГЭС, 50 км от Душанбе, 7540 км

Спали плохо, до сих пор стоит шум в ушах и вспоминается ослепляющий свет от пролетающего с грохотом над тобой строительного таджикского НЛО. Всю ночь снилось, что вот этот очередной камаз уж точно едет на тебя.

Завтракаем, планируем день. Мы с АВ собираемся в город за железками, с собой берем разломанную рессору, что сняли накануне вечером. Задача Малютина с Андреем снять вторую рессору. Разобрались по номерам, двинули. Прям на светофоре АВ опрашивает местного автолюбителя, где находится автомобильный рынок. «За мной езжай, Брат, покажу», — отвечает автолюбитель. Максимально проведя нас через Душанбе, местный житель показал, куда нам дальше. Все парковки рынка забиты автомобилями потенциальных покупателей или работников, не разберешь кого тут больше. Вроде понедельник, а движуха, как на барахолке в воскресенье.

Где-то-как-то запарковались, пока достали свое железо из багажника, подошел мужчина: «Кто-откуда, сломались?». Мы тоже в долгу не остались: «Где можно б/ушные рессоры подобрать?». «Не-е, здесь только новые, — отвечает товарищ. — Моя машина вон там стоит... Езжайте туда, Я вас провожу, где можно посмотреть ваши рессоры». Едем за товарищем на другой автомобильный рынок. Потом тащимся за мужчиной с этими железками по рядам, заваленными разнообразным автомобильным железом, эдакий авторазбор базарного типа. Сворачиваем на ряд, где между железками можно пройти только боком, перешагивая через завалы автомобильных внутренностей разной степени ржавости. В общем, порывшись во всем этом металлоломе, как свиньи в апельсинах, определили, что максимально подходят только коренные пластины рессор от корейского грузовичка Портера. По центрам креплений она сходится, но есть нюанс… диаметр отверстий под резинки меньше на 3 мм. Если бы отверстия были больше, то резинки бы разбивало, а так... Запихаем как-нибудь, при помощи ВДшки и чудодейственных народных оборотов речи. Берем три коренные пластины по 150 сомони каждая (одну в запас). Ну еще по мелочи крутанулись: ключ, ВД40, домкрат. Благодарим товарища, что помог нам с поиском запчастей и двигаем обратно.

На выезде опять видим таджикских коммерсантов, что вчера продали нам дыню, так разочаровавшую АВ. По мне так, дыня была как дыня, но АВ решил озвучить свои претензии, так же, как и вчера, подрулил к ним и, не вылезая из машины, озвучил: «Слушай, обманул, да?! Продал вчера невкусную дыню». «Как не вкусную?» — всполошился барыга… «Как вода», — впечатал АВ. «Извини, Брат, попробуй вот эту», — и таджик сунул нам дыню, на вид другого сорта, круглую с арбузной расцветкой, похожую на ту, что ели в чайхане в первый день нашего путешествия по Узбекистану. «Спасибо», — поблагодарил АВ, так и не выйдя из машины. Напоследок снова заехали на островок родины — ГазпремНефтьпрем. «Решил поднять экономику Таджикистана?» — проявляю сарказм, увидев АВ снова с кофе.

Возвращаемся в лагерь в 16:00 по местному. Наши товарищи уже и рессору вторую сняли, и на камни поддомкратили форда. Остальное время они загорали… И по их виду было понятно, что им эти солнечные ванны уже давно разонравились. Поначалу они прятались в тени одинокого деревца, больше похожего на куст. Но когда солнце встало в полный рост и дерево перестало давать нормальную тень, пытались загорать в палатке. Но в палатке позагорать тоже не получилось, потому как внутри палатки к полудню можно было смело запекать барана. В общем, за время ожидания на солнцепеке наши товарищи получили чрезмерную дозу солнечной радиации, что даже несгораемый и солнцелюбивый Малютин с внушительным нательным утеплителем местами обжарился.

Сборку рессор провели достаточно быстро, потому как не в первый раз. Втулки в рессоры задавили шайбами, обошлось без мата. Очень долго пытались впихнуть невпихуемое, кардан никак не хотел входить в шлицы.

Нужно было одновременно толкать тяжеленный задний мост вперед, который мы положили на колесо и пытаться угадать угол, под которым нужно пихать кардан в шлицы вдоль оси без перекоса. Задиры на зубьях шлицов усложняли эту задачу, но их мы поправили каким-то обломком полотна по металлу, что нарыли у АВ в ЗИПе.

В итоге, как бы все это железо ни сопротивлялось, оно было бессильно перед волей полевых автослесарей, обреченных на успех, которые владеют техникой лома, спецтрубы и какой-то матери. Как только стало понятно, что осталось только навесить задние колеса и разобрать импровизированные домкраты из природных подручных материалов, начали параллельно сворачивать лагерь.

Окрыленные перспективой продолжения путешествия, решили сменить дислокацию. Во-первых, не нравился обрыв, на котором мы стояли лагерем. Во-вторых, не нравилась близость лагеря к дороге, по которой круглосуточно летает строительная техника. И, в-третьих, движение — жизнь, всем это место осточертело.

Проехали недалеко от места поломки до кишлака под названием Комсомолабад, увидели спуск к реке. Там мы и встали лагерем на ночлег, загнав машины под деревья, что росли вдоль плетеной ограды чьего-то огорода. Но нас это если и смущало, то в пределах допустимого, надеяться на поиск лучшего места для ночлега было бы крайне самоуверенно. Все равно спуск к реке был крутой, помыться да постираться спускались по промоине, которая образовалась от ручья, впадающего в реку. Вода в реке была мало того, что ледяная, так еще и быстрая, ощущение такое, что течет не вода, а цементный раствор. В итоге, мылись под стекающим в промоину ручейком.

Уже начало смеркаться, когда мы сели ужинать, темнеет тут рано, к нам пришел знакомиться местный фермер. Таджик был молод, худощав, в камуфляжной хэбэшке, с вещмешком за спиной, много жестикулировал и долго подбирал слова по-русски. Но мы его понимали без труда, начал зазывать на ночлег, предлагал рыбалку, шашлык. «Тут у меня озеро. Белый амур, толстолобик, карп...».

Суетливый молодой таджик никак не подходил на роль владельца целого озера. С наскока у него не получилось нас загостеприимить, тем более лагерь уже развернут, не сворачивать же его снова. Отговорились тем, что лагерь не бросим и сворачивать его уже нет никаких сил, изжарились и устали за день на солнцепеке. «Брось ты нас здесь, дай помереть спокойно», — пытался передать мимикой и интонацией наш специалист по связям с общественностью. Тем более, что сало Я уже нарезал… На моем лице читалось: «Сало не брошу!».

Договорились с молодым фермером утром на экскурсию. «Во сколько вы встаете?» — поинтересовался местный рыбозаводчик. Отправили его на 10 часов утра, прикинули, что к тому времени мы уже свернем лагерь. И парень, удовлетворенный ответом, попрощавшись до утра, растворился в темноте по направлению к кишлаку.

09 августа, в горах у кишлака Комсомолабад, 7570 км

Утро ясное, выспались мы на славу, даже АВ не бухтел. Свернуть лагерь мы не успели, как нарисовался вчерашний таджик. Наблюдательный пост у него где-то на склоне, в Комсомолабаде, что ли. Ну, хоть позавтракать нам время дал. «Тут недалеко, вот на этом склоне», — показывает таджик, и мы, закрыв машины, двинулись за ним на экскурсию.

В итоге плантация все-таки его отца, который там нас и встретил. Огороженная от скотины территория, что кормит таджикскую семью: яблони, груши, картошка… Естественно, по склону, вдоль плодовых деревьев, течет арык и впадает в искусственный водоем, где, со слов наших экскурсоводов, водится белый амур. Со склона весь водоем виден, как на ладони. Глава семьи рассказывает нам, как заводил, как кормит, как быстро растет, сколько нынче стоит такая рыба на рынке в Душанбе.

В общем, деликатно так продает нам рыбу. Водоем неглубокий, с мутной водой, но даже через такую воду сверху проглядываются внушительные черные спины обитателей пруда, широкие, как у кабанов. Такую махину достать из воды… наверное, неводом каким выгребают.

Крестьянин палкой сбил яблоки с дерева. Мы похрустели чуток сочными плодами да пошли сворачивать лагерь, попрощавшись с хозяином.

Нам предстоял длинный дневной переход по горному памирскому тракту.

Форд кое-как коптит с крейсерской скоростью 1500 оборотов. Так взбираться в перевалы грустно. Перед каждым серьезным подъемом глушим машину, потом крутим турбину, пока давит. Но далее снова пилим 1500 оборотов.

На одном из постов паспортного контроля беремся подвезти до райцентра — села Тавильдара — интеллигентного вида пассажира, в пиджаке, с чемоданом. Мужчина командировочный, когда-то работал в Красном Полумесяце еще в гражданскую войну. Мужчина с акцентом, трудно подбирал слова, но все-таки говорил по-русски сносно. «Сейчас здесь спокойно, можно ехать никого не бояться... В 90-х годах здесь убивали, работников Красного Полумесяца избивали. Наемники в основном... местные-то не хотели воевать». «А кто и что делил?» — спрашиваем. «Радикалы, горцы хотели построить в Таджикистане халифат, а законная власть хотела оставить светское государство. Слава Аллаху, Рахмон остановил кровопролитие...». Наш попутчик оказался довольно тертым жизнью товарищем, гражданскую войну видел не по телевизору и Эмомали Рахмона почитал за миротворца и спасителя народа таджикского.

Вдруг командировочный занервничал, сколько он нам должен будет. Успокоили его, что нам все равно по пути, а с нами может поделиться, где какие места у них интересные туристические, раз так хорошо знает эти места, да покажет, где можно пообедать в Тавильдаре и мы в расчете. Попутчик наш охотно принялся рассказывать: «Места у нас тут целебные, очень много минеральных источников, вода везде питьевая, вы останавливайтесь возле каждого, пейте хотя бы по паре глотков, состав воды везде разный. Польза будет в любом случае, разная вода от разных болячек может помочь».

Дорогу вдруг обрывает каменная россыпь селевого потока, что сошел, даже не заметив дорожной насыпи. «Несколько дней назад сошел поток, прошлую неделю дожди сильные шли, вот там два двора стояло прямо вместе с огородами смело», — показывает пальцем наш пассажир. Все-таки мы везучие, как стадо китайских драконов... Попали бы в сезон дождей и куковали бы тут в горах, пока дороги не откроют.

Так за разговорами о гражданской войне, селевых потоках, местных достопримечательностях, докатили до Тавильдара. Товарищ командировочный добросовестно довел нас до чайханы и сдал нас на поруки улыбчивой, черноокой таджикской девушке, что усадила нас за столик. А наш попутчик, попрощавшись, растворился по своим командировочным делам, одному Аллаху известно в каком направлении.

Чайхана довольно оживленная, время обеденное, народ добросовестно питается. Наша девушка с черными глазищами усадила нас за столик на зеленом газоне. По-русски она практически не понимала, но наш заказ: «Плов, лагман, кара чай, хлеб...» не вызвал у нее дополнительных вопросов.

Пока мы заказывали, товарищ Малютин завороженно смотрел в глаза девчушке и разве что не раскачивался, как кобра. Глубоко обеспокоенный душевным смятением своего товарища АВ полез с советами из разряда познакомиться, а может, и на ночлег напроситься. На что Малютин резонно возражал, что он пока еще в здравом уме, чтобы в мусульманской стране, где-то в горах лезть знакомиться к незнакомым девушкам и хочет домой вернуться цельным, а не конструктором.

Поскольку средняя скорость форда составляла не более 40 км/ч, товарищ АВ постоянно отрывался вперед. И в ожидании нас они с Андреем развлекались фотосессиями, благо вокруг было на фоне чего себя поснимать. Мы же с Малютиным, уже ничего не загадывая, благодарили судьбу за благосклонность к нам и что это колесо под нами все еще катит.

Когда совсем становилось тоскливо, останавливались, глушили машину, разглядывали по сторонам горы. А потом летели минут пять, продувая турбину, пока обороты не возвращались на свои магические тысяча пятьсот оборотов. По пути подвезли еще милиционера, что голосовал на дороге в до боли знакомой форме советского образца. Малютин не мог спокойно проехать мимо товарища по цеху, соответственно и общался с ним на свои профессиональные темы. Милиционера высадили в ближайшем кишлаке, где его уже ждали коллеги, не ожидавшие его на такой карете. «Это же сколько еще сколько советской формы на складах… Раз до сих пор в ней гоняют», — удивляется Малютин.

В одном из кишлаков АВ каким-то образом исхитрился договориться с каким-то мужиком, чтобы мы подвезли женщину, которую мы усадили в форда. Потому как в походном положении красный крокодил имеет два посадочных места: водительское и штурманское пассажирское. Женщина села с какой-то круглой плоской кадкой. Машина тут же наполнилась ароматным запахом свежеиспеченного хлеба.

Дальше мы просто ехали молча, женщина по-русски знала только одно слово: «нипанимаю», всю дорогу изображала каменное изваяние. Название кишлака, где нужно высадить пассажира, Я не запомнил, у женщины его выяснить не получилось. На вопрос: «Как кишлак называется?», получил ответ: «Нипанимаю». Я рассудил так... Женщин взрослый, должна знать, куда ее муж отправил. Соответственно, как доедем, она либо закипишует, либо на ходу сама спрыгнет, ибо вид у нее был такой напряженный, что этот вариант Я не исключал. В одном из кишлаков женщина вдруг подала голос и замахала рукой, мы остановились, ссадили пассажира. «Фууф...», — выдохнул Я, трогая, обошлось без таджикского десанта.

Двигаясь по Памирскому тракту, играем с АВ в догонялки...

Команда на красном динозавре отрывается вперед, мы догоняем, пока они фотаются впереди или добывают подножный корм.

Очередной паспортный контроль, ритуалы все те же: сначала здороваемся за руку, потом уже документы, светская беседа: откуда-куда, сколько расход на сто кэмэ. Товарищ гаишник, переписывающий паспортные данные в журнал регистраций, предложил: «Чай, кофе будете?». Я даже глазами заморгал, пытаясь прогнать морок, подумал, что ослышался. «Вы же гости...», — продолжил гаишник. «Нам группу на красном джипе, что до нас проехал, нужно догонять, — отказываюсь Я, — но спасибо за предложение». Под традиционное «Счастливого пути!» сгребаю документы и, озадаченный, топаю в машину. «Что такое?» — спрашивает Малютин, видя мою озадаченную физиономию. «Чаю предлагали», — отвечаю, рассовывая документы по бесчисленным карманам своей сумки. В отличие от меня, Малютин не выглядел озадаченным.

Маневр обгона на Памирском тракте совершается следующим образом. Так как машин по тракту ездит мало, то нужно обозначить себя, догнав впереди идущий автомобиль, пару раз надавить на клаксон. Потом, заняв встречную полосу дороги, начать моргать фарами. Чтобы автолюбитель понял, что ты собрался обгонять, а не просто объезжаешь какой-нибудь ухаб по встречной полосе.

После этих манипуляций впереди идущий автомобиль перестает маневрировать по ухабам с выездом на встречку, и ты его быстренько обгоняешь, показывая какой ты мачо, равнодушно пролетая на скорости дорожные неровности Памирского тракта. Памирский тракт местами сужается настолько опасно, особенно в местах, где он вырублен в скале, что разъехаться с фурой уже невозможно, а справа внизу Пяндж. Поэтому варианта два… Или заранее прозреть впереди идущую фуру и пропустить ее на расширении, или потом пятиться назад, чтобы пропустить грузовик. Самый опасный момент, когда въезжаешь в горку, а на горке поворот вдоль скалы налево, а там фура... И она, чтобы увеличить радиус поворота, принимает тебе на встречку. Тут у любого ёкнет, и откроется третий глаз провидца. Сразу научишься планировать, как разъезжаться с фурой, завидев ее далеко впереди на серпантине, вырезанном в отвесной скале… Если увидишь...

Справа от нас течет уже пограничная река Пяндж. На другом берегу Афганистан, и так же вдоль реки тянется лента дороги, и в устье каждого ручья стоит кишлак. Зелень и домики упорно цепляются за кручи памирских склонов. Кажется, что кишлаки единственный оплот цивилизации на этом краю мира. На самом деле, где-то там, за перевалами рождается львиная доля мирового наркотрафика. По дороге, конечно, попадаются погранзаставы и редкие пешие патрули погранцов, но все равно непонятно, как можно таким образом закрыть афганскую границу.

Дело близится к закату, а место ночлега до сих пор еще не определено. В темноте ехать по Памирскому тракту чистое самоубийство.

Мы с Малютиным на Форде еще как-то канителимся, медленно, но верно входя в повороты. У АВ же трактор — техника трудноуправляемая, легко переворачиваемая. То есть люфт на руле, как на камазе, и машину приходиться ловить, направляя сей болид вдоль дороги, и высота лифта вообще не способствует устойчивости на горных поворотах.

Учитывая, как АВ ездит за рулем, стоя зажав ногой газ, Андрей, наверное, там с ним состарился на десяток лет. Хотя оба лысые, седины не видно, улыбаются, наверное, с перепуга. Вставать лагерем по сути негде, чуть ровное место, где с гор стекает ручей, так там обязательно кишлак и обязательно у этого клочка земли имеется хозяин. После недолгого совета принимаем решение, вариант у нас только один — проситься в каком-нибудь кишлаке на постой палатки поставить. Еще и с погодой непонятно, вроде как небо над вершинами грозит разразиться непогодой.

В первом же кишлаке начинаем опрос местных жителей, где можно переночевать. В этих глухих горах с русским языком труднее, вообще, с любым языком труднее, отличным от местного. В итоге нашу речь про палатки и ночлег разобрал уже немолодой таджик по имени Алик, как он потом представился. «Русские?!» — крикнул он через ограду своего огорода.

«Русские-русские...», — энергично соглашаемся мы, и всем видом показывая, какие мы русские... Над крутыми склонами гор уже нескромно так громыхало. «Давай туда...» — Алик машет рукой на съезд с трассы между огородами.

Самое сложное было красный трактор закатить через ворота на двор к Алику. Нависающие лозы винограда и ветви деревьев уменьшали габарит по высоте. Вооружившись лопатами и прочим шанцевым инструментом, всей бандой задирали вверх эту фруктово-ягодную растительность, пока АВ протискивался под ними.

Форд прошел без проблем, только одну ветку приподняли. Алик, увидев камеру в руках Андрея, занервничал и потребовал, чтобы убрали все эти камеры. Андрей побыстрому свернул свои фото- и видео-сессии. Во дворе стоял повидавший на своем веку советский внедорожник ВАЗ 2121, с прикрученным на толстую проволоку госномером, тут же трется какой-то пес с азиатским разрезом глаз. В вечернем небе продолжает грохотать, мы бегаем по двору, как тараканы по коробке, пытаясь успеть поставить палатки до дождя. Алик, глядя на нашу суету, убеждает нас, что осадки идут там высоко в горах, здесь внизу очень мало. «Внизу» — это где-то полторы-две тысячи над уровнем моря. АВ достал из машины дыню с арбузом, сунулся к хозяину с вопросом: «Где помыть?». Алик кликнул жену, дыню и арбуз у АВ отобрали, «Я хозяин, как скажу, так и будем чай пить!» — сделал ему выговор Алик. Пока развернули палатки, уже стемнело, хозяин позвал чаевничать.

Остекленная веранда представляла собой столовую, нечто вроде топчана, где пол застелен ковром на уровне оконных рам. Мы полезли наверх, хозяин разместился внизу во главе топчана. Таджик, который назвался Аликом, оказался отцом немалого семейства, среди них сын и куча дочерей. Хозяин первым делом поинтересовался нашим гражданским состоянием. Не обремененный гражданским состоянием среди нас оказался только Малютин. Алик кликнул старшую дочь Сабрину, та расстелила скатерть, принесла подушки и накрыла на стол.

Алик служил когда-то в Печоре, что в республике Коми, и с тех пор прошло девятнадцать лет, как он не говорил по-русски. Рассказывал, как еще мальчуганом у погранцов русскому языку поднабрался, как на север в Коми служить отправили, сетовал на наших москитов. Многодетный отец сожалел, что молодой был да глупый и не остался служить в Советской Армии.

Про афганскую сторону спросили: «Говорят, границу открывают в выходные, можно на рынок афганский попасть...». «Да там такие же таджики живут, — отвечает Алик. — Мы понимаем друг друга без проблем». Собственно говоря, на территории Афганистана проживает больше таджиков, чем в самом Таджикистане. А как их еще отделить от других народов? Раз понимают друг друга, значит таджик. Таджики они персоязычны, в отличие от тюркоязычных узбеков или кыргызов.

За окном наконец-то зашумел дождь. Заговорили о селевых потоках, которые, бывает, сходят в сезон дождей, и тогда дорогу могут закрыть, и мы можем проторчать в горах еще неделю. При упоминании о возможности закрытия дороги АВ с Андреем суровели лицами. Малютин же был бы только рад никуда не ехать. По его справедливому замечанию, Азия не для того, чтобы стоя, давя тапку газа, пролететь от границы до границы. Хотя застрять товарищ Малютин все-таки предпочитал не в горах на Памирском тракте, а где-нибудь в Бухаре. Впрочем, дождь вскоре стих, чай в нас уже не лез, лениво ковыряли дыню, зажевывали лепешкой. Пора и честь знать, как там наши палатки не смыло?

10 августа, в кишлаке Курговад, 7785 км

На это раз просыпались под блеяние баранов да крики детворы, что разносились, наверное, по всему кишлаку. Обитателям кишлака параллельно на наши биологические ритмы и наше желание поспать, у них утро началось. И соответственно, утро началось и у нас, время выползать из палатки.

Алик зовет чайковать. Разместились мы на свежем воздухе, завалившись на топчан, который приютился в тени деревьев во дворе. Малютин пялился на окна веранды, где мы чайковали вчера, прячась от дождя. Суровый мужик Малютин невозмутимо разглядывал в окне Сабрину, что удумала расчесывать волосы и уселась перед самым окном. Алик быстро прекратил сие непотребство, шокнув на дочь, которую как ветром сдуло от окна.

Тепло прощаемся с хозяином, обмениваемся контактами и не спеша трогаем на Хорог. Не потому, что мы никуда не торопимся, а потому что Форд за ночь не вылечился, под горку летим с ветерком, на горку рассматриваем пейзажи.

Хорог — столица ГБАО, цивилизация в сердце Памирского тракта. С питанием не возникло никаких проблем, быстро нашли очень цивильную чайхану по центральной улице, на берегу Гунт — притока Пянджа.

— Ну, как тебе Сабрина? — хитро щурясь, АВ сверлил Малютина, прихлебывая карачай с кисешки.
— А что Сабрина? — включил броню Малютин.
— Ну, не нам же, женатым и многодетным, Алик сватал свою дочь, ты один у нас холостой, — АВ продолжал троллить товарища.
— В смысле? — увеличил толщину брони Малютин, орудуя зубочисткой, лежа на боку.
— Ну, ты, Малютин, непробиваемый, Сабрина должна была утром с чемоданом в машине ждать, только тогда бы до тебя дошло...
— А границы, а документы? — пытаюсь вкрутить реализьму в нарисованную АВ фантазию.
— Поверь мне, таджики бы сами решили все эти вопросы с пересечением границы, — подливает масла в огонь Андрей. — Сама бы с чемоданом пересекла границу
— Она ж по-русски ни слова... — Малютин начал сосредотачиваться на аргументах.
— Зачем ей русский? У любви язык универсальный, а сготовить-покормить и так догадается, — Андрей входил в раж. — Поверь мне, то, что она не знает русский — это большой плюс.
Тут мы, как бы, все были солидарны в этом утверждении и гыгыкали в знак согласия.

Остановились на людной центральной улице, чтобы разведать у местных обстановку, где деньги разменять, где топливом затариться. Бывший советский военный, немолодой мужчина охотно ответил на все вопросы, все показал.

Пришлось отказаться от приглашения на чай, так как мы уже плотно поели и наши темпы передвижения по тракту не вселяют в нас оптимизма. Разменяли в банке 500 американских денег на таджикские, заправились топливом. Из разговора с нашим проводником по Хорогу становится понятно, что коренные памирцы выделяют себя из таджикского народа. Хоть и мусульманской веры они, но причисляют себя ближе к славянским народам, чем к персам или тюркам.

Действительно, среди памирцев очень часто можно встретить вполне европейские типажи. Когда проезжаем через кишлаки, нас преследует вездесущая рыжеволосая да русая детвора с криками «Халёу». Славянское происхождение — не единственная теория этого феномена среди памирского народа. Есть еще теория, что памирцы достаточно изолированы от внешнего азиатского мира, поэтому нередки браки среди родственников и очень часто можно наблюдать рецессивные гены в облике коренных памирцев.

Обсудили также и надежность границы с Афганистаном. Со слов нашего добровольного гида, граница охраняется таджикскими пограничниками, но русские держат охрану афганской границы на контроле, то есть присутствует небольшой контингент российских войск на территории Таджикистана и осуществляет консультации.

АВ разузнал, как проехать на минеральный источник. Туда и двинули, до кишлака Андароб и по Гармчашма, недалеко до санатория. У местных разузнали, куда топать. И пошли по направлению взмаха руки.

Территория санатория огорожена, благоустроена. Пришлось очередь отсидеть на сколоченной из горбыля скамейке. Заодно узнали у стариков, что конкретно этот источник полезен для глаз, морду лица прямо в воду открытыми глазами опускать нужно. Воды набрать там же можно для питья. В общем, цивильная купальня, мужчины — направо, женщины — налево, разные входы, разные емкости для купания. Обычная раздевалка перед бассейном, отделанным кафельной плиткой. Бассейн наполняется минералкой через наливную трубу с одной стороны и переливается через слив с другой стороны.

АВ набрал бутылку воды под струей наливной трубы, на вкус — самая настоящая минералка, только не газированная. Помокли в этой минералке, можно сказать, помылись, морду лица опускали под воду, старательно тараща открытые глаза, и через пятнадцать минут нам это надоело, полезли обтираться да одеваться. После источника почувствовали себя, если не здоровыми орлами, то, как минимум, освежившимися с дороги путешественниками.

И вдруг посреди тракта, пока мы заползали в очередной подъем, выбрасывая чернильные выхлопы несгоревшего ДТ в атмосферу, Малютина осенило: «У нее, поди, родственников толпа, как понаедут...» — вдруг неожиданно выдал он. «Чего?» — переспросил Я, не сразу поняв кто «у нее» и причем тут родственники.

«Глядишь, внутреннюю отделку дома закончил бы...» — Малютин хоть и с юмором, а все же положительно начал оценивать роль зятя Алика. «Кто ж за тебя, православного, Сабрину отдаст… Пустое сие… — отвечаю товарищу. — Хотя номер телефона АВ взял, позвонишь как-нибудь на досуге...»

Лагерем встали за Ишкошимом в горах. Сразу за кишлаком приметили ручей, стекающий по склону, и полуразваленные каменные ограды кошар. Где мы и разместили палатки, укрывшись от ветра. Пока разворачивали лагерь, внизу по дороге нарисовалась большая группа велосипедистов, в нерешительности обследовала окрестности, видимо, с той же целью, что и мы — искали место для стоянки.

В разведку отправили самого главного специалиста по связям с общественностью.

— Слово с шестью буквами «Ы»? — спрашиваю у Малютина.
Развалившись в креслах, мы с товарищем разглядывали этот велокипишь.
— Вылысыпыдысты, — не задумываясь, отвечает Малютин и задает встречный вопрос:
— Слово с семью буквами «Ы»?
Я, подумав чуток и осознав, что нет смысла так сворачивать мозг, ответил:
— Сдаюсь...
— Вылысыпыдыстычкы, — лениво ответил Малютин, выговорив сей словесный кульбит с первой попытки, видимо, разглядев самок в велосипедном табуне.
Я загибал пальцы… К тому времени, как Я справился с подсчетом «Ы», от группы в велосипедных купальниках отделился АВ с высоким представителем этой банды, видимо, вожаком, и направились в нашу сторону.

Один московский велосипедный клуб организовывает велопробеги по Памиру. Московские экстремалы, в основном бальзаковского возраста, платят деньги, чтобы на велосипеде путешествовать по Памирскому тракту.

Самолетом эти экстремалы прилетают в кыргызкий Ош и оттуда начинают свой велопробег. Воротами на Памир для этих экстремалов является перевал Акбайтал, и по южному тракту, вдоль Пяндж, они движутся до Душанбе, откуда они самолетом возвращаются домой. Мероприятия сие суровое, Я вам скажу, нужно быть конкретным фанатом такого рода путешествия и иметь недюжую физическую подготовку. А какой они приобретают загар за время путешествия… Владельцы турецких пляжей нервно курят в стороне. От нашего приглашения на чай, сало или чего покрепче веловожак отказался.

Малютин сверлил веломэна в спину, когда тот спускался по склону к своей пастве, потом выдал что-то про фанатов-велотуристов, которые еще экстремальнее, чем мы, что лично он не понимает такого вида экстрима и далее про мозоли на заднице, супер загар и про мелькающую перед глазами щебенку под колесом байка, когда закрываешь глаза перед сном, вместо эпических пейзажей крыши мира.

11 августа, в горах за Ишкошимом, 8063 км

Вечером из своей палатки АВ ворчал на нас Малютиным, что мы ему спать не даем своими разговорами, чавканьем и бряканием, а утром гундел, что мы спим слишком долго.

Типа солнце уже высоко, а мы еще не в Кыргызстане и непонятно, вкатится ли этот Форд в Акбайтал сам или на веревке. Товарищ Яковлев, конечно, нозил своей неутомимой жаждой бежать вперед, но по сути резон в его словах был.

Дорога для нас теперь мерялась не расстоянием, а временем пути, которое увеличивало стабильная отказоусточивость Форда. Потому мы полезли из палатки завтракать арбузом или дыней, чего мы там вчера не доели.

Памирский тракт очень живописный, этого у него не отнять, и пройти его на велосипеде — в этом все-таки есть свой резон, что бы ни говорил Малютин. Но на велосипеде еще опасней, чем на автомобиле, по тракту летают крузаки типа местных маршруток.

Они осуществляют связь горных кишлаков с центром местной цивилизации — Хорогом. Навьюченные сверху какими-то баулами, битком набитые народом, они напоминают наши газели. И водители. походу, проходят сначала стажировку в России на наших маршрутках. Потому как водителя газели узнает любой, каким бы он транспортом ни управлял, хоть фурой, хоть вот таким маршрутным крузаком. Эти пепелацы возникают обычно внезапно, и как всегда со встречного поворота, напрягая тебя кучей пыли, летящей из-под него щебенкой и уникальными, узнаваемыми в любой стране, навыками газелиста.

Первую остановку мы сделали у кишлака Ямчун. Кишлак примечателен древней крепостью, которая возвышается над Ваханской долиной, построена в III веке до нашей эры.

Крепость, с точки зрения фортификаций, построена грамотно, крутые склоны естественного рельефа... Небольшой гарнизон может долго ее оборонять…

Вопрос только, чего эта крепость тут вообще обороняла, если только спрятаться в ней, добро какое схоронить или наблюдательный пост организовать. В общем, каменюки да развалины, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, мифов да домыслов больше, чем правды.

Кладка местами древняя, местами свежая. Но залезть на эту крепость все равно стоит, оттуда просматривается вся долина, как на ладони, с высоты птичьего полета. Можно залезть на край полуразрушенной башенной стены, возвышающейся над крутым склоном и вдохнуть в себя все это великолепие полной грудью и завернуть чёнить эдакое, забористое, от переполняющего тебя восторга.

Выше по ущелью, по которому сбегают ручьи, что образовали такой удачный ландшафт для этой древней фортификации, расположен горячий источник Биби Фатима-Зухра, назван так в честь дочери пророка Мухаммеда и вроде как целебный. Особо чудодейственно влияет на женщин, потому, пока поднимались на машинах к источнику, наблюдали женское паломничество. На мужской половине не так людно, потому мы свободно, за 10 сомони с человека проникли на территорию источника. В раздевалке старые люди подсказали, что нужно тепло одеваться после купания, иначе можно сильно простыть в этом ущелье на ветру.

Сделано все цивильно: и лестница к источнику, и лавочки вдоль спуска, раздевалка не совдеповская. Мы, вооружившись полотенцами, сланцами и термосами с чаем, двинулись подивиться, что за чудодейственный источник такой. Судя по химическому составу воды, что прописан над входом в источник: минералы, хлориды, металлы, гидрокарбонаты, какие-то кислоты, именно этот источник и видел во сне Менделеев, когда придумывал свою таблицу. Покупались с удовольствием, распарились, как горячую ванну приняли, температура воды около 40 градусов. Есть там даже дырка какая-то, куда местные залазят и желания загадывают. Даже кыргызы не ленятся, приезжают сюда, хоть млад, хоть стар, всем источник люб. Выползли красные, как после бани, устроили чаепитие на капотах автомобилей.

Справа от нас течет уже Памир, который сливаясь с рекой Вакхан (Вахандарья), образуют Пяндж. Бирюзовый цвет воды Памира придает пейзажу более веселые тона, чем мрачные цементного цвета, местами кипучие, местами тягучие воды Пянджа.

Поднимаемся все выше и выше — высота уже за 3000 метров над уровнем моря, машина поднимается на второй, обороты выше 1200 не поднимаются. И воздушный фильтр выбивали и вообще без него пробовали. И топливо напрямую без фильтра втыкали, ну как совсем скучно стало. «Ну, хоть Памир разглядим», — мрачно настроенный Малютин пытался искать позитив. Афганский берег уже настолько близко, что можно уже перекликаться через реку.

Вышли, попробовали камни перекидывать на противоположный берег… Хорошо, никто не видел эту картину.

Дорога уходит от Памирдарьи в перевал Харгуш.

Проходим через шлагбаум погранцов, те с интересом смотрят, как мы ползем на второй по уклону, извергая марево черного дыма. Перевал представляет собой лысое унылое каменистое препятствие для нашего коптящего трактора. Нафигатор показывает высоту уже за 4200 метров над уровнем моря. На меня начинает накатывать головная боль, Малютин выглядит тоже не лучшим образом.

А Я ведь саркастически относился ко всякого рода упоминании о горнячке. Ведь сколько Алтай излазили, ни разу не сталкивались. Но АВ верил… Поэтому пару кислородных баллонов взяли. «Чё за горнячка?» — спросил Малютин, когда Я достал кислородный баллон и выдал: «Не врал АВ... Есть такая фигня как горнячка». Горная болезнь таки начинается у всех, кто не привык к высокогорью, по-разному, но за 3500 метров точно. Тем более, если подниматься так резко, как мы, без ночевок. Проявляется горнячка не только головной болью, на всех действует по-разному, читал, что люди могут начать чудить, то есть совершать неадекватные поступки. «Это, когда Я буду глупо улыбаться и ржать невпопад, — отвечаю Малютину. — Голова не болит?». «Есть немного, — отвечает товарищ Малютин. — А вообще, у меня тупая апатия к происходящему, и, вообще, мне тут не нравиться, и с этой высоты надо валить как можно скорее». Подышали кислородом, не почувствовав каких-либо изменений в самочувствии, попшыкали им, как дезодорантом, внутри машины. Потом уже тупо ржали над своими попытками улучшить свое самочувствие, прикладываясь к кислородной маске. «Не хотите ли дунуть?», «А есть чё?», «Не, меня не берет...», «Бракованный баллон», «Да не, целый, не пропускает же», «Наверное, кислород бракованный». Так мы с шутками-прибаутками и добрались до асфальта дороги М41 северного Памирского тракта, который идет на Мургаб.

Мнения, как бороться с горнячкой, противоречивы. Вариант первый — баллон с кислородом помогает бороться с кислородным голоданием. Вариант второй — 50 гр. коньяка. Мы же поняли, что самый надёжный вариант — это как можно быстрее свалить с высоты и как можно ниже.

АВ упылил по асфальту вперед, устав наблюдать в зеркало заднего вида наши мучения с выхлопными спецэффектам. А мы в темпе вальса докатываемся до кишлака Аличур. Перевал Харгуш разделил не только долины рек Памир и Шахдарьи, но и в том числе климат и национальности. С этой стороны перевала живут уже кыргызы, со стороны Мургаба с Акбайтала дует ледяной ветер. Почвы нет, есть каменистая пустыня, чего там эти яки жрут, непонятно, наверное, корм из-под камней добывают, корни, может, насекомых каких или жрут меловые породы… Суровое высокогорье встретило нас не менее суровым пейзажем. Кишлак Аличур представляет собой архитектурный ансамбль плоских одноэтажных коробок-хижин или бараков, по-другому это не назвать. Коробки одинаково выбелены и построены ортогонально относительно друг друга, поскольку плоский каменистый ландшафт никак не стесняет застройку кишлака. Плоские, без скатов, крыши, говорят о том, что осадками здесь и не пахнет. А снег выметается ледяным дыханием Акбайтала. Земледелием или цветущими садами, как в долине реки Пяндж, здесь не только не пахнет, тут другая планета, другие законы природы и гравитации. Нет, Я понимаю, скотоводство и все такое, но что здесь делает и чем живет этот кишлак, Я не понимаю, больше похоже на поселок вахтовиков в тундре.

Красный крокодил АВ не заметить было невозможно, стоял себе запаркованный у одного из барака кишлака, около еще одного серенького пикапа. Красный автомобиль оживлял сей горный пейзаж. Вход с Малютиным мы все-таки нашли, это было что-то вроде местной чайханы, во всяком случае топчан и кухня присутствовала. АВ с Андреем уже дули карачай и беседовали с молодыми кыргызами. Самому разговорчивому, с хитрым разрезом глаз, от роду было двадцать лет и звали его Мухамед или «Муха», как он просил себя называть. Видимо, до Мухамеда он еще не дорос. Муха не мог налюбоваться в окно на красного динозавра АВ, цокал, причмокивал, вздыхал: «Хорошая машина...». «У тебя же тоже вон пикап стоит, зачем тебе?» — спрашиваю у Мухи. «Мы туристов возим по Памирскому тракту, а это красивая машина, дороже брать можно будет», — отвечает парень. «Ну, так покупай, двадцать тыщ баксов и она твоя», — АВ решил потроллить Муху. «Двадцать тысяч!?» — подпрыгнул Муха. И уже спокойнее и растягивая слова: «За двадцать тысяч Я могу два крузака взять». Троллинг перерастал в торг. «Можешь, — согласился АВ, — а вот одну такую не сможешь». «Могу пятнадцать за нее дать, — спокойно отвечает Муха. — Пять сейчас и десять через годик, как туристов по тракту покатаем...» Тут встреваю Я, вопрошаю у АВ: «А назад на чем поедем?! На коптящем форде, который нас с Малютиным еле везет, а еще шмот твой?». Муха выпалил, не задумываясь: «Мой пикап забирайте, за 5 тыщ отдам». Яковлев аж поперхнулся чаем: «Слушай, откуда ты такой шустрый?! Да не стоит твоя машина 5 тыщ». Я просто уверен, что АВ сейчас, глядя на Муху, видел свое отражение. Двадцатилетний кыргыз умел вести торг, мгновенно разбирался в ситуации, что стало неожиданностью для АВ. Из разговора стало понятно, что молодежь учиться в Кыргызстане, а сюда приезжает на заработки, да родителям в помощь. Аличур живет скотоводством: баран, як пасется в горах. В это время суток ветер всегда дует со стороны Акбайтала. «А чем вообще после учебы заниматься будешь?» — Андрей поддерживает разговор с Мухамедом. «Время покажет, а вообще через пять лет жениться надо будет», — отвечает кыргыз. «Мелкая еще, что ли?» — улыбаюсь Я, думая, что удачно пошутил, оказалось, попал в точку. «Да присмотрел уже, бегает вот такая», — Муха показал рукой от пола метр с кепкой. «Это правильно, жену надо готовить с малолетства», — говорю Я. И уже оборачиваясь к Малютину: «Учись!». Малютин не любитель, когда этого рода тему применяют к нему, насупился. «Муха, откуда ты так хорошо по-русски говоришь, родители русскоязычные?». «В школе изучаем», — отвечает Муха. «Русский даже таджикам в школе преподают, сами подумайте — таджики русский изучают!» — и сделал круглые глаза. Ну, видимо, кыргызы тоже не в ладах с таджиками, и это какой-то местный анекдот про таджиков, который мы не догнали. Но углубляться в межнациональный юмор мы не стали.

Плотно поели, настало время рассчитаться. Женщина, что на кухне была, куда-то растворилась. Муха заглянул на кухню, кликнул, никто не отозвался. Тогда он сцапал листочек, на котором был нацарапан заказ: «Сейчас все посчитаем...». Тут заволновался АВ, аж подпрыгнул: «Не-не-не, не надо нам считать, найди лучше женщину, а то после твоих подсчетов мы еще и должны останемся».

Мы с Малютиным, как главные тихоходы, двинули вперед, АВ с Андреем остались рассчитаться, догонят они нас быстро. Темнело уже быстро, до Мургаба добраться засветло нам не грозило. Уже стемнело, как нас догнал АВ, поравнялся с нами и показал, что заднее правое колесо у нас на ободах. Колесо с Малютиным поменяли махом, как на питстопе, уже машинально разобрались по номерам, и через десять минут снова на марше.

У АВ включился режим «давайте встанем... пофиг где… вот здесь, в поле сворачиваем...» В итоге форд возглавил экспедицию по поиску ночлега. Встали на реке Мургаб, недалеко, в нескольких километрах до кишлака. Ориентирование по нафигатору в темноте по пересеченной местности дало свои плоды, и мы таки встали недалеко от берега на травке, моросил дождик. Нафигатор показывает высоту 3600 метров, голова тяжеленная, как чугун.

Палатки поставили под тентом, которым оборудован красный пепелац АВ, ибо звезд не было видно и атмосферный конденсат, растворенный в воздухе, не внушал оптимизма. Мы с Малютиным решили провернуть операцию «антигорнячка» по второму варианту, так как первый с кислородным баллоном провалился. Коньяка у нас не было, но была водка, благоразумно добытая мной в Душанбе. АВ заявил безапелляционно, что пить алкоголь на высоте нельзя, и да обрушатся на нас кары небесные, короче, трындец нам. В общем, операцию было решено проводить в палатке, дабы безответственным поведением своим не раздражать лишний раз товарища нашего, черт знает, как его горнячка может вставить.

12 августа, в горах на реке Мургаб, 8371 км

За ночь атмосферный конденсат пропитал палатку насквозь, особенно со стороны Малютина, видимо, товарищ спал в луже. То ли палатку в темноте поставили криво, то ли с тента натекло. Из палатки Я выползал с тяжеленной головой, план «антигорнячка» не сработал. Живописный безоблачный пейзаж долины вселял надежду. Но мучал сушняк, дыня пострадала в первую очередь. Палатку сушить гиблое дело, свернули как есть, и нехотя наши машины поползли на Мургаб. Сегодня настало время «Ч», всех мучил один вопрос — закатится Форд в перевал али не закатится...

Перед Мургабом блокпост, разбудили погранцов. Пока товарищи просыпались, конспектировали наши паспорта, АВ устроил фотосессию, как он подъезжает к блокпосту. Для чего резко развернулся и дунул в обратном направлении от поста, чем вызвал панику у погранцов. Увидев Андрея, нашего медийного специалиста с камерой наперевес, что снимает «прибытие поезда», погранцы снизили уровень тревоги.

Кыргызский Мургаб, хоть и на территории Таджикистана, является райцентром скотоводства и всех таджикских кыргызов, которые только официально числятся в ГБАО, а живут и учатся в Кыргызстане, а тут только работают. Мургаб гораздо больше Аличура, но архитектура все та же унылая, единственно, что беленые фасады глиняных прямоугольных лачуг местами украшали какие-нибудь разноцветные рекламные вывески. На улице в такую рань уже много народу, такое ощущение, что все жители кишлака вышли на массовые гуляния, мужчины в пиджаках, национальных сапогах и кыргызских войлочных калпаках.

Два квеста у нас было на данной локации: отремонтировать колесо и надыбать соляры. Разведка местности показало отсутствие какого-либо централизованного автозаправочного комплекса или шиномонтажа. Подъехав в домику с вывеской «шиномонтаж», жизни не обнаружили. Обследовав рядом стоящие домики, нашли только женщин, абсолютно не понимающих, что мы у них спрашиваем. В итоге первый встречный кыргыз мужского пола махнул нам в сторону какого-то поворота за Мургабом.

Там оказалось нечто вроде автобазы, то ли перевалочная база для китайских фур, нашелся и гаражный автосервис. Проколотое колесо перешло в разряд запаски, больше как основное оно не могло использоваться. Солярой поделились водители фур за денежное вознаграждение. Есть там какая-то сарайка из профлиста, где хранится что-то вроде оперативного запаса китайской соляры неожиданного цвета.

Двинули на Акбайтал, вера в Форда таяла с каждым подъемом. Очередной приступ в попытках найти, куда же девается эта искра, привел к тому, что залили весь двигатель соляркой при помощи компрессора, которым начали продувать топливную, уже где только можно. Едем с товарищем Малютиным, наслаждаемся свежими испарениями дизельного топлива.

Перевал АкБайтал, 4655 метров над уровнем моря, проходим на первой пониженной скорости. Пешком мы бы поднимались быстрее, но смотрели бы под ноги. АВ уже забрался на верх перевала и лазал там с нафигатором в поисках наивысшей точки перевала. А мы же с Малютиным, глубоко вжавшись в кресла, почти в горизонтальном положении, как астронавты перед выходом на орбиту, разглядывали пейзажи перевала, пока Форд на 1200 оборотах медленно тащил нас в перевал. За окном редко сыпалась снежная крупа, в зеркало заднего вида обзор заволакивало чернильное облако от китайской солярки. Форд не спеша, но добросовестно грыз дорожный щебень перевала. Под перевал мы катились легко и непринужденно, притормаживая на поворотах, окрыленные победой. Если уж Акбайтал одолели за баранкой этого пылесоса, то хто ж против нас?

Скатываясь с перевала, попадаем в долину живописнейшего озера Каракуль на высоте около 3900 метров над уровнем моря. Озеро бессточное, потому соленое, вода наверняка холоднючая даже летом, когда она в жидкой фазе. Весь вид долины рисует картину, что именно сюда и грохнулся тот самый огромадный астероид, от которого и перемерли все динозавры, как мухи. А заодно и образовал пару складок земной коре, вроде перевалов Акбайтала и Харгуш. И скалистые останки этого астероида торчат сейчас посреди высокогорного озера.

На берегу стоит одноименный кишлак, чайхану нашли сразу, вокруг постоялого двора толпа местных и иностранных машин. В надежде поесть наконец-то достойные манты, заказываем их. Про «карачай с молоком по-казахски» здесь тоже не слышали, потому просим просто карачай. Манты оказались с картошкой, что здесь, наверное, является высшей степени роскошью, потому как картошка, пока досюда доедет, становится золотой. Но картошка низводит это блюдо из разряда манты до вареников с тушеной картошкой и луком. Да и поели сравнительно дорого для такой глуши, но перспектива ближайшего человеческого обеда была не раньше, чем попадем в Ош.

Уходим в перевал на границу Таджикистана с Кыргызстаном. Коптя, м-е-е-е-дленно, обходим группу велосипедистов, начинается подъем.

Таджикский таможенной пост проходим без всякой волокиты. АВ, естественно, поднялся первым и уже где-то на посту. На въезде вагончик, где человек в спорткустюме, доброжелательной внешности сгребает паспорта и чего-то там конспектирует у себя в журнале. На вопрос «Куда дальше?», получаешь ответ: «Наркоконтроль». Нарконтроль — это такой второй вагончик с информационным модулем на фасаде, что ага, тут все сурьезно, действительно госнаркоконтроль Республики Таджикистан. Паркуюсь у вагончика, с паспортами наперевес пытаюсь найти наркоконтроллера. В вагончике никакого электрического освещения. В полумраке слышу, как кто-то окликает, иду на голос, чего он говорит на своем наречии — не понимаю. В дальнем конце вагончика устроился, полулежа на койке, человек в армейской хэбэшке с ноутом на коленях. Увидев русские паспорта, перешел на родной мне язык. «Русский, что ли?» — спросил таджик, глядя на мою тюбетейку. Киваю, что да, русский. «Ты, поди, с теми, на красном джипе?». Отвечаю, что да, с ними. «Запрещенное что-нибудь везешь?», «Нет, все только разрешенное», — отвечаю Я. Товарищ наркоконтроллер больше ко мне вопросов не имел и вернул паспорта. «Счастливого пути!» — напутствовал меня контроллер местного наркотрафика. Следующий вагончик пограничников. Сложность была вспомнить, куда мы засунули миграционки, что нам дали на въезде в страну и которые нельзя вывозить с территории Таджикистана. «Такие зелененькие?» — переспрашиваю таджикского офицера. Тот кивает. Как только он увидел эти миграционки, просветлел лицом, и дело пошло как по маслу. Через пять минут мы выехали за шлагбаум. Над таможенным постом летали белые мухи, предвестники скорой зимы, тут она, похоже, начинается рано.

АВ ждал нас у монумента Архару: «Бисплатный фото, становись, сделаю», — предложил АВ, подражая местному акценту.

«Как вам наркоконтроль?» — спросил АВ. Я ему ответил, что офигенно, пять баллов, контроллер наркотрафика даже не вышел, узнать на чем мы передвигаемся. Подражая АВ, продолжаю с азиатским акцентом: «Хорошая страна, если человек сказал, что ничего плохого не везет, значит, человеку верят!» «А вокруг нашей машины он обошел, — заявил АВ. — И все, что его интересовало — где мы взяли дерево и зачем мы его везем».

Двинулись вниз на кыргызский таможенный пост, внизу белые мухи превращались в дождь.